Его Хвастячество, Искорка и маг Линн

Его Хвастячество, Искорка и маг Линн

— Пиши, — его Хвастячество откинулся на спинку трона. — Мы, Эй Первый, царь всей Литландии, объявляем кастинг на лучшую Музу...

Придворный маг Линн с усердием скрипел пером.

— Не мажеское это дело — закорючки выводить, — буркнул Линн и поглубже закутался в плащ.

— Поговори мне! Писарь вон договорился. Ошибки, видите ли, в указах нашел! Стиль ему не нравится, сюжет избит. Теперь в темнице над сюжетом своей жизни думает.

Маг почтительно поклонился.

— Так, вернемся к Музе, — Эй Первый мечтательно улыбнулся, усы щёточкой разъехались в стороны. — Право провести с царём волшебную новогоднюю ночь и вдохновить на бессмертные опусы получит милая красивая девушка. Что ещё? Ах, да — характер покладистый, но своенравный… Нет, не так. Спокойный, но взбалмошный. Творческий, но по сравнению со мной — бездарный… Добрый, но жестокий… Хм, мало пива выпил, слова не складываются.

Эй Первый потянулся к кубку.

— А может просто — с характером? — неуверенно предложил маг.

Его Хвастячество сделал страшные глаза, глотнул пива и вдруг согласно кивнул.

— Можешь, когда хочешь! Ладно, пусть будет с характером… И последнее. Муза должна приготовиться, что её будут использовать, склонять и спрягать в самых нелицеприятных положе… тьфу, предложениях. Неанонимность гарантируется. Претензии принимаются — но в качестве последнего слова перед казнью. Ничего не сказал, всё упустил… Ну, ты понял! — захмелевший Эй Первый развалился на троне. — Так, бегом на площадь, собирай народ, объявляй мою волю!

Линн спрятал под плащом свиток, помялся на пороге покоев, прокашлялся.

— Я вчера простудился — палачу помогал. Зима, мороз, приговоренных много, пока всем виселицы установишь, пока уберёшь… Может, ваше Хвастячество изволит глашатая попросить?

— Линн, дружище, ну какой глашатай? Я же его в прошлом месяце казнил, или в опалу услал, не помню точно, — царь печально улыбнулся, — иногда думаю, может зря? А с другой стороны — как терпеть его, еретика такого? Памфлеты на меня писал втихаря. Метафорично, образно. Сам себе яму выкопал. Эх...

Эй Первый в сердцах махнул рукой и опрокинул остатки содержимого кубка в рот.

***

Перед Эйем Первым шла нескончаемая вереница Муз. Нет, не Муз, так — музочек. Ничего серьезного.

Блондинки ему нравились, но не такие. Брюнетки казались подозрительно жизнерадостными. Рыжие — слишком своевольными. Ведьму бы найти — какой разгул для творчества! И не только для творчества. И не только разгул. В конце концов, он царь серьезный… Но где ведьмам-то взяться? Сам лет пять назад всё ведьминское отродье под Новый год переловил. Правда, после того, как Линн учинил допросы с пристрастием, ведьмы куда-то делись. Маг отнекался нехваткой времени — мол, зачем для каждой костер разводить, в новогоднее время двери между мирами открыты — и отправил их скопом в Неведомое. Но Эй чувствовал подвох. Эх, погубит когда-нибудь доброта молодого Линна! Маг пока тем при дворе и держится, что не пишет ничего. Чуть ли не единственный на всю великокультурную Литландию.

Эй Первый лениво поглядывал на музочек, а в душе творилось непонятное. Он потерял сознание, остались одни чувства. Тонкие… Едва определимые… То ли хотелось воспеть изящную женскую ногу, а лучше две, то ли написать памфлет на самого себя, имитируя стиль опального глашатая. Глядишь, бунт в стране развяжется, и то веселее будет! Может, сам на стороне бунтарей и выступит. Сначала поддержит, а потом сойдет с ума и перережет всех. Или, что ещё хуже, заклеймит позором в поэме. Show must go on, как говорила одна знакомая королева!

Линн подводил музочек группами к трону и вежливо пятился.

Эй Первый зевнул так, что щелкнула челюсть. Скукотища… А между тем, девицы — как на подбор. В меру одетые. Там, где надо — выпукло, где не надо — впукло. Косы до пояса, глаза огроменные, щечки — наливные яблоки. Кстати, не пора ли выпить? Эй Первый схватился за кубок, заглянул внутрь. Пусто и сухо, как в дупле садовой сони.

Глаз больно резанул какой-то отблеск. Эй поднял голову — Линн шикнул на светловолосую девушку, и та мигом скрылась за дверью.

— Простите, ваше Хвастячество! Это больше не повторится!

— Как не повторится?! — Эй вскочил с трона, бросил кубок оземь. — Веди её сюда, живо!

Маг исчез и через секунду вернулся с девушкой. Худенькая, на вид лет пятнадцать, вздернутый нос, платье простенькое на одно плечо съехало. Девчушка с интересом разглядывала Эйя и ковыряла башмаком яшмовую мозаику на полу. И что в ней такого? А ничего — Эй зажмурился и протер глаза — если не считать, что девушка светилась изнутри. Золотистые волосы, золотые ресницы, янтарным блеском горят глаза, и неестественно белая кожа с россыпями веснушек.

— Звать-то тебя как? — Эй наклонился к девушке и окунулся в волну тепла, исходящего от её тела.

— Искорка, — сказала девушка, даже не пытаясь поклониться.

Эй опешил, но не нашёлся с ответом — первый раз в жизни.

— Разбились по двое и тихо расходимся. Не в том смысле, что буйствуем, а в том смысле, что удаляемся, — Линн собирал разочарованных музочек по залу и подталкивал к дверям.

— Мы, царь всей Литландии, назначаем тебя, Искорка, нашей Музой на целую новогоднюю ночь!

Искорка пожала плечами, улыбнулась. Не совсем тот восторг, что ожидал Эй, но лучше, чем ничего.

Он протянул руку для поцелуя. Девушка с недоумением посмотрела на руку и вложила в неё свою ладошку.