Его собственность из другого мира

1 Награда для самоуверенных

Утреннее солнце противно припекало лицо. Я морщилась, старалась отвернуться, но противные лучи доставали меня всюду. Мама забыла вчера задвинуть шторы перед сном, и теперь я вынуждена была страдать от яркого майского солнца.

- Доброе утро, доченька! – а вот и сама родительница впорхнула в комнату жизнерадостно улыбаясь. Ее счастливое лицо вызвало только раздражение, и я отвернулась. Солнце воспользовалось моментом и снова меня ослепило.

- Ты только глянь, какой сегодня день! – мама кинулась было к окну, но на полпути замерла, поняв, что шторы распахивать не нужно. Она виновато улыбнулась мне. – Прости, милая.

Я хмыкнула, но тут же спохватилась и постаралась выдавить из себя ответную улыбку. Вышло плохо, но мама не обратила никакого внимания.

- Что ж, если не хотим опоздать, то лучше начать собираться.

Она подошла к постели и откинула одеяло, которым я была укрыта.

- Лучше убей меня, - прошипела я сквозь зубы. В маминых глазах мелькнула боль, на секунду уголки губ опустились, чтобы тут же натянуться в улыбку.

- Прекрати, Алина. Как ты можешь так говорить?

- Могу и буду. Убей меня. Задуши подушкой во сне. Что угодно, лишь бы все закончилось.

- Попрошу у доктора выписать антидепрессанты, - слишком жизнерадостно ответила мать.

Я отвернулась, когда она отошла в другой конец комнаты. Мой взгляд упал на дверной проем, в котором мелькнула белобрысая голова младшего брата.

- Хоть ты то можешь меня подушкой придушить, Денис? – спросила я мальчика.

Он отрицательно качнул головой.

– Тогда иди отсюда! – рявкнула я, и Денис исчез. Ком горечи подкатил к горлу, стало стыдно. Им сейчас не менее плохо, чем мне.

- Алина, прекрати так вести себя, - мама подкатила к кровати инвалидное кресло. Она осторожно подняла меня и усадила на постель, придерживая, чтобы я не упала. Переложила одну ногу, вторую, пересадила в кресло, уложила руки на колени. Из шкафа она достала теплый шерстяной плед и укрыла меня им.

Я смотрела в зеркало, пока мама усаживала свою парализованную дочь. Бледная, с синяками, растрепанная. И абсолютно неподвижная, словно сломанная кукла. Только голова крутилась, как бесполезный болванчик. Теперь это я, и это навсегда.

Горячие слезы покатились по щекам. В зеркале заплясала хороводом прошлая беззаботная жизнь. Вот я примеряю платье на выпускной из колледжа, вот поправляю мини-юбку перед свиданием, вот укладываю волосы перед соревнованиями по гимнастике.

Взгляд невольно метнулся к столу, над которым висели грамоты и медали.

- Я же просила их выкинуть! – крикнула я, ощущая нахлынувшую ярость. Золото, серебро, бронза, ленты и бумажки… Это все проклято! Будь проклята эта чертова гимнастика!

Мама испуганно подбежала к наградам и трясущимися руками сгребла их в охапку. Она открыла первый попавшийся ящик и пихнула их туда.

- Прости меня, - губы мамы задрожали. Она быстро захлопнула стол. Словно в насмешку, из щели осталась торчать красная лента от золотой медали за первенство по краю.

- Ты прости, - гнев ушел, оставив на своем месте только боль и стыд. Каждый раз я срываюсь на близких, хотя понимаю, что это не их вина.

Вообще никто не виноват, кроме меня. На одной из тренировок, когда я крутилась на перекладине, рука, такая сильная и надежная, вдруг соскользнула, и я сорвалась. И не будь я такой зазнавшейся и самоуверенной, то упала бы на маты. Но заработав столько золота и серебра, потратив больше десяти лет на спорт, я верила в свою непобедимость и перестала в последнее время расстилать маты. Тренер ругал меня, но я не хотела тратить драгоценные минуты на таскание их туда-сюда. Да и вообще, это ведь для трусливых неудачников, мне это ни к чему.

Шейные позвонки с этим не согласились и просто сломалась, лишив меня подвижности. Мне двадцать два, а жизнь уже закончилась. Теперь я обуза для матери, которая и так растила нас одна, работала на трех работах, чтобы оплатить мои тренировки. В восемнадцать, когда я стала самостоятельной, то съехала от нее, пытаясь начать свою взрослую жизнь. Половину денег, заработанных на соревнованиях, я отдавала ей, помогала растить Дениску. А теперь сама стала грузом на шее. Вот она, горькая плата за самоуверенность и глупость.

Мама улыбнулась и подошла ко мне. Она чмокнула меня в макушку и приобняла. Я хотела поднять руку, чтобы по привычке обнять ее в ответ, но ничего не произошло, даже палец не дернулся.

Мама меня переодела, накормила с ложечки, как ребенка, и мы отправились на очередной прием к врачу. Он мельком меня осмотрит, даст неутешительный прогноз, выпишет таблетки. Все, как и всегда, ничего нового за эти полгода я не услышала и не услышу никогда. Я бы не стала там даже появляться ради бесполезных советов и назначений, но маме это было важно. Она единственная верила, что все еще может наладиться. Но она и в карты таро верила, и в домового. Что тут сказать?

- Подожди, я куплю нам пару бананов в дорогу, - мы остановились у ларька с фруктами, который находился почти у самой обочины. Мама выбирала фрукты, попутно болтая со знакомой продавщицей.

Я почувствовала движение. Сердце пропустило удар. В первую секунду мне показалось, что я снова могу шевелиться, но тут же пришло осознание, что мое кресло начало катиться. Обочина, на которой мы остановились, имела уклон, и теперь я тихонько начала с него съезжать.

- Мам, - тихо позвала я.

- Сейчас, Алина, еще минуточку, - не поворачиваясь, мама махнула мне рукой. Она подумала, что я устала ждать ее и как всегда нервничаю, требуя продолжить путь.

Кресло начинало катиться все быстрее, я уже выезжала на дорогу. Я открыла рот, чтобы крикнуть и позвать маму на помощь, но тут же его захлопнула.

Вот оно! Поток машин мчался в две стороны по дороге, к которой катилось мое кресло. Оно все набирало скорость, и я почувствовала, что дышу все чаще и чаще. Свобода, она так близко!

Я даже улыбнулась, когда вылетела на дорогу, навстречу несущемуся автомобилю. Сейчас я обрету покой, избавлюсь от этой немощной оболочки, перестану быть обузой для семьи. Но водитель успел среагировать. Он дернул руль и объехал меня, громко посигналив.