Эффект одуванчика

Эффект одуванчика

Туман только начал откладывать бисер, когда Захар вышел на палубу. За спиной остались терпкий дух сажи остывшего очага и сладкое посапывание Кристины, оторваться от жаркого бока которой было совсем непросто. Но Захару хотелось порадовать жену свежей рыбой... настоящей, ловленной рыбой, а не синтезированной из воздуха манной, с запахом ванили и мёда.

Стараясь не шуметь, Захар прокрался к трапу и спустился на влажный, укусивший холодом песок. Стало и вовсе зябко. Неизменная темнота ночи сегодня особенно давила, и Захару пришлось расширить диапазон зрения, чтобы хоть что-нибудь разглядеть в чернильной мгле. Изо рта вырывались невесомые комки пара, штанины потяжелели, наждаком обдирая щиколотки на каждом шагу.

Баркас уже четверть года стоял в глубине пляжа под защитой высоких дюн, надёжно укрывших судно от ветра. А шлюпку Захар перетащил к берегу только вчера: вёсла, уключины, рыболовные снасти, дубинка... всё такое древнее – даже дикое... и такое нужное для справедливой охоты, когда рыбак и его жертва находятся в равных условиях и не вправе обижаться друг на друга. Только в этом случае уха будет вкусной, а обжаренная в кунжуте рыба порадует хрустящей корочкой и тающей плотью.

Кулинария начинается с охоты. И если стартовать «неправильно» – рвотный привкус страха и ненависти не выведешь никаким маринадом.

Захар придирчиво осмотрел снаряжение: сеть, петля, поплавок... приоткрыл короб со снулыми карасиками. Мелюзгу он ещё вечером наловил с берега на удочку. Добыча «не ахти» – с ладонь и до жути костлявая, зато отличная приманка для хищника.

Улыбнувшись предвкушению схватки, Захар решительно столкнул лодку и ловко запрыгнул в неё, лишь по колено замочив ноги.

Шлюпка, легонько покачиваясь, развернулась носом к берегу, но Захар, отжав штанины и отряхнув песок, взялся за вёсла и выправил направление. Вскоре белёсая полоса прибоя вместе с тысячелетним стоном гибнущих волн растворилась в фиолетовом мраке. Пропитанный йодом и гниющими водорослями болотистый дух моря теперь был плотен и осязаем, он обступал со всех сторон, настороженно разглядывая охотника и его орудия.

С каждым махом вёсел Захар всё острее чувствовал пробуждение первобытной радости от единения с природой. Он хотел накормить женщину и гордился своим желанием. В эти минуты он – рыбак, добывающий пищу из сложного узора живого в мёртвом, когда свет кормит клетку, клетка – креветку, которую кушает рыба, чтобы украсить собой обеденный стол человека. Как сто лет назад и тысячу... как повелось от начала времён.

Спустя полчаса интенсивной гребли Захар поднял вёсла, уложил вдоль борта и прихватил их штертами. Только потом «осмотрелся». Это было не совсем по правилам, но ведь и рыба в последние годы поумнела, не то что в прежние времена…

Через минуту Захар ощутил каменистый грунт, гранённый мидиями, нерешительного краба, осторожно ступающего по режущим кромкам раковин, заросли водорослей, в которых притаился триглу – обычный наблюдатель суеты зеленушек... Ещё была семейка полуметровых медуз и жидкий косяк молодой хамсы, плывущий навстречу холодному, богатому кислородом течению.

Хамса не интересовала Захара. Ради такой мелочи не стоило выползать в сырое, студёное утро из полного любви и тепла кубрика. Захар искал настоящего зверя, с которым было бы не стыдно помериться силой и ловкостью. А потом, разумеется, съесть. Из плавника сварить суп, а печень, хорошенько отжав от крови и вымочив в молоке, зажарить с изрядной дозой чеснока и перца. Захар улыбнулся, вспомнив свои вчерашние приключения в долине Ганга, где копал корень имбиря для сегодняшнего завтрака.

Он даже зажмурился от удовольствия, представив, как Тинка проснётся от шкварчаще-булькающих «мелодий» камбуза и ароматов готовки. А на обед они позовут друзей-приятелей: шумное семейство Долгих из Сибири, сдержанную чету Миамото с Хоккайдо. Хорошо бы заскочили на часок-другой чилийские сёстры Росарио и Висента... будет с кем обсудить тонкости приготовления соуса для обжаренных роллов из мяса акулы, а не скучать на утомительном диспуте о гроздьях чёрных дыр, симметричных Плеядам...

В размышления о приятном вторглась серая тень, скользнувшая в кабельтове от шлюпки. «Присмотревшись», Захар «разглядел» двухметрового катрана – достойную цель утренника. Рыба плыла по холодному течению и вот-вот должна была встретиться с хамсой. Этому следовало помешать: сытый катран втройне осторожен. Захар тихонько, чтоб не испугать, постучал дубинкой по борту лодки, потом просунул биту под весло и покрутил: неровный скрип – отличный зов любознательной рыбе! Катран заинтересовался звуками и сменил курс, благополучно разминувшись с проскочившим позади него косяком.

Теперь акула по широкой дуге сближалась с лодкой. Захар щедрой рукой разбросал вокруг шлюпки треть карасей из короба, ещё столько же завернул в сетку и опустил рядом, привязав к уключине. Остаток приманки будет «про запас», на случай, если с первым заходом не сложится.

Убедившись, что катран «клюнул» и сужает круги вокруг лодки, Захар перебрался на кормовое сидение и приготовил петлю с крючьями. Другой конец троса был пропущен через кольцо ярко-жёлтого поплавка и надёжно ввязан в корму. Поплавок в предутренних сумерках казался неряшливым, серым комом…

Удар акулы, когда она попробовала «на зуб» сетку с приманкой, отчётливо передался корпусом лодки. Захар натянул перчатки с крагами: оцарапаться о плавник было бы большой ошибкой. Ранение тем более неприятное, что слизь, покрывающая шипы катрана, ядовита. Придётся заживлять раны, о чём нельзя будет умолчать во время дружеской беседы, и радость обеда будет омрачена.