Зимними вечерами Васька охотнее всего вспоминал лето и начинал вздыхать. Вернее, как это происходило: он садился у окна, глядя в зимнюю ночь (где-то около 16), с тоской думал о том, как здорово в это время летом он еще играл на улице, а солнце светило над головой и даже не думало закатываться, а теперь он вот здесь, и сезоны сменяют друг друга, и лето больше никогда-никогда не настанет, потому что какое лето после зимы — зима будет вечной-бесконечной — и нагнав на себя такую тоску, что аж тошно, Васька вздыхал.
Процесс этот можно было повторять сколько угодно, покуда не надоест. А если по телевизору все мультики уже закончились, и уроки были сделаны, а на улице было холодно и темно, то никаких других развлечений и не оставалось.
Когда Васька вздохнул в пятнадцатый раз, бабушка, смотревшая по телевизору какой-то сериал, наконец не выдержала:
— Что ты вздыхаешь, как старый дед? Иди поиграй во что-нибудь.
— Не хочется, — грустно отозвался Васька. — Эх, зима...
— Никите позвони, сходи к нему, — предложила бабушка. Кажется, Васька своими вздохами ей мешал наслаждаться испанским сериалом и картинно ахать на вот-это-поворотах.
— Позвонить... — Васька снова посмотрел за окно и вздохнул. — Ладно, — нехотя согласился он.
Он сполз с подоконника и прошлепал на кухню, где висел телефон. Набрал знакомые цифры, уселся поудобнее и принялся ждать.
— Баб Нин, это Вася, позовите Никиту, пожалуйста, — попросил он. В трубке зашуршало, послышался громкий крик: «Никита, тебя!», а затем Васька услышал запыхавшееся:
— Слушаю.
— Это я, — сказал Васька.
— Чего звонишь? — спросил Никита, явно тоже устраиваясь поудобнее.
— Бабушка прогнала с подоконника, — пожаловался Васька. — А я сидел и вспоминал, как мы летом на ручей ходили и удочки сделали, помнишь?
— Ага, конечно, мы еще крючки стащили у твоего папы, — с охотой поддержал разговор Никита.
— Да-да, а потом мы удили рыбу в ручье, и помнишь, даже поймали что-то, думали, зажарим, принесем улов, да у нас спичек не было, — продолжал Васька.
— Помню-помню, — Никита на той стороне явно закивал.
— И поэтому мы их отпустили, а потом еще кружок сделали по району и всем хвастались удочками, и дед Саша сказал, что мы молодцы и совсем не живодеры...
— Да-да, — кивал Никита. — Он нас еще угостил печеньем.
— Да... — Васька наконец подошел к самому главному: — Хорошее время было, лето...
— Лето... эх...
И оба синхронно вздохнули. Помолчали немного, и Васька начал свою шарманку по-новой:
— А помнишь, в июне, кажется, ездили на дачу и нашли головастиков...
Спустя энное количество вздохов на кухню зашла бабушка, отобрала у Васьки трубку и повесила ее обратно.
— Я это слышу из гостиной, — пояснила она в ответ на возмущенный взгляд Васьки. — Пойдем со мной смотреть Кармелиту.
Отказов бабушка не принимала, поэтому Васька умостился рядом с ней на диване и принялся вникать.
— А это кто? А это? И они что? Ого! И любовь такая? Эх...
— Эх... — вздохнула зараженная Васькой бабушка, но даже этого не заметила, поглощенная объяснениями. — А потом они...
— Да ты что! Эх, а ведь могло все было по-другому...
— Эх...