Древний, славный Ангабат

Древний, славный Ангабат

  Милая Лидия!

  Ты спросишь, наверное, почему я пишу тебе, а не Виктору, - стремились вверх знакомые буквы. - Но, выбирая между вами двумя, я должен думать о том, какими невероятными покажутся читающему мои слова. Даади, как ни горжусь я его успехами на стезе науки, слишком рассудочен. Он может усомниться, может не поверить. Но ты, единственная женщина среди всех моих учеников, знаю, поверишь мне так же, как я когда-то поверил в тебя. И, видит Бог, в своей жизни я не ошибался меньше.

  Лидия хорошо помнила, как пришло первое письмо.

  Оно не лгало - в этой, как минимум, части: писал действительно человек, научивший ее всему. Научивший не одну Лидию. Всех их троих. Виктор Даади со временем, да, стал настоящим университетским профессором, - как рада она была за него! А вот Марк Варвик всегда предпочитал теории практику.

  Именно Марк отправился тогда с автором письма в долгую, трудную экспедицию из - такого далекого - Хариада. Целью ее было найти и описать древний город. А также, если удастся, отыскать следы предмета, некогда в нем хранившегося. Ведь легенда об алмазе Ангабата могла оказаться правдой, хотя бы отчасти.

  И вдруг - то письмо. Когда экспедиция должна уже была находиться посреди пустыни, далеко-далеко от почтовых маршрутов.

  Многие скажут, что теперь, когда мы вернулись в Хариад и добрались до врачей, у меня больше чем достаточно времени. Что худшее позади, что мне нужно сейчас отдыхать. И отдыхать хорошенько, как наказал главный доктор; он считает, мне чертовски повезло пережить черную лихорадку. Тут я с ним согласен. Варвик уже почти поправился, в отличие от меня, но он-то моложе. Дела, однако, обстоят так, что ждать нам нельзя. Поэтому я и пишу тебе. Хоть и знаю, что у тебя теперь довольно других забот.

  Да, Лидия очень хорошо помнила, как пришло то, первое, письмо.

  Когда она взрезала конверт, у нее даже дрожали, кажется, руки.

  Эхо той спешки гуляло долго, и это было громкое, суматошное эхо. Даади приехал сразу, как получил телеграмму, отменил лекцию, к которой готовился месяц, если не два; которой ждали многие и в других странах. Ведь речь шла о судьбе его учителя и его близкого друга. Улыбнулся, как всегда, половиной лица в ознаменование встречи - но улыбка потухла. Надолго. Он собрал людей и отплыл ближайшим кораблем до Бурги, чтобы оттуда, дни и дни спустя, попасть в Хариад.

  Как жалела Лидия тогда, что не может сделать того же. Но она действительно не могла. И как же ждала известий об экспедиции. К счастью, пришли они уже после родов.

  Я должен рассказать тебе об алмазе, - продолжало письмо. - И расскажу, обязательно. Знаю, знаю, как ты насторожилась сейчас. Уж ты-то прекрасно помнишь, как спорили мы с Даади насчет самой возможности существования его. Помнишь, сколько опровержений он собрал, как прислал мне однажды двухсотлетней давности 'Список легендарных и могущественных предметов', в действительности которых автор списка был непоколебимо уверен. Прислал, вычеркнув те, которые, как за эти два века доказали историки, были не больше, чем красивенькой сказкой. Бедный список, от него не осталось почти что совсем ничего. Даади, кажется, так и не поверил, что не сумел им меня убедить.

  Признаться, приплыв в Хариад, я и сам усомнился, и время, пока шли сборы, провел в состоянии довольно тоскливом. Когда-нибудь, когда ты увидишь этот город, ты отлично меня поймешь. Я не встречал за свою жизнь места более безрадостного, более унылого. А ведь это порт! Но жизнь здесь еле течет, и все: и туземцы, и приезжие, кажется, одинаково тяготятся ее утомительным весом. Ладно бы это просто портило им характер и настроение, так и работать здесь никто почти что не хочет (или, боюсь, предположить, не умеет). Поэтому собирались мы вдвое дольше, чем я рассчитал. Но все-таки собрались, все-таки вышли, поэтому довольно про Хариад. Хватит и того, что сейчас мы вернулись в него (госпиталь, впрочем, еще приличное место).

  Не буду утомлять тебя и подробностями нашего путешествия. Как только мы встретимся снова, я в малейших подробностях расскажу тебе о нем. О месяце, проведенном в пустыне, о долгом переходе через плато, о том, как проводники сговорились увести нас другой стороной склона, так, чтобы выступ скрыл от нас Ангабат. Они решили, что, не найдя города, мы бросим нашу затею. Но мы разгадали их хитрость.

  Темные осенние ночи высылали своих гонцов загодя, и, хоть на часах было не больше семи, оконное стекло уже стало зеркалом. В его желтоватом от свечного света мире Лидия, подняв взгляд, увидела и себя. Еще более смуглую, чем в мире обычном. А ведь она-то давно вернулась из последней своей экспедиции.

  Я расскажу тебе об этом и о многом другом, но сейчас, на один короткий момент, я хочу только, чтобы ты представила себе Ангабат - таким, каким увидели его на закате того дня мы. Название это, как ты знаешь, переводится как 'место, где несколько башен', и несколько башен тогда, когда его строили, было явлением наверняка выдающимся. Я держал это в уме все время, что шел к нему. Несколько башен. Много для этой местности тысячу лет назад, не очень-то много сейчас. Несколько башен - это пять, семь, десять, в конце концов. Любое конечное число. Но, Лидия, как ни пытались, мы не могли сосчитать его башни.

  Ты будешь смеяться, но я не шучу. Семь, пять или десять - каждый из нас считал, каждый из нас сбивался со счета, а даже сумев досчитать, мы с Варвиком в подсчетах своих не сошлись. У меня получилось пять, у него - семь. А после - наоборот. Ангабат, между тем, стоял перед нами, обласканный красным солнцем, исщербленный временем, пустой, темный и каменный, огромный тысячу лет назад, совсем не такой огромный теперь. Место, где несколько башен.

  Земли, где он расположился, не так далеки от пустыни, и это засушливый край. Видимо, что-то происходит с воздухом на закате, потому что потом, пройдя там, где были прежде ворота, мы составили карту и узнали, что башен все-таки семь - и еще одна, рухнувшая. Не так-то плохо для города, построенного настолько давно.