Дурачок

Дурачок

Ходит дурачок по лесу,

Ищет дурачок глупее себя.

«Гражданская оборона»

Елена Павловна родила Котьку в критические тридцать шесть лет.

Для современной акушерской науки этот возраст, может, и не столь страшен, но в советское время он был именно критическим. Елена Павловна прошла весь путь старой первородки: обследования, сочувственно-осуждающие взгляды медперсонала («и куда так затянула?»), тяжелые роды, закончившиеся кесаревым.

С отцом ребенка Елена Павловна не состояла в браке, у него была другая семья. Что служило источником многих неприятностей, так как Елена Павловна работала учительницей.

Кроме ребенка, ей от него по большому счету было ничего не надо. Хотелось, конечно, как и всем, любви, ласки… Но Елене Павловне было уже столько лет, что в существование чистой, бескорыстной любви она почти не верила, а общения ей с лихвой хватало на работе.

Елена Павловна жила с мамой. Мама обеспечивала быт: готовила, стирала, гладила и убирала, - так что дочь могла целиком посвятить себя школе.

Во многом мама служила причиной того, что дочь осталась старой девой, и Елена Павловна даже смутно осознавала это, но привыкнув к своему положению, не винила мать и даже умела находить в нем плюсы. К тому же таких, незамужних, живущих только одной работой, в ее окружении было много.

Внешне Котька был нормальным ребенком. Вовремя сел, вовремя пошел, стал понимать горшок примерно тогда же, когда и сверстники…

Настораживал только его взгляд, какой-то пустой и одновременно излишне сосредоточенный. Котька мог полчаса разглядывать муху, бьющуюся в стекло, или как бабушка моет посуду. Он не носился как сумасшедший, как другие дети, молча сосал палец и сидел тихо. Когда за сосание пальца били, Котька плакал, а потом принимался за свое дело снова.

Заговорил Котька поздно, после трех лет. Очень долго в его словаре главенствовали односложные слова и звукоподражания. Садовские одногруппники уже вовсю рассказывали Чуковского, а Котька все, как хвост, ходил за нянечкой и причитал: баба, баба, баба…

Елена Павловна понимала, что что-то не так, но уговаривала себя потерпеть, не торопить события. Участковый педиатр ничего толкового посоветовать не могла.

Диагноз «олигофрения» холодным душем обрушился в шесть Котькиных лет. Елена Павловна прорыдала ночь в подушку и приняла решение: Котька пойдет в обычную школу. К ней под крыло.

Надо было только позаниматься.

И она принялась заниматься со всем своим педагогическим пылом.

Они освоили букварь и счет до ста. В школу Котька пошел подготовленным. Большинство его одноклассников видело буквы впервые на уроках чтения и письма, а поэтому в первом классе он их даже немного опережал. Правда, сосал линейку, ручки, карандаши, что злило как его учительницу, так и саму Елену Павловну. Не помогало ни битье по рукам, ни лишение мороженого и воскресных походов в кино. В конце концов Елена Павловна махнула рукой: сосет – и бог с ним. Лишь бы учился.

А с учебой все было не так просто. Букварь закончился, закончились палочки. Руки Котьку слушались плохо, толстые губы медленно выговаривали по слогам: ма-ма, ба-ба… Переход к слитному чтению все откладывался и откладывался. Но в школе сочувствовали беде Елены Павловны и терпели ее сына. Одноклассники, сначала выровнявшиеся, а потом обогнавшие Котьку, все прекрасно про него понимали и относились по-разному. Девочки в основном жалели и не обижали (хотя кто-то сторонился из-за его привычки сосать канцтовары), мальчишки смеялись, дразнили и часто подначивали на драку.

Когда Котька учился в пятом классе, его портфель в кабинете труда приколотили гвоздями. Он дергал его раз, другой, третий, недоуменно таращил глаза, а догадаться поглядеть, что с сумкой, не мог… Пока трудовик не заподозрил неладное и не подошел посмотреть, что случилось.

В другой раз в том же кабинете в его сумку наложили тяжелые металлические детали. Наученный горьким опытом, Котька осматривал пол, хотел понять, где же гвозди, которыми приколочен к полу его портфель… и не мог найти.

Был он не обидчивый и не злой и в драку вступал, только когда уж совсем доставали.

Когда сын учился в шестом классе, Елена Павловна записала его на шахматы. Как это часто бывает у олигофреников, Котька был очень одарен в этой области. Со временем он даже получил звание кандидата в мастера спорта, что не мешало ему сосать линейку между партиями.

Русский Котьке давался чрезвычайно тяжело. Но, посаженный за одну парту с отличницей Жарковой, успешно сдувал с нее диктанты и контрольные. Учителя делали вид, что ничего не замечают, одноклассники, занятые проблемами переходного возраста, особо не завидовали, тем более что больше тройки Котьке не ставили.

В те годы еще не было ни ЕГЭ, ни ГИА, так что экзамены, которые принимали коллеги Елены Павловны, Котька успешно сдал. Как раз появились компьютеры, а с ними и новые специальности: веб-дизайн, оператор ПК… Котьку тянуло к технике, в железках он как будто и правда неплохо понимал. И Елена Павловна отправила сына в колледж на платные курсы по информатике.

Когда Котька закончил курсы, Елена Павловна пристроила его опять-таки в свою школу. Оформили Котьку дворником, реально же он помогал в работе компьютерного класса, налаживал школьную оргтехнику и тусовался в фойе с младшими классами.

Среднее звено и ученики 10-11 классов сторонились Котьку или смеялись над ним, а начальная школа любила. Социальное развитие его затормозилось на уровне девяти-десяти лет, он с восторгом обсуждал мультфильмы и игры для приставок «Сего» и «Денди». А встретив какую-нибудь особенно приятную второклассницу, серьезно сообщал матери: