Дым

Глава первая

Пасмурное, затянутое чёрнильными тучами небо, промозглый, пробирающий до костей ветер и мерзкий, накрапывающий дождь. По встречающей погоде, Питер настолько сильно напоминает мне Нью-Йорк, из которого я, собственно, и прилетел, что выходя из самолёта испытываю острое чувство дежавю. Но с другой стороны – есть что-то родное, привычное и "домашнее" в этом холоде, дожде и абсолютно чёрном небосводе, резко отличающее культурную столицу нашей страны от "Большого яблока".

Спускаюсь по трапу самолёта, поправляя ворот пальто, и параллельно включаю телефон. Представляю, как сильно он будет разрываться, неустанно оповещая меня о куче уведомлений. Всё-таки, в "мёртвом" состоянии он находился со вчерашнего дня.

Я отключил его около двенадцати, собираясь на, пожалуй, главную сделку этого года – подписание договора с мировым гигантом в IT сфере. Этот договор – шанс для моего холдинга окончательно и бесповоротно укорениться на международной платформе. Тем более, учитывая уже имеющиеся сотрудничества с мировыми компаниями. И чтобы получить его я четыре года зубами грыз землю, вламывая похлеще ломовой лошади. Но даже три дня в Новом Амстердаме не обошлись без пиздеца, с которым мне в срочном порядке пришлось разбираться сразу же по прилёту, тем самым пожертвовав своим сном.

Поэтому на чисто символическом ужине в честь начала сотрудничества я провёл не больше двух-трёх часов, а затем покинул ресторан, отправляясь в отель. И безбожно проспал там больше двенадцати часов, не испытывая и малейших угрызений совести. О выключенном мобильнике я, естественно, всё это время не думал.

На парковке у здания аэропорта меня уже встречает Алексей – мой водитель. Отдаю ему чемодан, чтобы он убрал его в багажник, открываю заднюю дверь и "ныряю" в приятно прохладный салон, обтянутый светлой кожей.

Растёгиваю единственную пуговицу, на которую было застегнуто пальто, и облегчённо выдыхаю, откидывая голову назад.

– Домой, Марат Таирович? – Захлопнув дверь спрашивает Алексей, обернувшись ко мне.

Киваю.

И только хочу прикрыть глаза, в надежде подремать в дороге до дома, как телефон в кармане начинает назойливо зудеть. С тяжким вздохом достаю его, смотрю на экран и... совершенно искренне удивляюсь.

"Женя"

На дисплее отображается фотография смеющейся девушки, сидящей на траве у озера с изумрудной водой в позе лотоса и прижимающей к животу плюшевого фиолетового бегемота. Это я ей подарил его в тот день. Точнее, не совсем ей...

Гипнотизирую снимок взглядом, рассматривая длинные густые тёмно-каштановые волосы, ямочки на румяных щеках, белоснежную, заразительную улыбку, но сильнее всего меня цепляет взгляд серебристых глаз. Они у неё цвета чистой стали.

Прихожу в себя только когда изображение вдруг исчезает с дисплея, а телефон в ладони затихает, переставая вибрировать.

В новостной строке появляется красный значок пропущенного вызова. Смотрю на него и ощущения такие же, как если бы смотрел на сварку.

Смаргиваю напавший морок, окончательно возвращаясь в реальность, и тут же набираю номер девушки.

Гудок.

Второй.

Она отвечает, и я рот не успеваю открыть, как слышу сиплый, гнусавый голос, совершенно мне незнакомый:

– Марат. Дима погиб.

Её выдержки хватает лишь на три этих слова — проходит меньше секунды и на том конце раздаются грудные, какие-то совсем не человеческие рыдания.

Известие о смерти друга волной тока прошибает меня, из-за чего я резко вскидываюсь и выпрямляюсь, ощущая, как шевелятся волосы на голове. На языке вертится тысяча вопросов, но ни один из них, даже тот, что уже практически вылетает из полуоткрытых губ – "как?!", я не задаю.

Потому что она в очередной раз громко всхлипывает, затихает на мгновение, а затем надрывно вздыхает, с не здоровым, хриплым свистом в грудной клетке.

Для меня эти звуки – всё равно, что заточенная стрела, попавшая висок и прошедшая насквозь, просверлив и второй.

Никогда не выносил её слез, готовый сделать что угодно, лишь бы успокоить. А в данном случае это не просто плач, это самая настоящая истерика и она в буквальном смысле убивает меня.

– Я сейчас приеду. – Произношу чётко и твёрдо. Отключаюсь и обращаюсь уже к Лёше:

– К Демидовым.

Парень кивает, лишь мельком взглянув на меня в зеркало заднего вида.

Именно за умение не задавать лишних вопросов я его и ценю. 

Откидываюсь на спинку сиденья, смотрю в окно, сжимая в кулаке мобильник, и тяжело вздыхаю.

Димка, Димка... Во что же ты опять вляпался?

***

Мы не виделись и не общались два года.

И увидев в окне машины на пороге дома невысокую, миниатюрную брюнетку, кутающуюся в серый шёлковый кардиган, я едва ли узнаю своего Семицветика.

Выхожу из автомобиля и в несколько быстрых шагов преодолеваю расстояние до пары ступенек, на одной из которых и стоит девушка. Между нами остаётся около метра, когда я резко останавливаюсь, словно врезавшись в невидимую стену, появившуюся из ниоткуда.

Она поднимает глаза и этот взгляд – тёмный, полный боли и горечи, в котором погас свет жизни, та самая причина из-за чего я замираю на месте, как вкопанный.

Я уже видел его.

Шесть лет назад, когда умер Игорь Александрович – отец Жени. И от воспоминаний о том периоде у меня холодок пробегается по позвоночнику, проводя остро заточенными когтями по коже, заставляя поежиться.

– Спасибо, что приехал.

Я едва слышу её, хотя и стою почти на расстоянии вытянутой руки.

Вижу, как пытается выдавить скупую улыбку, как дёргаются уголки губ и как уже через секунду платиновые глаза наполняются слезами. Вижу, как пытается сдержаться, совладать с собой, но не может. И в конце концов, громко всхлипывает, закрывает лицо ладонями, отрицательно качая головой.

Не могу смотреть на неё такую.

Поднимаюсь на ступень и притягиваю её к себе, сжимая в объятиях. Даже так мы не одного роста – она едва достаёт мне до лба.

– Я не смогу без него, Марат. Не смогу. – Уткнувшись мне в плечо, шепчет брюнетка.

Не нахожу слов. В голове непроглядный сигаретный дым, табачной горечью оседающий на кончике языка, а за ним – пустота.

Хотя нет.

Где-то под сердцем, выйдя из спячки, просыпается чёрное игольчатое нечто, напоминающее дикобраза, и хищно скалит острые зубы. Машет хвостом, и я отдалённо ощущаю, как начинают впиваться первые иголки – мелкие пока что.

Это страх. Страх за неё. За то, что она действительно не сможет, не справится. Единственный и последний раз я ощущал его как раз таки шесть лет назад.

Игорь Александрович был для Жени самым главным мужчиной в её жизни. У них была настолько сильная связь, что представить людей более близких друг другу просто невозможно. Они были не просто отцом и дочерью, они были лучшими друзьями, родственными душами, понимающими друг друга на телепатическом уровне, единомышленниками.

И когда он умер, я искренне испугался, что эту утрату она будет не в силах пережить.

В отличие от Димки, который как мантру каждый день твердил – она сильная, она справится, просто нужно время. Он верил в неё даже когда она полтора месяца ни с кем не разговаривала, целыми днями либо спала, либо смотрела в одну точку, совершенно ни на что не реагируя. К ним на дом приходили специалисты, занимались с ней, но толку от этого откровенно не было. А он всё равно продолжал верить, в то время как я уже подыскивал специальные медицинские центры, в которой ей, возможно, смогут помочь.

Но в один прекрасный день он позвонил мне и чуть ли не задыхаясь от счастья сообщил о том, что Женя приготовила завтрак. Проснулась раньше него. Сама приготовила завтрак. Для себя и для него.

И с того самого дня, по вот таким вот крохам, Семицветик начала возвращаться к жизни.

Но тогда рядом с ней, 24/7 был Димка. Когда она окончательно пришла в себя, у них словно второй конфетно-букетный период начался или же второй медовый месяц, не меньше. Я видел как она смотрела на него. Немного иначе, чем когда они только начинали встречаться. Теплее. Трепетнее. Нежнее.

В какой-то момент я даже подумал, что теперь роль главного человека в жизни, которая всегда принадлежала Игорю Александровичу, перешла к Диме. Наверное, так оно и было.

Но теперь нет и его.

Правда, есть один крохотный Лучик.