Его Солнце. Верну тебя.

ГЛАВА 1

Два с половиной месяца спустя

Десятое марта

- … ха-ха-ха, Солнцева, я не могу с тебя! Ты на фоне их – как с другой планеты, иноСолнцева просто! Просто космос! А они вообще какие, местные эти? К тебе как относились? Хорошо ведь? – заваливает вопросами Аня.

- Обычные люди, Анют, такая же молодежь, как и мы. Они открытые, искренние, активные все, скучно не было точно… Помогали мне, обучали, показывали город и делились интересными историями…

Середина марта. Ещё не такое теплое и ласковое, но всё же весеннее солнце одаривает всех первыми лучами. С застеклённой террасы нашей с Тихомировой любимой кафешки прекрасно видно суетящийся оживленный проспект с остатками тающего снега, напоминающего о минувшей зиме.

О минувшей зиме…

Я прилетела со Штатов ещё три дня назад, но встретиться с подругой получилось только сегодня. Два месяца отсутствия дома дали о себе знать. После сотни новостей от Ани у меня создалось впечатление, будто меня не было два года, не меньше! С радостью и упоением делилась впечатлениями о поездке, рассказывала смешные истории, завалила Аньку тысячью и одной безделушкой, привезенной специально для неё с США, любовалась таким родным городом. Как же этого не хватало…

- Так а знакомства какие нибудь завела, Ленусь? Симпатичные были? – хихикает подруга.

- Хмм… Ань, я… В общем давай не будем, Тихомирова? – выдавливаю, отводя глаза к окнам. Смотрю вдаль.

В душе навечно осталась эта зима…

То, что происходила со мной до поездки в Штаты – велела сама себе забыть. Те бесчисленные теплые и счастливые моменты боялась воскрешать в голове.

Запретила сама себе вспоминать. Запретила чувствовать.

Вообще я думала, что достаточно сильна. Нагружала себя по максимуму, занимала каждую свободную минуту. Впитывала новые знания, как губка, пользовалась всеми возможностями, что так щедро предоставляли родители, выдавала максимальный результат.

В общем, всё было как всегда – стабильно идеально для всех вокруг, и так стабильно разрушающе больно для меня внутри…

Иногда мне казалось, что я медленно и уверенно превращалась в куклу: красивую, милую и идеальную снаружи, такую пустую внутри, тоскующую на полке с другими игрушками. Одинокую.

Новый Год и неделю перед отлетом провела, как в тумане. Все думали, что я волнуюсь перед поездкой, что так болезненно воспринимаю своё отсутствие... На самом же деле внутри себя каждодневно гасила сильнейшую истерику, бушующий ураган из злости, горечи, обиды и… Любви.

Я гасила внутри себя любовь. Я гасила себя.

Никто никогда в жизни так не смог коснуться моего сердца, как Он. И так искусно его растоптать тоже.

Стоит признать – я любила Его. На затворках моей души был высечен образ Антона Громова. Антон Громов… Любила эти голубые кусочки льда, несменную чеширскую улыбку… Фантомно воскрешала и любила настойчивые, но такие сладкие прикосновения сильных рук, нежные требовательные губы. Любила даже ту нелюбовь одевать теплую одежду в самые лютые холода. Любила…

Да, стоит признать – я ненавидела Его. Ненавидела за то, как поступил со мной. Как допустил это. Как растоптал. Как сделал невыносимо больно. Сделал так сильно унизительно.

Если сердце моё заняло позицию одобрения и прощения, то разум упорно протестовал, раз за разом напоминая мне те жуткие немые слезы, испепеляющие изнутри негативные эмоции и отвращение. Ревность.

Можно сказать, что я ненавидела Антона Громова за то, что так сильно любила.

- Знаешь, он ведь… Лен, я тебе тысячу раз говорила! Я была там! Мы с тобой это обсуждали миллион раз, скоро юбилейный миллион первый будет, он не делал этого, это всё она! Лен, ну ты ведь…

- Хватит, Аня! Пожалуйста, миленькая моя! Я правда не хочу ничего слушать! Ты знаешь меня, как никто, Анют! Прошу! Я так сильно этого всего не хочу и не хочу это вспоминать…Пойми меня, хорошо?

Пауза.

Мы с Аней смотрим на друг друга. Конечно она понимает. Конечно мы это обсуждали.

Я скажу больше – знаю, что Он бы не поцеловал её.

Отупляет и останавливает только одно – допустил. Подпустил. Позволил. Это единственное, что бросало меня вариться в котел самоосуждения, стыда и обиды.

Всё было идеально… Я была идеальной… Мы были идеальными…

Всё рухнуло. Отрезать, пускай и ужасно болючим способом, отрубить Его от себя, так было необходимо.

Разные. Из разных миров. Хватит.

- Он ведь всё это время места себе не находил. Лен, он меня караулил, всё связаться пытался, ты же его в ЧС повсюду… Всё расспрашивал, пытался хоть что то узнать. Не бойся, я ничего не рассказывала, просто видела бы ты, Лена, какой был и какой стал… Страшно так…

И мне страшно. Страшно, как никогда, Аня, ты даже не представляешь…

Молчу. Сказать нечего. Верчу в руке чашку чая. Взгляд то и дело возвращается к ленте. Я не осмелилась её снять. Золотистые переливы на весеннем холодном солнце заставляют задержать взгляд.

Мы были так счастливы…

Несмотря на свою показательную непоколебимость и смелость, я не осмелилась сделать многих вещей. Слезы выступали на глазах всякий раз, когда ощущала нежность ленточки на запястье. Память же добивала моментом, когда и каким образом она там появилась. Моё сердце играло против моего разума, а в конечно итоге эта война убивала меня всецело. Там, где то за ребрами так невыносимо болело, когда собиралась утром куда то, открывала шкатулку с украшениями и видела подаренную им подвеску…

Было много тех вещей, из-за которых я впадала в ступор, в сильнейшую печаль, хотя прежде они дарили безумное счастье…

- …машина Антона каждый день была у главного корпуса универа, а один раз он на парковочное место ректора стал, ооо что было, ты даже не представляешь… - тихо и грустно тянет Аня. – А я ведь так и не призналась ему, когда ты приезжаешь, Солнцева, он почти умолял, даже деньги предлагал, представляешь? Дату просил, уламывал короче, в общем, тяжко было…