Два сердца и космический отшельник

3

  Настроение было мрачное  и решительное. Я упорно тащила за фал свой катер к слегка пострадавшей тепличке того слабака, что назывался учеником отшельника. «Прожить на астероиде – да пара пустяков», -  злилась я и изо всех упиралась в пыльный грунт космоботинками, борясь с порывами взлететь от инерции и малого притяжения. Тут подлетел на своих тихоходах Ник, с которым мы виделись у отшельника, взялся за тот же фал, и тащить стало легче.

  Он помог приладить мой челнок у старой оранжерее, откуда-то притащил переходной рукав, помог приладить его. Ник работал молча, но все дела так сноровисто и ловко, будто слабая сила тяжести и не мешала ему. А я вспоминала Марка, как он ещё вчера утром, перед заседанием Совета прощался со мной, нежно поцеловал и поправил мои короткие волосы таким знакомым ласковым жестом. А потом   моя лучшая подруга обвинила меня в тоталитаризме и тирании, грубом нарушении демократических норм ведения дел на стройке и инициировала голосование, которым меня сместили с должности и, по сути, выставили из Луна-сити. Марк не входил в Совет, но заседание транслировалось по всем каналам, и он не мог не знать…

  Даже родители, которые повстречались мне возле космопорта, знали и пришли ко мне. Сначала, я думала, чтобы поддержать меня, протянуть мне руку помощи и поддержки. Оказалось, чтобы выразить сожаление о том, что их дочь не оправдала надежд…

  А белый скафандр с эмблемой Земной Федерации все мелькал рядом. Этот смолчаливый мужчина всё что-то делал рядом со мной. И так он меня раздражал своим умением все наладить, все устроить и при этом молчать, что я разозлилась и разоралась на него. Марк, мужчина, которого я любила, никогда не был таким ловким, таким всезнающим и умелым. А ещё он постоянно говорил. Он рассказывал про себя, какой он космически великолепный, какой замечательный у него папочка, и как знатно ему живется вэтой части галактики. При этом мне приходилось долго его очем-лтбо просить, потом все ему рассказывать и показывать, как доброму, но маленькому и не самостоятельному ребенку,  а в идеале сделать всё самой или вызывать специалиста. И этот мужчина, за которого я хотела выйти замуж, этот чудо-человек, поющий себе диферамбы, парень, о котором я заботилась даже больше, чем о себе, меня предал?

  А этот как нарочно вертится перед носом и только злит!

- Что ты всё время туда-сюда ходишь? – зло выкрикнула в трансивер на коротких волнах.

- Я к себе в яхту ходил, за кое-какими материалами, - плечи его скафа чуть шевельнулись, а лица сквозь поляризованный шлем видно не было.

   На яхту ходил? На какую? Я оглянулась и увидела громадину, на фоне которой мой транспорт выглядел, как космоскутер рядом с челноком. И только сейчас я поняла, что это же он меня чуть не угробил совсем недавно на своей яхте!  И со всей злостью, что накопилась в душе, проорала:

- Слышь, мужик, ты вообще заметил, что сегодня чуть тут не размазал меня по обшивке своего корабля?  

В ответ послышалось тихое и усталое:

- Извини, не хотел.

- Ты вообще понимаешь, что чуть не раздавил меня? – похоже весь тот крик, что не выплеснулся раньше, теперь рвался наружу. От жалости к себе и гнева хотелось выть, но я прорычала: - Мне жить надо! От меня тысячи людей зависят, понимаешь? А ты меня чуть того!.. У меня дела! А ты! Меня – по обшивке!

- Ладно, не ори. Помощь ещё нужна?

- Да иди ты, знаешь куда? Помощник!

- Зовут-то тебя как? – и столько усталости было в его голосе, столько тоски, что вся моя злость утихла как огонь, на который плеснули водой.

- Димфна. Можно просто Дим.

  Он сделал жест приветствия, которым капитаны космических судов приветствуют друг друга, развернулся и ушел. Я вяло ответила ему в спину таким же жестом.