"Думаю, что дорога к звездам и их обитателям будет не только долгой и трудной, но и наполненной многочисленными явлениями, которые не имеют никакой аналогии в нашей земной действительности. Космос — это не «увеличенная до размеров Галактики Земля». Это новое качество. Установление взаимопонимания предполагает существование сходства. А если этого сходства не будет? Обычно считается, что разница между земной и неземными цивилизациями должна быть только количественной (те опередили нас в науке, технике и т.п., либо, наоборот, мы их опередили). Но если та цивилизация шла дорогой, отличной от нашей"?
Станислав Лев, предисловие к русскому изданию «Соляриса».
— Связь со спутником потеряна, — сообщил радиотехник и виновато осмотрел коллег.
— Что означает — потеряна? — слегка повысив голос и выгнув бровь, биолог убрал от лица тяжелый военный бинокль.
Все члены экспедиции поочередно переглянулись между собой. Их взгляды были растеряны, но не испуганы.
— Не думаю, что это надолго, — задумчиво сказал радиотехник и продолжил настраивать приемник на нужную частоту, щелкая многочисленными тумблерами в только ему известной последовательности.
— Мы не можем связаться с орбитой? — спокойно уточнил социолог.
— Да, мы не можем связаться с орбитой. И некоторое время нам придется обойтись без указаний со станции.
— Вот так все и начинается, — разочарованно вздохнул биолог. — Сначала связь барахлит, потом кто-то пропадает… Я видел подобное в фильмах тысячу раз!
На его счету это была уже четвертая экспедиция на малоосвоенную планету системы GSR-11. Эта звездная система была открыта двадцать с небольшим лет назад, и в течение всего этого времени узнать о ней удалось очень мало. Экспедиции на другие планеты, даже поверхностные, разведывательные экспедиции, обходились слишком дорого во всех отношениях. Заканчивались они, впрочем, без жертв, но и полезной информации не приносили. В этот раз все должно было быть иначе. На настоящую экспедицию правительство возлагало большие надежды. Мир нуждался в великом открытии, которое могло компенсировать колоссальные затраты на возрождение космической эры. Но потеря связи ставила успех экспедиции под угрозу.
— Только давайте без этих пессимистических настроений, — сказал радиотехник.
— С чем это может быть связано? — спросил один из военных.
— Я полагаю, виной этому могут быть нестабильные слои атмосферы планеты. Это временное явление. В крайнем случае, у нас остается маяк.
Маяк, действительно, был. Высадившись на планету, экспедиция первым делом установила его, чтобы застраховать себя. Мощность маяка позволяла связаться со спутником, вращающимся по орбите Эгиды-3, при любых погодных условиях. Но в силу своих габаритов маяк не был переносным, поэтому остался неподалеку от корабля, в десяти километрах от нынешней дислокации.
— Я бы не хотел никакого крайнего случая, — мрачно произнес биолог. — Если возникнет форс-мажор, возвращение к маяку займет слишком много времени.
Все это понимали. В составе экспедиции были трое ученых и четверо военных. И здесь, на чужой планете, вращающейся вокруг чужого солнца за сотни световых лет от Земли, эти семеро были совершенно одни. Поэтому даже временная потеря связи действовала удручающе. Раз в полчаса радиотехник должен был связываться со спутником и докладывать всё, включая самые незначительные подробности. Это могло бы выглядеть обременительно, если бы все семеро не мечтали услышать еще один человеческий голос, который подскажет, как поступить, и посоветует, что делать дальше, если возникли трудности. Только этот голос мог обеспечить помощь в случае поломки корабля или чего-либо еще. Но экспедиция лишилась этой поддержки, и теперь каждый начинал понемногу нервничать.
Эгида-3 была открыта семь лет назад и с тех пор стала объектом постоянного, тщательного, но малорезультатного изучения. Первые наблюдения за планетой, которая была чуть меньше Земли и обладала схожими атмосферными параметрами, давали шанс предполагать наличие жизни на Эгиде-3. Возможно, даже разумной жизни. С целью выяснить это или опровергнуть на планету была послана уже четвертая экспедиция. Первые три вернулись ни с чем. Точнее сказать, кроме подробных описаний и нескольких образцов здешней флоры у них на руках ничего не было. Но никто не терял надежды обнаружить на Эгиде-3 хотя бы млекопитающих.
— Вы думаете, здесь действительно что-то есть? — спросил один из военных, обращаясь в первую очередь к биологу.
— Не исключено, что да. Как и не исключено, что нет. Мы слишком мало знаем об этой планете. Я надеюсь встретить здесь хоть одного представителя фауны. Если этого не случится, я отправлюсь и в пятую экспедицию. Я перерою всю планету, пока не найду здесь то, что мне нужно, — у биолога даже сжались кулаки.
Каждый раз, едва он начинал говорить об этом, его глаза загорались, а голос непроизвольно повышался. Биолог был одержим идеей поиска разумной жизни на других планетах. Много лет назад, еще до случайного открытия новой звездной системы, работая в обычном НИИ, биолог мечтал о том, что однажды люди снова начнут покорять космос, исследовать планеты, а главное — вступать в контакт с иными расами. Биолог специально прошел тяжелую подготовку, чтобы быть готовым к космическим перелетам. Когда все, о чем он мечтает, станет явью, он должен быть в рядах первых, кто ступит на земли иных миров. И это действительно стало явью.
— Столь пылкие речи и нестабильные настроения могут помешать успеху экспедиции, — заметил социолог, покосившись на биолога.
Они недолюбливали друг друга. Биолог был типичным холериком — взбалмошным, вспыльчивым, порой слишком эмоциональным и непредсказуемым. Часто он вел себя, как сумасшедший ученый. Социолог же, напротив, был чистым флегматиком — спокойным и уравновешенным. Такая разница темпераментов никак не позволяла двум ученым ладить между собой. Они ругались даже по мелочам. Их мнения никогда не сходились в одной точке. Биолог казался социологу заносчивым, нелогичным и иррациональным, а социолог казался биологу надменным и высокомерным. В сущности же оба были неплохими людьми, как это всегда бывает.
— Что ты имеешь в виду? — повысил голос биолог, обернувшись только корпусом.
— То, что твоя импульсивность может привести к неверным поступкам, за которые придется платить не только тебе, но и всем остальным, — холодно ответил социолог. — А это создает некоторую угрозу.
— Мои личные амбиции не касаются никого из вас. И вообще, я отвечал на вопрос, а тебя никто не спрашивал. Так что, будь добр, не вмешивайся в чужие разговоры.
Социолог ничего не ответил, потому что его характер не предполагал соучастия в развитии конфликта в подобных ситуациях. Гневно вдыхая и выдыхая, готовый к очередной стычке биолог с раздражением смотрел на своего оппонента, пока не понял, что конфликт исчерпан для всех, кроме него. Тогда он вернулся к обрыву довольно резким шагом, улегся на свой наблюдательный пункт и поднес к глазам мощный бинокль, висевший у него на шее.
В течение сорока минут радиотехник пытался наладить прием сигнала со спутника, хаотично перемещаясь в радиусе пятидесяти метров от места привала. Военные не теряли времени зря и проверяли исправность оружия, амуницию, запасы провианта. Биолог продолжал наблюдать за долиной, расстилавшейся под обрывом, а социолог вел какие-то записи. Все выглядели весьма сосредоточенно, но этот налет уверенности в себе был искусственным. Никто не мог сидеть без дела, когда что-то идет не так. И сохранить спокойствие можно было единственным способом — хоть чем-нибудь заняться, отвлечь себя от волнения. Когда же на радиотехника обращались вопросительные взгляды, полные надежды, скрытой глубоко внутри, он лишь виновато пожимал плечами и разводил руки в стороны, вытягивая губы ниткой.
— Если связь не появится в ближайшее время, мы же не станем возвращаться к маяку, верно? — спросил биолог со своего места.
Ему никто не ответил. В экспедиционной группе не было установлено лидера для подобного случая. Каждым шагом прежде руководил человек со станции. Теперь все были равны друг другу по правам и власти и могли слушать только себя. Но все люди делятся на тех, кто управляет, и на тех, кто подчиняется. Ощущая этот раскол, члены экспедиции угрюмо посматривали друг на друга. Совсем скоро между ними встанет вопрос ребром — как поступать дальше, если связь так и не наладится? И наверняка у каждого найдется свое мнение на этот счет. Следовать указаниям со станции гораздо легче, потому что каждый подчиняется беспрекословно, и никаких бунтов и пререканий относительно дальнейших действий не случается. Теперь земляне были предоставлены сами себе.
— Я полагаю, нам нужно двигаться дальше, — сказал радиотехник, приблизившись. — На это есть, по крайней мере, две причины. Первая: существует такой вариант, что мы сейчас находимся в некой слепой зоне, куда сигнал со спутника не может пробиться. Если мы выйдем из этой зоны, то связь появится. Но это неточно. Дело может быть и в атмосферных слоях, как я говорил ранее. В любом случае нам нужно сдвинуться с места, чтобы проверить.
— Ты уверен, что сам приемник исправен?
— Я уверен в своей технике так же, как и в том, что у меня на руке пять пальцев, — претенциозно заявил радиотехник. — Вторая причина более субъективна. Я считаю, мы не должны прекращать исследования из-за временной потери связи. Мы ведь взрослые люди, у нас есть оружие и все необходимые инструкции…
— Нет никаких гарантий в том, что это временно, — сказал социолог. — Сначала нужно наладить связь, затем продолжать разведку. Не забывай, что мы находимся не на Земле, а за много световых лет от нее. Ближайшие к нам люди находятся на спутнике, и в случае чего-то экстраординарного помощь прибудет на Эгиду-3 только через сутки. За сутки мы все можем погибнуть. А если постараться, можно погибнуть даже за час. Мы не знаем, что приготовила для нас эта планета. Я не стал бы выдвигаться вперед, не имея никакой уверенности. Мы не имеем права рисковать собой даже немного. От нас слишком многое зависит.
— Предлагаешь двигаться назад? — спросил со своего места биолог. — Но если опасность для нас существует, мы можем встретить ее, двигаясь как вперед, так и назад. Я не хочу вести себя, как трус. И я не буду вести себя так.
— Он прав, — сказал радиотехник. — Рациональнее двигаться вперед, чем назад. Возвращение к маяку — потеря времени.
— Согласен, — сказал биолог. — Преодолеть десять километров ради того, чтобы сообщить им, что мы вернулись ни с чем? В очередной раз вернулись ни с чем? Потому что побоялись двигаться дальше из-за проблем со связью? Мы знали, что такое может быть.
— Именно так. Для этого мы и установили маяк сразу же по прибытии, — стоял на своем социолог. — Для такого случая. Чтобы воспользоваться им. Послушай, я понимаю, тебе хочется совершить открытие. Но ты сам сказал, что твои амбиции не относятся ни к кому из нас. Значит, ты не должен заставлять всю экспедицию делать то, что тебе хочется.
— Делать то, что МНЕ хочется? — вспыхнул биолог. — Разве цель нашей экспедиции — это только мое личное желание?! Это наша общая цель, прошу не забывать. Мы отправлены сюда на разведку, значит, мы должны разведывать, а не бежать к кораблю, как только услышим треск ветки за углом.
— Именно так нам и следует поступать, если мы хотим вернуться. Осторожность никогда не помешает, особенно здесь. Нельзя недооценивать врага. Он может оказаться на шаг впереди. И тогда все будет провалено. Для всех. И новую экспедицию на Эгиду-3 снарядят еще очень нескоро.
Наступило продолжительное молчание. Устраивать голосование было глупо. По крайней мере, в этой компании. Члены экспедиции не привыкли брать на себя ответственность за решения, ведь обычно всё решали за них. Но в то же время у каждого была своя правда и свой план. Спустя несколько минут напряженных раздумий относительно того, как быть дальше, общее внимание привлекла фигура биолога. Мужчина несколько раз отводил бинокль от глаз, настраивал резкость и снова припадал к окулярам. На его лице застыла настороженность.
— Что ты там увидел? — спросил радиотехник, приблизившись.
— Черт возьми, вы не поверите, — проговорил биолог изумленно, но тут же взял себя в руки, увидев рядом радиотехника. — Ложись! Всем лечь, живо!
Радиотехник без промедления упал на землю, остальные последовали его примеру, и лишь потом начали задавать вопросы.
— В чем дело? — спросил социолог, подползая по-пластунски.
— Я видел что-то.
— Видел что-то? — переспросил радиотехник.
— Кого-то! — почти вскрикнул биолог. — Оно могло заметить нас.
— Есть ли угроза? — деловито спросил один из военных, приставленных для охраны экспедиции и хорошо вооруженных.
— Пока что нет, — откликнулся биолог. — Но я видел нечто живое в долине, совсем неподалеку.
— Оно ушло? Как оно выглядело?
— Если ты все это выдумываешь только ради того, чтобы мы двигались дальше, как тебе того хочется… — не договорил социолог.
— Клянусь, я видел, видел!
Как ни странно, чужое недоверие не заставило биолога взбеситься, даже напротив. Он был очень взволнован и растерян, эти чувства нельзя было изобразить так убедительно, будь они наиграны, и социолог понял, что коллега говорит правду.
Радиотехник, лежа на животе рядом с биологом, тоже поднял свой бинокль, выискивая цель. Точно так же поступил и социолог. Они не переставали переговариваться.
— Как оно выглядело?
— Довольно большое, как мне показалось, сине-серое.
— На что похоже?
— На облако, — смутился биолог. — Бесформенная биомасса. Мне показалось, что она плыла. Но плыла очень быстро.
— Какой-то бред, — сказал радиотехник, человек крайне рациональный и прагматичный, но редкий авантюрист.
— Это могло быть неизвестное нам атмосферное явление или нечто в том же духе, — спокойно сказал социолог, не отрываясь от бинокля. — С чего ты решил, что оно живое?
— Не знаю, не знаю! Оно двигалось так… оно выглядело так… как живое, понимаете? Вы должны увидеть сами. Вы сразу поймете.
— Я ничего не вижу. Мне кажется, ты выдаешь желаемое за действительное.
— Подумать так легче всего, если знать мое фанатичное отношение к мифической фауне Эгиды. Но я действительно что-то видел. И я хочу проверить это.
— Только не говори, что собираешься спуститься в долину и потянуть всех за собой, — сказал социолог.
— Почему нет? Мы вооружены до зубов! А эти существа никогда не видели людей. Если это белковая форма жизни, то все неизвестное должно отпугивать их. Они не станут нападать первыми, — уверял биолог.
— Не думаю, что там кто-то есть.
— Тогда мы тем более должны спуститься! Если там никого нет, нет и опасности.
— Ты не так меня понял. Тебе могло показаться. В таком случае спускаться в долину не имеет смысла, — откликнулся социолог.
Его уравновешенная речь шла вразрез с восторженными скороговорками биолога.
— Ты просто не видел его, — настойчиво повторил биолог. — Если бы ты увидел, ты бы сам побежал туда, прыгнул прямо с обрыва.
— Даже если там есть кто-то, даже если оно разумно, в нынешних условиях, я имею в виду отсутствие связи, мы не имеем права вступать с этим в контакт, пока не сообщим обо всем и не получим дальнейших распоряжений.
Биолог убрал бинокль от лица и посмотрел на социолога поверх спины радиотехника, который лежал между ними.
— Что за черт, Гарри? Ты когда-нибудь делал хоть что-нибудь, не руководствуясь инструкцией? Ты надоел. С тобой разговаривать, словно конституцию читать. Скучно, непонятно, много лишних слов. Мы должны действовать!
Социолог убрал бинокль и тоже посмотрел на биолога поверх спины радиотехника. Радиотехник продолжал следить за долиной, усыпанной скоплениями небольших деревьев, кустарников и оврагов. Это было бы похоже на скучный земной пейзаж, если бы не специфические краски окружающего пейзажа, впрочем, уже привычные для глаз, ведь экспедиция высадилась на Эгиду-3 сутки назад. Скудная растительность имела цвет, более похожий на черный, чем на все остальные. Вся земля была песочного цвета, небо — временами пастельно-сиреневое, временами коралловое, временами мятное (это зависело от положения Эгиды-3 относительно ее солнца), и небольшая зеленая точка над горизонтом — естественный спутник планеты, который являлся притянутой на орбиту ледяной глыбой, отколовшейся, вероятно, от астероида, и прежде бесцельно блуждающей по космосу.
— Ты хоть когда-нибудь делал что-нибудь против правил? — прищурился биолог, глядя в бесцветные глаза социолога.
— Так много, что тебе и не снилось, Эндрю, — ответил Гарри. — И я жалею об этих поступках. Именно они научили меня осторожности, которой я стараюсь придерживаться.
— Никто не научится ездить на велосипеде, пока не упадет с него хоть раз.
— Это не тот случай. Ты занимаешься софизмом и подменой понятий. Прекрати этот цирк. Мы должны вернуться к маяку или хотя бы выйти из слепой зоны, чтобы получить указания.
— Тебе плевать на экспедицию! — повысил голос биолог.
— Мне не плевать на жизни людей, — холодно ответил социолог.
— Мы стоим на пороге, возможно, самого великого открытия для всего человечества, а ты не позволяешь его сделать, руководствуясь нелепыми и ненужными предосторожностями.
— Если это открытие может унести жизни всей экспедиции, то о нем так никто и не узнает. Пойми, Эндрю, ну, допустим, там кто-то есть, другая раса, да? Куда они от нас денутся? Зачем спешить?
— Я видел что-то, — негромко произнес радиотехник.
Биолог и социолог схватились за бинокли, позабыв о споре.
— Где?!
— На десять часов. Кажется, их там несколько. Это… это…
К ученым молча подполз один из военных и посмотрел в бинокль.
— Я вижу, — сказал социолог.
— Я тоже вижу, — сказал военный. — И мне это не нравится.
— А мне нравится, и даже очень, — взволнованно произнес биолог.
Он выглядел так, будто готов был вот-вот сорваться с места и побежать. Однако, не отрываясь от биноклей, он продолжал пререкаться с социологом.
— Послушайте, но это просто невозможно, — нахмурился социолог. — Наверняка иллюзия, какая-нибудь аномалия.
— Хватит, Гарри, ты сам видишь, что они живые. Мы обязаны спуститься к ним.
— Нет, Эндрю, мы обязаны не вступать с ними в контакт.
— А мы не будем! Просто понаблюдаем со стороны.
— Мы не знаем, на что они способны. А если они обнаружат нас? Уверен, что обнаружат. Ведь с нами ты.
— Хватит изображать сварливую жену, Гарри. Я же знаю, что внутри тебя живет нормальный человек. Я знаю, что тебе самому хочется туда спуститься. И не говори, что это не так.
— Спасибо за теплые слова, Эндрю. Век не забуду. Я не отрицаю, что хотел бы изучить их, но для меня есть кое-что важнее личного желания.
— Кажется, они общаются, — сказал радиотехник. — Как же это странно. Все это.
— Я никогда не видел ничего подобного, — покачал головой военный. — Не думаю, что они опасны. Не опаснее коров на пастбище. Это единственная ассоциация, которая у меня возникает.
— Нужно подобраться поближе, — надавил биолог, заметив тень сомнения, скользнувшую на лице своего главного противника.
Гарри кусал губу и внимательно следил за особями, которые медленно перемещались у оврага. Никакой иллюзии быть не могло — это действительно представители местной фауны, первые, что встретились людям за все четыре экспедиции. Эти существа наверняка очень тщательно прячутся и маскируются. Если сейчас уйти, можно и не наткнуться на них второй раз совершенно случайно, как сейчас. Социолог экспедиции испытывал внутреннюю борьбу между долгом и чисто профессиональным желанием изучить поведение этих странных существ, даже если они не разумны.
— Ладно, — сказал Гарри. — Только поклянись, что не будешь соваться к ним. Исключительно наблюдение на расстоянии.
— Пока не установим связь со спутником, так и будет.
— В таком случае что? Выдвигаемся? — нерешительно спросил радиотехник.
— Нет, — отрезал военный. — Сначала обсудим стратегию поведения.
Инструктаж был коротким и емким. Держаться на расстоянии, никакой самодеятельности, никуда не соваться, по одному не ходить, всегда быть рядом с тем, кто вооружен, не привлекать на себя внимания, в случае чего — бежать, прятаться. Биолог выслушал все это с таким недовольным и нетерпеливым выражением лица, что было ясно — такое количество ограничений его не устраивает. И если вдруг контакт все-таки случится, непреднамеренно, биолог не станет никуда бежать. Это понимали все, но лучше прочиъ это знал социолог. Эндрю и Гарри, конечно, никогда не ладили и часто ругались, но именно это позволяло им прекрасно разбираться в характерах друг друга. И это получалось у них лучше, чем у кого бы то ни было.
В течение получаса были собраны все вещи и оборудование, а также был найден наиболее удобный (по мнению военных, отвечающих за безопасность ученых) спуск в долину. Наиболее безопасный, но наиболее длинный путь, что очень разозлило биолога. Эндрю вел себя резко и нетерпеливо, он был уверен, что, щадя себя, они упустят свой шанс, и ради такого случая можно было бы и рискнуть собой.
Скудная черная растительность хрустела под ногами, как стекло, но не ломалась и не крошилась. Зеленая точка сияла над горизонтом, как полярная звезда. Двое военных, держа оружие наизготовку, шли впереди, двое позади, а между ними находились трое ученых. Радиотехник, по обычаю идущий между биологом и социологом, чтобы не дать им перегрызть друг другу горло в случае чего, непрерывно пытался наладить связь (переносной приемник на ремнях висел прямо на нем, как рюкзак на животе), но все попытки были тщетны. Биолог то и дело посматривал в бинокль, но к его великому огорчению особи уже исчезли с того места, где находились полчаса тому назад.
— Говорил я вам, мы их упустим, — недовольно бурчал Эндрю будто бы сам себе, но все его слышали.
Экспедиция прошла около двухсот метров по долине, прежде чем один из военных замер, как вкопанный, глядя в бинокль. Биолог тут же припал к окулярам.
— Всем на землю и ползти до ближайшего оврага, — отдал приказ военный.
Биологу пришлось проявить все свое терпение, чтобы не ослушаться. Вместе они, как в окопе, спрятались в одной из длинных трещин в земле, которыми была изрыта вся долина.
— Никому не высовываться, — сказал Райли, глядя на биолога. — Бойцы, оружие наготове.
— Есть, сэр.
— Не смейте в них стрелять, — разозлился Эндрю.
Кромка оврага густо поросла черным кустарником с глянцевыми листьями, и это позволяло устроить хороший наблюдательный пункт. Райли едва выглянул из оврага, не пользуясь биноклем, и тут же вернулся в исходное положение. Биолог смотрел на него безумными глазами.
— Пятеро, — буднично произнес Райли. — Метров тридцать на два часа. Не более.
— Они знают, что мы здесь? Они заметили нас?
— Не думаю. Ведут себя вполне естественно. Здоровенные твари.
— Что ж, в таком случае я, пожалуй, гляну одним глазком, — сказал биолог и переглянулся с социологом.
— Я тоже, — кивнул Гарри.
— И я, — сказал радиотехник.
— Старайтесь не привлекать их внимания и не издавать шумов.
Биолог лишь отмахнулся от этих слов. Приподнявшись на локтях и раздвинув ветки кустарника, он обомлел и не мог выговорить ни слова. Впрочем, как и его коллеги. Существа были очень близко, и их размеры позволяли рассмотреть все в подробностях.
— Это что, медузы? — спустя несколько минут тишины спросил радиотехник растерянно.
Ему никто не ответил. Представители фауны планеты Эгида-3 на самом деле были похожи на медуз, но только на первый взгляд. По габаритам они скорее напоминали упитанных зубров, но при внимательном рассмотрении приобретали фантасмагорические черты, достойные сюрреалистической живописи. Тело каждого существа представляло собой большой сине-серый мозг в оболочке, напоминавшей прозрачное вязкое желе. По этой оболочке с разным временным интервалом пробегали вспышки маленьких молний, а вниз, к земле, тянулись несколько белесых отростков, напоминающих бахрому щупалец медузы. Отростки были короткими и не касались земли. Массивные мерцающие тела, зажелированные в прозрачное вещество явно для защиты «мозга», плавали над поверхностью планеты, свободно держась в воздухе и слегка покачиваясь. «Мозг» еле заметно пульсировал подобно сердцу.
— Поверить не могу, — прошептал биолог. — Неужели их тело — это мозг? Тогда эти электрические вспышки — нервные импульсы в синапсах?
— То, что они летают, нисколько не смущает тебя? — ошеломленно спросил радиотехник.
Особи держались поодаль друг от друга, равномерно распределившись на территории. Создавалось впечатление, что они специально соблюдают дистанцию друг от друга.
— Если все их тело — один большой мозг, это означает лишь одно, — сказал биолог.
— Что?
— Перед нами негуманоидная раса, обладающая разумом. Который, скорее всего, во много раз превосходит уровень человеческого интеллекта. Это и позволяет им перемещаться по воздуху, преодолевая гравитацию безо всяких технических средств. Это восхитительно. Интересно, сколько миллионов лет они эволюционировали до такого состояния?.. И каков был их прежний вид. Может, людей ожидает то же самое? В конце концов, тело станет не нужно нам.
— Если все так, как ты говоришь, то они — высшая форма жизни. Вершина эволюции. Поэтому с ними вряд ли получится установить контакт. У них нет никаких органов чувств, взгляни на них. Кроме, может быть, осязания, — сказал социолог, — рассматривая щупальца.
— Уверен, они все слышат, видят и чувствуют. Может быть, даже наперед. Кто знает, на сколько процентов они используют этот свой мозг, из которого состоят?
— Может быть, они знают о нашем присутствии, но никак не реагируют. Точно так же, как и мы не реагируем на присутствие поблизости муравьев.
— Роуди, ты должен установить связь, во что бы то ни стало. Если мы погибнем, то должны успеть хотя бы передать то, что увидели здесь.
— С чего ты взял, что они убьют нас?
— С того, что эти существа разумны. Их уровень намного выше нашего. И они не стремятся, в отличие от нас, идти на контакты с иными цивилизациями. Им не нужно это. Они живут изолированно, и это вполне устраивает их. Им хватает одной планеты — экспансия им не нужна. А мы прилетели со своей разведывательной экспедицией, обнаружили их и собираемся поведать об этом всему миру. Что же здесь непонятного? Они этого просто не допустят.
В рассуждениях социолога была неоспоримая логика, впрочем, как и всегда. Это заставило биолога скривиться от недовольства, впрочем, как и всегда.
— Может, неполадки со связью тоже устроили они? — осенило радиотехника.
— Нельзя исключать этого. Существа со столь развитым мозгом могут влиять как на магнитные колебания планеты, так и на атмосферные слои. Они могут глушить сигнал специально, чтобы мы не могли даже доложить об увиденном.
— Говорите тише, — предупредил Райли.
— Глупости, — сказал Эндрю, — я не думаю, что они настроены враждебно. Неужели миллионы лет эволюции привели к тому, что получилось существо ничем не лучше человека? Это даже не гуманоиды, с чего бы им обладать человеческой логикой и эмоциями? Вы рассуждаете в рамках земной психологии, и в этих рамках рассуждения верны. Но это не Земля, и эти летающие медузы — не одно из созданий, поведение которых мы могли бы предугадать, руководствуясь своим прежним опытом.
— Смотрите, — не своим голосом сказал радиотехник.
Все замолчали и повернули головы к существам. Поблизости от одной особи в воздух поднимался довольно большой валун. Камень плыл вверх сам по себе, будто там локально отключили гравитацию. Достигнув определенного уровня, камень завис в воздухе. Следом вверх поднялись несколько камней поменьше и зависли вокруг первого подобно электронам вокруг ядра или планетам вокруг солнца.
— Это телекинез, — прошептал социолог, — они общаются с помощью телекинеза. Их тело — это мозг. Никакой лишней оболочки.
— Я понял, — сказал биолог спокойно. — С помощью телекинеза они и перемещаются по воздуху. Они передвигают сами себя. Фантастика. Они разумны, разумны! Они используют свой мозг настолько, что людям и не снилось!
Тем временем пять особей выстроились полукольцом и по очереди дополняли воздушную конструкцию из камней разного размера. Процесс происходил очень медленно и «вдумчиво», словно существа подбирали подходящие камни по неким принципам, известным только им. А затем камни стали вращаться вокруг первого, самого крупного из них.
— Постойте, — тихо сказал биолог, — это похоже на…
— На солнечную систему, — закончил социолог. — На нашу солнечную систему. Солнце и девять планет. Все пропорции сохранены. Меркурий, Венера, Земля, Марс и так далее. Планеты движутся по своим орбитам.
— Но откуда им это известно? — спросил радиотехник. — Ведь это не может быть просто совпадением.
— У меня только одно предположение, — покачал головой биолог. — Они еще и телепаты. Что, в принципе, даже не удивительно. Просканировав наш мозг, они решили показать нам, что знают, кто мы такие и откуда прибыли. Это явный знак дружелюбия.
— Ты в этом не разбираешься, Эндрю, — с нажимом сказал Гарри, — социология — это мое, и не лезь не в свое русло. Этот знак можно расценивать как угодно. Ты сам говорил пару минут назад, что человеческая психология здесь не действует. Медузы могут просто демонстрировать нам свои умения, чтобы отпугнуть.
— Выходит, они знают о нашем присутствии? — спросил Райли.
— По всей видимости, да. Но не проявляют агрессии.
— Это меня устраивает больше всего прочего, — сухо резюмировал немногословный вояка.
Камень, выполняющий роль солнца, неожиданно загорелся. Небольшие протуберанцы гуляли по поверхности камня, словно он был полит бензином. Биолог готов был хлопать в ладоши, как маленький ребенок. У него светились глаза.
— Только не говорите, что ко всему прочему списку добавился еще и пирокинез, — мрачно произнес радиотехник. — Мы должны опасаться этих существ.
— Нас ждет Нобелевская премия. Хотя о чем я говорю? Нас ждет множество научных открытий и, возможно, новая научная революция! Вы хотя бы осознаете, насколько все это важно?! Если мы подружимся с ними, Земля больше никогда не будет прежней! Начнется новая эра!
— Эндрю, остановись, успокойся, все не так просто, — зачастил социолог, не на шутку забеспокоившись. — Они опасны!
Но не так просто остановить и успокоить человека, у которого сбылась мечта всей его жизни. Биолог ощущал на себе огромную ответственность за все происходящее. Он был уверен в том, что без его вмешательства экспедиция никогда бы не наткнулась на разумную расу на Эгиде-3. Это значит, что биолог обязан вступить в контакт с этими странными существами. Только у него хватит духу прямо сейчас совершить огромный шаг для человечества. Эндрю давно грезил об этом. Четвертая экспедиция на Эгиду стала для него переломным моментом, разделившим жизнь на две неравноценные половины.
Биолог решительно приподнялся, но радиотехник схватил его за рукав комбинезона и отрицательно покачал головой.
— Мы же договорились — никакой самодеятельности, пока не установим связь. Только наблюдение.
— Вы шутите? — спросил биолог чуть более громко, чем следовало. — Что за абсурд? Какой смысл теперь держаться на расстоянии, если они знают о нашем присутствии и сами подают нам знаки?! Разве непонятно, что они не против контакта? Я не заметил никакой агрессии с их стороны, наоборот, лишь дружелюбие.
— Эндрю, прошу тебя, остановись и подумай, — с нажимом сказал социолог. — Ты сам себе противоречишь.
— Ну, разумеется, Гарри, ведь я импульсивен и способен на необдуманные решения, и только ты один у нас хороший и правильный. Только такие, как ты, Гарри, сидят в офисах и заполняют архивы, а такие, как я — совершают великие открытия, потому что не боятся вовремя рискнуть, когда жизнь предоставляет все шансы.
— Я не позволю тебе сорвать экспедицию.
Социолог не знал, как можно задержать и переубедить биолога. По всей видимости, это просто невозможно. Но у Гарри было очень плохое предчувствие, и он, хоть и не мог этого полностью признать, больше волновался за самого Эндрю, чем за всю экспедицию.
— Оставайтесь в окопе, Эндрю, — холодно сказал Райли.
— Иначе что? Пристрелите меня?
— Эндрю, ты сошел с ума. Эти существа могут навредить тебе! — вырвалось у социолога.
— Значит, так. Вы можете сидеть в этой яме, сколько угодно. Эти существа просканировали наше сознание — им все о нас известно, как вы не можете этого понять? Они слышат каждую нашу мысль! Я не вижу смысла прятаться. Если бы они хотели нас убить, они бы уже это сделали. У них было предостаточно возможностей.
— Эндрю, это не гуманоиды… как ты собираешься общаться с ними?
— Буду импровизировать. Да, плана у меня нет. И в этом вся соль.
— Мы на разных уровнях развития, на разных ступенях эволюции, между нами интеллектуальная пропасть. Ты не сможешь понять их. Ты не знаешь их психологию, этику! Вполне обыкновенным действием ты можешь нарушить какое-то правило поведения, о котором даже не подозреваешь!
— Не думаю, что стоит волноваться о таких глупостях.
— Что происходит с оружием? — спросил один из военных.
Автоматы, словно ожившие, вырывались из рук и взлетали в воздух на такой уровень, что достать их было невозможно. Ножи и гранаты тоже уплыли от бойцов, как бы те ни старались их задержать. Биолог победоносно посмотрел на коллег и с чувством собственной важности произнес ключевую фразу:
— Контакт неизбежен. Они требуют этого. Мы должны.
Больше никто не задерживал его. Социолог с сожалением посмотрел на своего давнего врага. Сейчас он чувствовал только опасность, которая грозит биологу, и гадкое бессилие от невозможности повлиять на решение Эндрю.
Биолог выбрался из оврага и поднялся во весь рост. Ничего не произошло. Луч смерти не разрезал его надвое. Существа продолжали удерживать в воздухе модель солнечной системы и оружие военных. Эндрю уверенно зашагал к сине-серым медузам, зависшим над землей. Остальные члены экспедиции следили за происходящим из оврага. С каждым шагом биолог мог видеть все больше деталей внешнего вида этих странных существ. Да, сомнений не осталось, это был действительно очень большой мозг, разделенный на два полушария, покрытый толстой желеобразной оболочкой, видимо, защищающей от повреждений и внешних воздействий. По извилинам мозговой коры пробегали небольшие бело-голубые искры, от чего тела мерцали подобно новогодним гирляндам. Несколько белесых отростков свисали к земле, как бахрома. Ни глаз, ни рта, ни носа, ни ушей. Возможно, эти щупальца выполняют функцию конечностей, но они выглядели скорее как рудименты, а не как полноценные органы. Да и зачем нужны руки и ноги тому, кто передвигается по воздуху? Вероятно, эволюция позаботилась об этом, как только существа научились использовать телекинез для передвижения.
Из оврага пристально наблюдали, как биолог оказался прямо перед мерцающими «медузами» и остановился. Социолог покачал головой, укоряя себя в трусости. Он понимал, что был прав в этой ситуации, но почему-то ощущал вину в том, что не стоит сейчас рядом с биологом. Он не желал ничего плохого своему сопернику, но шестым чувством знал, что это произойдет. Он мог бы предотвратить это, но не сумел. Всему виной упорство биолога.
Тем временем биолог, не говоря ни слова, приблизился к солнечной системе, где до сих пор камни-планеты вращались по своим орбитам вокруг пылающего камня-солнца. Протянув руку, Эндрю коснулся пальцем третьей от солнца «планеты», желая указать разумным существам, откуда он прибыл. Но как только биолог сделал это, все камни рухнули на землю, а в воздух стал подниматься он сам.
— Эндрю! — социолог взволнованно приподнялся в овраге, готовый броситься на помощь.
— Все в порядке! — крикнул биолог и махнул рукой. — Они просто изучают меня.
Его тело зависло в полутора метрах над землей. Биолог засмеялся, уверенный в том, что все идет по плану, и неожиданно вспыхнул. Сначала загорелся комбинезон, затем волосы. Он даже не сразу понял, что происходит. А потом закричал от боли, задергался, но неведомая сила удерживала его в воздухе и сжигала заживо. Гарри дернулся с места, чтобы побежать, но Райли задержал его.
— Мы совершенно безоружны, — мрачно напомнил он.
Но социолог вырвал локоть из тисков военного и гневно посмотрел на него.
— Ты погибнешь сразу же, — предупредил военный. — Нам надо уходить.
Но Гарри уже не слушал его. Он выбрался из окопа и со всех ног помчался на помощь биологу. В руках у него ничего не было, и он не знал, как будет действовать, но крик Эндрю подгонял его и придавал уверенности. Существа, казалось, даже не замечали его, и социолог воспользовался тем, что все внимание медуз сосредоточено на горящем теле еще живого биолога. Гарри схватил с земли увесистый камень и без промедления ударил им по желеобразной оболочке, покрывающей мозг одной из особей. Раздался хлюпающий звук, и камень, пройдя сквозь «желе», повредил мозг. Особь упала на землю как тюк с протухшими фруктами и разъехалась в стороны. Оказалось, их тела настолько хрупкие, что убить медуз не стоит больших усилий.
Обгорелое, местами уже обугленное тело биолога грохнулось на землю в неестественной позе. Эндрю не подавал признаков жизни, и социолог в приступе гнева размозжил тело еще одной особи, пока сам не начал подниматься в воздух, все еще крепко удерживая свое орудие. Медузы знали о своей уязвимости и потому пустили в ход свою самую главную способность, с помощью которой могли удерживать врага на расстоянии.
Зависнув над землей, Гарри с гневом швырнул камень в третью особь, и она тоже рухнула, едва булыжник прошел через защитное «желе». Социолог почувствовал, что покачивается в воздухе, как на волнах, и понял — две медузы уже не так сильны, как пятеро. Они с трудом могли удерживать в воздухе почти центнер веса, ведь Гарри был крупным мужчиной. Неожиданно рядом показался радиотехник и дернул социолога за ногу. Военные врукопашную добивали оставшихся медуз. Вскоре все было кончено. Пять растекшихся тел испускали слабый неприятный запах. Социолог бросился к биологу. Конечности и голова обуглились, кожа запеклась в корку бурого цвета и потрескалась. Не требовалось даже прощупывать пульс, чтобы понять простую как мир вещь — Эндрю мертв.
— Господи, — выдохнул Гарри и упал на колени. — Это я виноват.
В течение следующих суток, пока шестеро человек держали путь к своему космическому кораблю, социолог ни с кем не разговаривал. Связь так и не появилась, что упрочило высказанное ранее предположение о вмешательстве медуз в магнитные поля планеты. Существа владели телепатией, телекинезом, пирокинезом, и кто знает, чем еще. Нельзя было исключать самого худшего и самого непредсказуемого.
Гарри почти ничего не ел, только пил воду, запасы которой стремительно истощались. За сутки пути им не встретилась ни одна особь, и странники были предоставлены сами себе. Свободное время они тратили на обсуждение случившегося и построение предположений, почему вышло так, а не иначе, почему им так повезло, что погиб только один человек, хотя медузы могли убить значительно больше, но не успели.
— Они просто растерялись, — говорил радиотехник. — Они не знали, на что способны люди.
— Как это может быть? Эндрю говорил, что они сканировали наш мозг, — возражал Райли. — Значит, должны были знать о нас практически все.
— Это так. Да, действительно. Что ты думаешь об этом, Гарри? Гарри?..
Социолог тяжело вздыхал и окидывал коллег тяжелым взглядом. Ему не хотелось говорить. Но он должен был. Он и сам понимал, что обязан поддерживать связь с коллективом, что бы ни случилось.
— Мне кажется, медузы настолько интеллектуально развиты, что все их действия подобны идеальным компьютерным программам. Они все делают по строго заданному алгоритму, который рассчитывают еще до того, как начать действовать. Мой поступок выглядел крайне нерационально. А медузы действуют только рационально. Поэтому они не могли предугадать мое действие. Это и выбило их из колеи. Помимо всего этого, мне кажется, смерть собрата стала для остальных шоком. Их раса наверняка давно избавилась от смерти как естественного биологического процесса. Эти особи, возможно, жили несколько столетий и никогда не видели смерти сородича.
— Убить их оказалось слишком просто.
— Да. Они сильны ментально, но физически — крайне слабы. Иначе не бывает. Закон эволюционной компенсации. Это и спасло нас. Тем более, я думаю, они — единственный существующий на Эгиде-3 вид. Здесь не нужна пищевая цепочка как таковая. Ведь медузы наверняка питаются энергией, плазмой. Все физиологическое им чуждо.
— А репродукция?
— Как ты думаешь, нуждается ли в размножении тот, кто бессмертен?
Экспедиция планировала добраться до маяка и немедленно связаться с орбитой, чтобы доложить обо всем произошедшем и попросить подкрепления.
— К черту сматываться с этой планеты, — стиснув зубы, сказал Райли.
Гарри винил себя в смерти Эндрю и жалел о том, что тело биолога временно пришлось оставить на месте гибели. Но когда со станции прилетит челнок с бойцами, они обязательно вернутся, и социолог лично обо всем позаботится…
— Как на счет того, чтобы дать медузам имя? — предложил радиотехник.
— Они должны носить фамилию Эндрю, — заявил Гарри. — Фамилию человека, которые впервые увидел их и погиб от них.
— Кнороки? — спросил радиотехник.
— Кнороки, — горько кивнул социолог.
До цели оставалось около ста метров. Уже был виден над вершинами черных деревьев высокий сигарообразный купол серебристого цвета, последняя надежда на благополучный исход экспедиции — маяк. Но, выйдя из иноземного подлеска на открытое пространство, люди на мгновение замерли в ошеломлении.
— Не может быть, — сказал радиотехник.
Затем они бросились бежать со всех ног. Невооруженным глазом было видно, что маяк поврежден. Нетрудно было догадаться, кто это сделал.
— Они знали! — задыхаясь, кричал радиотехник. — Они все о нас знали! Кто мы, когда прилетели, зачем — им все было известно!
Радиотехник поднял с земли толстый металлических щиток — он был измят, как фантик. В конструкции зияла дыра, из которой торчали наружу разодранные провода.
— Чтобы знать, как сломать маяк, они должны были знать, как он устроен.
— Не думаю, что это могло их затруднить.
— Мы остались совершенно без связи, — сказал Роуди. — Мы должны улетать.
— А как же Эндрю?! Хотите, чтобы он остался здесь? — разозлился социолог.
— Мы вынуждены так поступить. Силы слишком неравны, Гарри. И без связи нам здесь нечего делать. Возвращаться за ним — самоубийство. Ты прекрасно понимаешь все сам.
— Мы вернемся сюда с подмогой и заберем его. Я обещаю, — сказал Райли, положив ладонь на плечо социолога.
Сорок минут его уговаривали подняться на корабль. Наконец, он согласился. Когда двигатели были включены и все готовились к старту, в боковую часть корабля как будто врезалось что-то огромное. Раздался громкий металлический скрежет, взвыла сирена, замигали красные аварийные лампы.
— Повреждение бокового двигателя. Повреждение бокового двигателя.
Социолог бросился к иллюминатору. У подножия корабля расстилался серо-синий ковер из кнороков. На первый взгляд их было несколько тысяч.
— Нам не позволят улететь.
Снова удар, теперь уже с другой стороны.
— Что это? Чем они бьют?
— Это куски скалы. Они перемещают их.
— Возгорание в топливном отсеке. Внимание! Необходимо немедленно покинуть корабль. Опасное возгорание!
Но никто не успел бы покинуть борт, потому что в следующий миг произошел взрыв. Мощная вспышка плазменной энергии обуглила остов корабля и испарила все, что находилось внутри. Кнороки достигли своей цели. Уничтожение экспедиции не было местью с их стороны. Столь развитой расе давно были чужды чувства и эмоции. Это была всего лишь рациональная забота о собственном будущем. Часть алгоритма. Кнорокам действительно не нужен был никакой контакт, в этом предположении социолог не ошибся. Являясь одной из самых высших цивилизаций, сине-серые медузы не нуждались ни в покорении космоса, ни в заселении других планет, ни в обмене опытом. Они обладали бессмертием, питались чистой энергией и не испытывали абсолютно никаких трудностей с проживанием на Эгиде-3. И, как совершенные биокомпьютеры, они не могли допустить, чтобы их налаженную систему существования кто-то нарушил. Следующие экспедиции тоже окажутся неудачными. А через несколько лет человечество осознает невосполнимость потерь и свернет этот проект. Кнороки навсегда останутся сами по себе.