Две могилы

Две могилы

Раскатисто порыкивая, гроза ушла, освежив Питер. Молодой блондин в брюках навыпуск, рубашке гелиотропного цвета, белом воротничке и персиковом галстуке, взошёл на крыльцо ресторана "Тулон". Швейцар, намётанным взглядом определив, что перед ним не благородный господин, а, скорее, квалифицированный рабочий или мастер, кланяться не стал, но поздоровался учтиво и открыл дверь - оттуда хлынуло многоголосие шишковского хора.

Оценив переполненный зал, блондин передумал проходить к столику, где призывно улыбался, уже перестилая скатерть, официант-татарин, и вернулся на крыльцо. Осмотревшись с него, пересёк Итальянскую улицу, погулял туда-сюда, украдкой бросая взоры вглубь ресторанного двора, раскурил папиросу и лишь затем сел в пролётку, на которой и приехал. Получив тычок в спину, неказистый "ванька" понужнул лошадёнку. Поодаль в экипаж подсел рабочий по виду человек в сапогах, пиджаке и картузе набекрень.

Швейцар и думать забыл о несостоявшемся едоке, встречая вальяжного купца, который подкатил на "лихаче". Огибая роскошную коляску, со двора ресторана выехала двуколка артельщиков-инкассаторов. Упитанная кобыла резво порысила к Михайловскому дворцу, чтобы там свернуть на Невский, где банк. Напротив сада экипаж инкассаторов настиг "ваньку". Их кучер привстал с козел и зычно предупредил тихохода о намерении обогнать:

- Па-а-берегись!

Внезапно седок в картузе перехватил у "ваньки" левую вожжу и потянул. Кляча дернулась, перегородила дорогу - экипажи столкнулись, стали. И тут двое прохожих, что фланировали вдоль ограды, заскочили на подножки, угрожая сидящим артельщикам револьверами. Лица мужчин, которые так решительно обернулись налётчиками, убедили охранников поднять руки. Парень в картузе резво перескочил на облучок артельной повозки, уткнул ствол в живот кучера и подхватил вожжи, которые тот выронил. Блондин грозно велел "ваньке" стать к обочине, а сам тем временем сноровисто отыскал в ногах инкассаторов туго набитую сумку и воскликнул:

- Есть! Погнали!

Прохожие, в основном женщины с детьми и с колясками, что обычно для тихого июльского вечера - останавливались, с любопытством смотрели на столкновение упряжек, признавая виновником "ваньку", который покорно отводил клячу в сторону. Когда налётчики вытолкнули артельщиков прямо в лужи и помчались прочь, настёгивая кобылу - несколько впечатлительных дам вскрикнули. Кто-то посоветовал извозчику:

- Ты что же, болван? Догони их! Останови!

Но перепуганный мужик смотрел то на упавших артельщиков, то вслед их повозке и бормотал:

- Как же? Подрядили на час, а платить кто будет?

Грянули выстрелы. Это ограбленные мужики поднялись и бежали вдогонку за повозкой, паля из револьверов. Угонщики несколько раз ответили. Одна пуля шмелём прогудела над зеваками, другие нашли себе случайные цели. С коротким ржанием, которое заглушило женский стон, кляча вздыбилась и свалилась. Хрустнула оглобля. Толпа бросилась врассыпную, и на мостовой остались два тела - лошадиное, которое вразнобой дрыгало копытами, сопротивляясь смерти, и неподвижное девичье.

Повозка скрылась за углом, перестрелка стихла. Зеваки с криками: "Полиция! Доктора!" стали собираться, подобно ртутным шарикам, и скоро слитная толпа окружила место происшествия. Несколько мужчин схватили "ваньку", который вовсе пал духом. Солидный господин глянул на живот девушки, где платье промокло кровью, опустился на колени и приподнял ей голову, вопрошая:

- Мадемуазель, вы в порядке?

- Воды, дайте ей воды, - с надрывом крикнул чей-то женский голос.

- Ворот расстегните, чтоб легче дышала...

Советы, восклицания, причитания слились в неразличимый гомон, а с двух сторон Итальянской улицы приближались свистки городовых.

*

Свернув с Невского, налётчики тотчас оставили повозку на усмотрение кобылы, которая продолжила движение, сами же пешими направились в сторону Апраксина двора, путая таким образом след. Инкассаторская сумка уже переместилась в заплатанный мешок. Тот невинно свисал с плеча рабочего, который остался в полосатой косоворотке, а пиджак нёс в руке. На Инструментальной линии компания выбила условную дробь по двери склада, вошла внутрь, закрылась.

Тусклый электрический свет озарял давно белёные стены и потолок, увешанный гирляндами рваной, пыльной паутины. Центр пустого помещения занимал верстак. Лавка, застеленная газетой, и три стула - помогали ему играть роль стола. Обеденного, судя по водочной бутылке, хлебу, мясным закускам и немудрящей зелени.

- С полем, охотнички! - поприветствовал вошедших усатый мужчина, одетый с шиком и похожий на иностранца. - Ну-с, хвастай, Федя, как твои добры молодцы себя показали, заодно и знакомиться станем...

Сбросив ношу на свободную часть верстака, рабочий отступил, сдёрнул картуз, поправил пятернёй короткие волосы, снова надел головной убор. Остальные подельники занялись добычей, горкой вывалили разномастные пачки банкнот. "Федя" разровнял их в один слой. Усатый потёр руки:

- А неплохо! - и оценил. - Тыщ двадцать будет...

- Экс прошёл, как по маслу! Мигаль рассчитал место остановки до аршина. Воры тоже церемоний не разводили. Жук артельщика швырнул, так тот кубарем! А Щербатый своего и кулаком наладил. Эх, удачно взяли! - блондин взъерошил торец пачки, словно колоду игральных карт. - Француз, с этими парнями можно иметь дело...

Грабители и усатый любовались деньгами, трогали, рассматривали и бросали назад. Довольные успешным ограблением соучастники не заметили, как рабочий в картузе, по кличке Мигаль, вздрогнул, услышав слово "Француз". Глубоко вздохнув пару раз, он стал приводить себя в порядок - расправил пиджак и надел в рукава, затем тщательно отряхнул брюки, заправленные в сапоги. Очевидно занятый делом, на похвалу с пожатием руки - отозвался коротко и без улыбки, мол, говорить не о чем. Так и стоя поодаль, он вынул револьвер, осмотрел.