Единственная для Сурового

=1=

=1=

— Рассказывай, Настя. 

— Здесь холодно. Я могу простыть и заболеть. Я беременна, Руслан. 

Холодное, суровое лицо мужчины надвое пересекла мрачная усмешка. Он оседлал стул верхом и свесил руки со спинки стула.

Снова, как и вчера, как и позавчера, я не смогла смотреть на него без содрогания. При одном взгляде на его сильные, перекачанные руки с толстыми жгутами вен под смуглой кожей в голове начинали роиться кошмары. 

Руслан приходил каждый день и повторял одну и ту же фразу:

— Рассказывай, Настя. 

О чём? Что я должна ему рассказать?

В чём он подозревал меня? Я снова вспомнила его слова, сказанные в приёмном отделении клиники. О том, что я сливала информацию. Какую информацию? Кому?

Я ничего такого не знала и тем более не делала. 

Почему меня подозревали в предательстве?

На второй день заключения в тёмном, сыром подвале у меня сдали нервы. Истерика омрачила рассудок.

Я плакала и выкрикивала обвинения, даже осмелилась подойти к Руслану очень близко и попыталась поцарапать его запястья. Он легонько толкнул меня на кровать, навис сверху и заставил заткнуться только одним взглядом. 

Пугающий мужчина. Кем он приходился Суровому? 

Другом? Дальним родственником? Управляющим бизнесом?

Ни на один из этих вопросов у меня не было ответа. Руслан не собирался отвечать. Он продолжал давить на меня морально и нарочно запер в подвале. Держал в клетке, как заключённую. 

В просторном, сыром помещении стоял только старый продавленный диван, с вытертым пледом. Это был единственный предмет мебели.

В соседней комнатушке находился крохотный санузел: унитаз и кран, торчащий из стены, с холодной водой. 

Третий день я здесь находилась.

Меня начинал пробирать озноб и я не на шутку была встревожена: вдруг я простыну и заболею? Что тогда будет с моим ребёнком?

— Я беременна. Это ребёнок Сурового. 

Руслан поскрёб щетину пальцам и внимательно посмотрел на меня. У него были тёмные, почти чёрные глаза, но с другим выражением, иначе, чем у Сурового. 

Я была безразлична Рустаму, нас с ним ничто не связывало.

Это освобождало ему простор для действий. Заглянув в его глаза, пустые и холодные, я поняла, что он может избавиться от меня и не станет переживать по этому поводу. 

— Говоришь, что беременна от Сурового? Это ещё надо проверить.

Я совсем не поняла смысла его слов. 

 — Что вы имеете в виду?! О какой проверке вы говорите?!

— Насколько я понял, Суровый не озадачил себя тестом ДНК на определение отцовства. Он поверил тебе на слово. Я не позволяю себе такой роскоши. 

Слова Руслана прозвучали настолько неправдоподобно и отчасти нелепо, что я рассмеялась. Но смех был обречённым, невесёлым и прозвучал неуместно в стенах сырого подвала. 

— Я вижу, что тебе весело. Думаешь, беременность тебя спасёт? Станет преградой? Сможет разжалобить? Не на тех напала, девочка.

— Не думаю. Глядя на вас, Руслан, я точно не надеюсь ни на что хорошее. Наверное, очень просто быть сильным, держа в подвале беременную девушку, в два, а то и в три раза меньше себя самого?

Руслан рассмеялся. Его смех эхом прокатился по полу-пустому, просторному помещению и даже отозвался внутри меня. 

— Слабенькая попытка, Настя. Очень слабенькая. Я думал, что работая на Каримова, ты научилась врать получше. 

— Я работала простой уборщицей. Не понимаю, почему вы мне не верите?!

— Все продажные девочки Каримова официально устроены уборщицами, официантками или офис-менеджерами. Так что это не самое надёжное оправдание. 

Я устало прикрыла глаза и закуталась в плед, пахнущий сыростью и старьём.

Если бы меня ещё морили голодом, я бы точно решила, что Руслан задумал избавиться от меня. Однако еду приносили исправно, простую, но сытную.

Что ж… По крайней мере, если меня и планировали убить, то точно не заморить голодом. 

— Ну?

Короткая реплика Руслана подстегнула мои измученные ожиданием нервы. Но реакция была не такой, как он рассчитывал.

Я лишь устало посмотрела на мужчину и снова опустила вниз ресницы, отгородившись от него спасительной темнотой. 

— Значит, ты не хочешь говорить по-хорошему. 

— Будет по-плохому?

Руслан лишь зловеще ухмыльнулся и вышел, забрав стул.

Дверь громыхнула особенно громко и единственная лампочка, едва рассеивающая темноту, тоже погасла. 

Теперь он решил отобрать у меня свет. 

Друзья! Чтобы не упустить эту книгу, нужно добавить её в библиотеку.