Его марионетка

Увертюра

… вспышка…

Скулы сводит от улыбок.

Актовый зал головного офиса холдинга полон гостей. Презентация нового товара прошла успешно – теперь можно расслабиться и поболтать, выпить вина, угоститься канапе или бутербродами. Потанцевать под медленную красивую мелодию.

Всё идеально и безупречно.

Я мила с приглашёнными, поддерживаю светскую беседу, сверкаю бриллиантами.

Красива, благополучна, избалованна. Так думают все, кто хотя бы немного знает моего мужа, – я ловлю завистливые взгляды. Эта зависть смешна мне. Они оценивают витрину. Рассматривают безупречную куклу, которую выставили напоказ. Они не знают, что за этим… За улыбками и лоском. Они не видят воющей пустоты – я научилась прятать её. Мне нельзя, я не имею права прогневить хозяина. Того, кто дёргает за ниточки, чтобы я плясала так, как ему надо. Выдавала заданные эмоции. Ему нет дела до моих реальных.

А ведь когда-то всё было по-другому. Девять лет назад, когда я безумно влюбилась в него – идеального и безупречного…

Беру бокал, отхожу на террасу – пока он занят разговорами с важными людьми, у меня есть немного времени на одиночество и размышления. На отдых от фальшивых улыбок.

Делаю глоток, опираюсь на парапет, ловлю обрывки аккордов… Когда-то мы с ним играли эту мелодию в четыре руки, перемигивались и смеялись… Тогда я ещё верила, что имею значение для него.

Он был моим богом – страшно взрослый в свои двадцать три для тринадцатилетней меня. Невозможно красивый. С удивительными фиалково-синими глазами. Я утонула в них с первого взгляда. Влюбилась сразу – до потных ладошек, до тахикардии… Всегда одетый с иголочки, элегантный и холодновато-строгий, он завораживал меня тонким юмором, познаниями, совершенным английским и тем, как волшебно играл Рахманинова. Я не очень разбиралась, что у них с отцом творилось, и кто они друг другу – враги? партнёры? Я была заворожена своим объектом. Для меня было важно, лишь то, что он не женат – жену его я бы не перенесла… Я бы её убила. И его тоже. Никому нельзя, кроме меня.

Приближается…

Его лёгкие шаги, шлейф дурманящего аромата – терпко-свеже-горьковатой туалетной воды, табака и дорогого алкоголя, – твердые ладони с тонкими длинными пальцами ложатся на мои обнажённые плечи… Поцелуй в шею…

– Лар… – его имя срывается с губ с лёгким стоном. Всегда со стоном. Моё тело, как идеально настроенный инструмент, реагирует на малейшее прикосновение этого мужчины. Моего мужа. Моего хозяина.

Вообще-то его зовут Илларион, но «Лар» выстанывать проще.

Он позволяет.

– Сегодня прохладно, – говорит мужчина, и низкий бархатный голос будто кутает, завораживает, уносит. Манит. Иллюзия, обман. Но я позволяю себе забыться и упиваться её сладостью. – Простудишься, – снимает пиджак, набрасывает на меня. Для меня это почти пальто – слишком велика разница в росте и ширине плеч… Пиджак повисает на мне. Забота приятна, я прикрываю глаза и преступно верю в происходящее…

Он рушит очарование одной фразой:

– Иди в мой кабинет. Я скоро подойду.

Тумблер перещёлкивается.

Всё.

Понаслаждалась и хватит.

Знаю, что нельзя, но пытаюсь возразить:

– Лар, я не…

– Феня, давай не будем. Не сегодня.

Словно озвучивает мои «не». Я хотела сказать то же самое, но в другом контексте.

Наблюдаю за тем, как он высокий лоб пересекает морщина. Как хмурятся брови. Как прикрываются глаза, пряча за длинными пушистыми ресницами невероятную радужку.

– Хорошо, – отвечаю покорно. Снимаю пиджак и передаю ему.

«Сегодня» для меня нет. Никогда нет. Я не имею на него права.

В кабинет с террасы есть другой вход.

Иду длинными опустевшими коридорами. Завтра они наполнятся жизнью, суетой, звуками. А пока – негромким эхом вторят кантате, что выстукивают мои шпильки. Я бы хотела их снять и идти босиком – я вообще не большой любитель каблуков. Но он так любит: туфли-лодочки на шпильке и чулки – его фетиш.

Войдя в кабинет, включаю нижнюю подсветку и тихую музыку. Наверное, надо достать вино из серванта – но я никак не угадаю настроение Лара. Поэтому, позволю ему выбирать…

Впрочем, разве когда-то выбирала я?

Наряды? Выпивку? Позу в сексе?

У меня нет права на выбор.

Напряжённо жду, считаю минуты, но натягиваюсь струной, когда он входит в кабинет.

Окидывает нечитаемым взглядом.

– Разве так следует встречать своего господина? – сейчас голос полон холода и яда. Тот заботливый Лар, нежно целовавший в шею, остался за дверью.

– Простите, – лепечу.

Наедине – на «вы», всегда на «вы», а ещё лучше добавить: «Мой господин».

Встаю, шагаю к нему, пытаюсь угадать по глазам – что меня ждёт?

Но он, как всегда, безупречен – ни единой эмоции.

– На колени!

И я ломаюсь, падаю на пушистый ковёр к его брендовым туфлям.

Он протягивает руку, касается волос, чуть натягивает их, массирует, а потом отщелкивает заколки. И непослушная волна кудрей сыплется на мои обнажённые плечи...

Платье, что сейчас на мне, тоже выбирал он. Оно больше открывает, чем скрывает. И теперь он накажет меня за это. Ведь другие мужчины глазели на принадлежащее только ему.

– Вытяни руки.

Повинуюсь.

Мои тонкие запястья взмывают вверх. Жест получается, будто умоляющий.

Одной ладонью он перехватывает их, другой – тянет узел дорогого шелкового галстука. Того самого, что перед выходом я столь старательно завязала сама…

Прохладная ткань скользит по коже, стягивая, обездвиживая…

Это будоражит.

Возможно, сегодня мне будет очень хорошо. Впрочем, мне почти всегда хорошо. Иного он не допускает. Хотя… если и допустил, я бы не смогла возразить… Ведь у меня нет права голоса. Я его игрушка. Его кукла. Его марионетка…

... тьма…

… вспышка…

– Лар, куда мы едем? – в панике кричу я и тереблю заблокированную дверь.