Его жертва

Его жертва

–Ты кто? – голос царского наследника пропитан надменностью и презрением. Он абсолютно уверен в своей власти и в своей силе: единственный сын, отпрыск царского рода, конечно, в скором времени он и сам может стать царём. А сегодня он молод, красив, полон сил и смутных планов о манящем будущем.

Вот только я древнее. Когда рода этого отпрыска не существовало и в помине, я уже была.

–Оглохла? – наследник повышает голос, приближается. Ему даже в голову не приходит бояться. Этот сад он знает лучше своего, рядом стража, что такого, что он решил задать незнакомой девице пару вопросов? Ничего необычного нет.

–Да ты знаешь хотя бы, кто я? – он доходит до меня, грубо разворачивает к себе лицом и отшатывается.

Понимает, наконец, кто я. Люди всегда это понимают, когда смотрят мне в глаза.

–Доброго дня, юноша…– я улыбаюсь как можно приветливее. Мне больно улыбаться и больно плакать, потому что таким как я это не положено. Лица моих братьев и сестёр – маски в людском мире. Въевшиеся в нашу настоящую плоть маски. Любое движение: улыбка, усмешка – боль. Мы должны быть холодно, ибо каждый из моих братьев, и каждая из моих сестёр, и, разумеется, я, все мы – Смерть.

–Ты…я…– наследник оглядывается по сторонам, в его глазах панический ужас. Уверена, его растили храбрецом, учили сражаться на мечах, стрелять из лука, метать копьё и что там ещё подобает уметь воину? Вот только я сильнее меча, стрелы и копья. Я сильнее всякой стали.

–Не бойся, – я пытаюсь смягчать свой тон. Я действительно не сторонница испуга. Я предпочитаю уводить людей к Седым Берегам в тишине. Я никогда не являюсь в ужасном облике, не принимаю образ старости или болезни. Я прихожу как можно человечнее, как можно мягче.

–Стража! – хрипит он, отступая от меня. Напрасно, кстати, отступая. Позади него мраморная лавчонка, об неё он и запинается, нелепо падает.

–Они не услышат. Да и не думаешь же ты, что я испугаюсь их?

Он вообще, похоже, не думает. Боится. Но страх проходит и он вскакивает, приходит в бешенство:

–Я не собираюсь умирать! Я – будущий царь все…

–Никто не собирается, но это необходимо. Такова участь, – я перебиваю его с присущим моему роду спокойствием. – Рок, судьба – как угодно. Тебе суждено умереть сегодня. Суждено не мной, я к этому никогда не имела отношения. Твоё сердце сегодня остановится.

Он не отступает:

–Нет. Нет, ты лжёшь мне!

И тут же сам осекается. Видимо, его всё-таки хорошо воспитали, научили думать. А может быть, он верит в своих богов, и объяснил себе моё появление как их замысел – я не знаю, да мне и всё равно. Не за его богами я пришла.

–Но неужели?.. – на глазах юноши слёзы. Он осознаёт впервые в жизни как к нему близка смерть. До этого, даже видя её, он не задумывался о собственной кончине. – Я же молод. Я ещё ничего не сделал!

Замыслы в его сознании проступают отчётливо. Теперь я вижу, что юноша мечтает о возвышении своей земли, о военных походах, и, самое главное, о славе, что затмит славу его отца, к несчастью, ставшего этому юноше не только отцом, но и царём.

Я вижу в нём гнев и досаду. Это мне не нравится, поэтому молчу.

–Неужели, во имя всего милосердия, ничего нельзя сделать? – восклицает юноша в отчаянии, и я сдаюсь, как подобает нашему закону:

–Можно получить отсрочку. Но всё имеет цену.

Юноша смотрит мне в лицо уже без страха. Торг его устраивает. Дух воспаряет в нём надеждой, но я не спешу отвечать – цена ужасна. Одни, услышав её, приходят в ужас, и следуют за мною, уже не торгуясь; иные же принимают её легко и даже радуются…

И я не хочу видеть выбора этого юноши, потому что знаю его заранее – читаю в гневе и в досаде, в честолюбии, в пылающих амбициях, что разворачивают змеиные кольца в его душе уже давно.

–Жертва близким. Тот, кто близок тебе больше всех…только тот своей смертью может дать тебе жизнь.

Юноша вздрагивает. Но быстро берёт себя в руки, спрашивает:

–Сколько жизни стоит такая жертва?

–По-разному, – я не могу не отвечать ему. И кому-либо вообще. Таков закон. Смертные имеют право на знание. – Иногда десятки лет, иногда лишь день.

Я намеренно называю в первую очередь большее значение. Так устроен человек: услышав о лучшем варианте из нескольких, он непременно решает, что лучший вариант дарован именно ему. Я знаю это. Я вижу, как загораются глаза юноши ещё до того, как это происходит на самом деле. Просто мне хочется, чтобы он пожил ещё. Каприз – свойственный людям. Но я много общаюсь с людьми, и подхватила этот недуг.

–Кого я…как? – юноша смотрит на меня уже спокойно. Он готов принести плату, потому что змеиные кольца в его душе уже сложили узор будущей собственной славы. Отступить же, отказаться – невозможно. В восхвалениях отцу слышится наследнику издёвка: зажился царь, что, к несчастью, ему и отец. Сыну пора делать свою карьеру, своей славы достигать, а в итоге он в клетки, в тени отца, мучимый желаниями о возвышении.

–Того, кого ты любишь. Выбери одного.

Он любит немногих. Строго говоря – троих – отца, мать и своего наставника по языкам и истории.

Отец, который царь, затмевающий путь к собственным достижениям.

Мать, которая желает видеть его мудрым, добродетельным и мягким, а не воителем и завоевателем.

И наставник, который, кажется, один любит его таким, какой он есть и не желает вылеплять из него что-то, что будет удобно.

–Я выбрал, – он закусывает губу до крови, но не обращает на это внимания. его руки сжимаются против воли в кулаки.

Я смеюсь:

–Да будет так!

А затем, пока не успел он очнуться, касаюсь быстро ладонью его лба и сердца, вселяя страх передо мной и забирая кусок души, и, пока он не успел опомниться – исчезаю. Разумеется, исчезаю незамеченной. Мне не надо даже требовать доклада – и без того я знаю, что юноша к вечеру станет Царём, что отец его неожиданно умрёт от остановки сердца, и нехорошие слухи поползут по стенам домов и узким проулкам, вынуждая нового Царя принимать жёсткие меры.