Лужа была холодной, как взгляд ростовщика. Дженни заметила несколько льдинок, светящихся в темноте красным – в склизкой поверхности отражалось пламя. Даже странно, что Дженни едва чувствовала холод, лежа в грязной воде.
С треском догорали обломки фургона, разбросанные на десятки шагов. Чадили вороха сценических костюмов, дрожащие огоньки обрисовывали груды обугленной соломы, исходили дымом тлеющие доски, а отсветы огня то выхватывали из тьмы картину разгрома, то снова позволяли милосердной ночи укрыть догорающее счастье Дженни.
В подсвеченной красным темноте проступили движущиеся фигуры – несколько человек бродили, прикрывая лица рукавами и полами плащей, на них блестел полированный металл. Силуэты дрожали и расплывались, ныряя в облака дыма. Время от времени эти люди что-то говорили, и в голосах не угадывалось ни удивления, ни ужаса перед произошедшим. Городская стража, поняла Дженни, это стража. Для них то, что случилось на площади – просто работа.
Она по-прежнему лежала в ледяной воде и не хотела подниматься. Если встать, позвать солдат, привлечь к себе внимание – значит, придется участвовать в этом равнодушном хождении среди чадящих обломков фургона и обгоревших тел. Отвечать на какие-то вопросы, заданные спокойными голосами. Нет уж, лучше лужа.
Одна из темных фигур прервала движение и остановилась неподалеку. Стражник прикрывал лицо полой плаща, а другой рукой махал перед собой – разгонял дым.
- Ничего не понимаю, - прохрипел он.
Какой умный, подумала Дженни, сразу ухватил самую суть! Стражник опустил руку и чихнул. В багровом свете Дженни разглядела его лицо – совсем молодой, с тонкой ниточкой черных усов под покрасневшим носом. Глаза стражника слезились от дыма, он стал тереть их кулаками.
- Ничего не понимаю, - повторил стражник, - что может так жарко пылать? Здесь же и сейчас дышать невозможно!
- Мало ли, что бродячие артисты возят в своих фургонах! – перехваченным голосом ответил другой солдат.
Он пошевелил кучу углей древком алебарды, куча развалилась, выбросив облачко искр, на стражника пахнуло жаром, и он торопливо отбежал в сторону.
Рядом с Дженни растаяла последняя льдинка, расплылась чистым круглым пятном среди подернутой мелкой черной золой воды.
Затопали копыта, в дрожащее дымное марево вплыл громоздкий силуэт, со скрипом отворилась дверца кареты. Фигуры в дыму задвигались живее, собираясь к карете. Под копытом лошади что-то сломалось с громким треском, на миг полыхнуло пламя, в стороны полетели тлеющие обломки. Во вспышке проступил бок кареты – тускло поблескивающий темной сталью, пересеченный рядами заклепок.
Один из отлетевших обломков шлепнулся в лужу рядом с Дженни, она невольно подскочила и тут же окунулась в удушающий жар. Пока оставалась в ледяной воде, не чувствовала, как здесь горячо. Наполненный копотью раскаленный воздух словно прилип к щекам, глаза заслезились. Дженни закрыла лицо ладонями, прохладными после ледяной ванны.
Стражники столпились у кареты, где в подсвеченном изнутри прямоугольном проеме показался вновь прибывший – невысокий коренастый человек. Должно быть, большое начальство, потому что стражи порядка не спускали с него глаз. Так что и Дженни никто не заметил, кроме молодого стражника с черными усами, он неуверенно оглянулся на карету, но потом все же решился и подошел к Дженни.
- Сударыня, вы живы? Вы из этого фургона?
- Ага, - только и смогла просипеть девушка. Теперь и она терла глаза кулаками, с которых текла грязная вода.
Стражник торопливо скинул плащ и набросил на плечи Дженни. Тем временем важный приезжий заметил их и быстро отдал приказ солдатам бежать на дальний край пепелища, где нужна помощь. А сам выбрался из окованной стальными листами кареты и заторопился к Дженни, пристукивая тростью по углям. Из-под его тяжелых ботинок летели икры, и зола закручивалась крошечными мутными вихрями. Приблизившись, он воровато огляделся, будто хотел убедиться, что подчиненные, которых он отослал, не успели заметить Дженни. Те сбежали очень поспешно, из чего Дженни заключила, что невысокий господин обладает большой властью. Вон как все спешат исполнить его приказ!
- Сержант, это девушка из труппы? Из числа пострадавших?
- Так точно, господин префект!
- Веди ее в мою карету. И запомни: ты ее не видел! Никто не должен узнать, что у нас есть свидетель.
Сержант с усиками осторожно обнял Дженни и увлек к карете. Рука у него была твердая, Дженни очень хорошо чувствовала прикосновение сквозь промокшую ткань плаща, и при других обстоятельствах ей, наверное, было бы приятно, что ее нежно поддерживает такой красивый молодой человек в таком блестящем нагруднике и при таких черных усах… а еще более вероятно, что Дженни – при других-то обстоятельствах – смутилась и постаралась бы отстраниться. Но сейчас ей было все равно. Ну, почти что все равно.
Она послушно побрела с сержантом, а грязная вода, стекая с одежды под чужим плащом, на угли, шипела, пузырилась и тут же обращалась в облачка пара. Если бы не эти холодные струйки, она бы не смогла дойти до кареты по дымящимся углям.
Кони, запряженные в бронированную карету, фыркали и качали головами в клубах дыма, один нервно переступил копытами, карета немного сдвинулась, и черноусый сержант поддержал Дженни под локоть, помогая взобраться. Из дыма выплыл коренастый префект и поторопил Дженни:
- Быстрей, быстрей, сударыня! Тебя никто не должен видеть! Сержант, ты тоже! Живо за мной! И захлопнешь дверь! Живее!
Внутри ничего не было – только масляный светильник под потолком да широкие скамьи – потемневшее от времени дерево под грубой обивкой. Стены – все та же сталь, тускло отсвечивающая под лампой, и ровные ряды заклепок. Сержант с грохотом затворил дверцу, и сразу стало прохладнее. Он усадил Дженни на скамью, по знаку префекта устроился рядом. Начальник плюхнулся на скамью напротив, пристукнул тяжелой тростью и подался вперед, вглядываясь в Дженни.