Душа шарманщика

Душа шарманщика

В старинной усадьбе на Мясницкой стояла звенящая тишина. Уже как десять лет она неизменно окутывала пышные залы, некогда бывшие предметом всеобщего восхищения, барские покои и детскую, откуда прежде доносилось задорное веселье, коридоры и пролеты, по которым сновала расторопная прислуга, и просторный двор, что радовал глаз обитателей дома.

Нынче же прежняя жизнь эта осталась в далеком прошлом, вместе с топотом детских ножек и звонким смехом, что грел и объединял родительские сердца. Кончина от тяжелой продолжительной горячки навеки разлучила любящих родителей с их чадом. И теперь каждый из них проживал боль утраты так, как умел: граф в надежде забыться уехал в родовое поместье в Тверской губернии, графиня же, отказываясь расставаться с дорогими воспоминаниями, осталась в Москве, отрешившись от мира.

И хотя уже многие годы усадьба на Мясницкой не снимала траурной вуали, жизнь в городе шла своим чередом. И с наступлением новой весны все горожане, от мала до велика, с нетерпением ожидали праздничных гуляний.

В подобные дни графиня обыкновенно уединялась в своих комнатах, подальше от звуков шумной улицы. Она не искала утешения, не искала радости. Все больше погружалась в молитвы, но с болью утраты не желала расставаться. Графине казалось, что сделай она это, то память о ее чаде, о ее милой Вероньке канет в небытие.

Накануне первомайского гулянья пожилой шарманщик проходил близ усадьбы в поисках благодарной публики. До графини донесся протяжный плач его шарманки, сопровождаемый тоненьким детским голоском. Мелодия была столь знакома, что нечаянные воспоминания унесли ее в одну из тех весен, когда и сама она вместе с Веронькой и нянечкой гуляла в Сокольниках. В том далеком дне графиня была по-настоящему счастлива. Но не успела она насладиться моментом, как громогласный вопль развеял хрупкое ощущение радости. Через приоткрытое окно графиня увидела, как дворник гнал прочь шарманщика и маленькую девочку, что была вместе с ним, и чей голос воскресил дорогие сердцу воспоминания.

Повинуясь внутреннему порыву хоть на мгновение продлить былое счастье, графиня вызвала к себе управляющего и велела привести шарманщика и девочку. И уже через четверть часа оба они стояли во дворе усадьбы, недоуменно взирая на богатый фасад с высокими окнами; для чьей хозяйки старик неустанно крутил теперь ручку своей шарманки, а его кроха-дочь усердно выводила ноты.

Графиня же, все также оставаясь в своих покоях, наслаждалась романсами и старинными вальсами. Отчего-то ей казалось, что эти тоскливые жалобные звуки, местами надсадные, будто чахоточный кашель, до боли ей знакомы. Словно это те же мелодии, что она когда-то слышала вместе со своею Верой.

Смущенная этим внезапным желанием, но счастливая впервые за долгое время, графиня просила шарманщика вернуться на следующий день. Получив щедрое вознаграждение, старик охотно согласился, и на завтра снова крутил шарманку, водрузив ее на ножку во дворе усадьбы.

Так повторялось несколько дней. Графиня, сидя у окна, слушала печальные мелодии, мыслями возвращаясь в прошлое, когда в ее семье еще царила благодать. Иногда она рассматривала пожилого угрюмого шарманщика и девочку, что неизменно находилась рядом с ним. От управляющего графиня узнала, что то была его дочь.

Сашенька, как ласково называл ее шарманщик, с виду казалась восьми лет от роду и этим вызывала в графине невольное сравнение с ее собственной дочерью, которой было столько же на момент кончины. В остальном же графиня решительно не находила их похожими. И все же, вглядываясь пристальнее, с каждым разом она замечала в Сашеньке едва уловимые черты до боли родного, горячо любимого детского личика. На мгновение ее осенила безумная мысль.

Взволнованная графиня тотчас вызвала к себе управляющего и на его усмотрение велела предложить шарманщику место в усадьбе. Ей вздумалось спасти их обоих от лишений и скитальчества. Но более всего хотелось, чтобы маленькая Сашенька отныне всегда находилось при ней.

Деяние сие казалось графине столь праведным и благородным, что она и мысли не допускала об отказе. Но стоило ей услышать ответ шарманщика, как она грозной фурией поспешила во двор.

– Изволь объясниться, старик!

– А чего ж тут объяснять-то, сударыня, – сняв выцветший картуз, шарманщик нахмурил брови. – Сколько себя помню – все в дороге да с шарманкой наперевес. Вся моя жизнь в этой коробке, а иной я не ведаю.

– Себя не жалеешь, так хоть о чаде своем подумай! Позволишь скитаться по дворам? Разве не видишь, что со мной ей лучше будет?!

– Сашенька – душа моя. Неужто человек по доброй воле с душой своей расстанется? Не оставлю ее.

– Не губи дитя, окаянный!

Но старый шарманщик уже не слушал ее. Сложив деревянную ножку и водрузив на плечо шарманку, он взял за руку свою дочь и побрел прочь. Про себя же старик решил впредь здесь не появляться.

Время шло, жизнь снова текла своим чередом. Весна сменилась жарким летом, и москвичи охотно покинули город, чтобы обустроиться на дачах среди пышной зелени и свежего воздуха. Стоило же осени чуть постучаться в дверь, как жители потянулись обратно к началу нового сезона, пока осенние дожди холодными каплями проливались на московские мостовые, сбивая пожелтевшие листья. И, наконец, наступила угрюмая зимняя пора, а с ней и первые колючие морозы.

Обыкновенно в эту пору графиня особенно сильно ощущала тоску по дочери. Теперь же чувство это смешалось с волнением за судьбу шарманщика и маленькой Сашеньки. День за днем она корила себя и мучила тревожными мыслями, не зная, что на другом конце города отзвучала та самая шарманка, и рука, что прежде неустанно крутила для графини органчик, безжизненно упала.