Эмма

Часть 1

Эмма. Передо мной задумчивая девушка со спутанными после сна волосами. Комната погружена в предрассветные сумерки, но слабого света из окна хватает, чтобы прочертить медные пряди в тяжелых кудрях. Серьезные глаза, серо-зеленые. Лицо – правильный овал. Белая кожа. Как у всех нас, кто живет здесь и видит солнце чаще через окно или из-под накрахмаленного края капора. Она смотрит на меня, и я пытаюсь отыскать в ее чертах что-то особенное, что-то необычное. Что-то неправильное. Я протягиваю руку и ее пальцы касаются моих. Между нами тонкая пластина серебра.

Эмма это я. Каждое утро я примеряю это имя. Эмма это я. Эмма. Эмма. Согласно книге Толкования имен – серьезная, ответственная. Я это Эмма. Шепчу я себе, чтобы не забыть. Я надеваю это имя, как неизменный белый передник поверх белого платья. Каждое утро. Вытаскиваю ее из зеркальной глади, а сама прячусь за ней. Волосы собрать в строгую ракушку. Стянуть, не позволяя коротким прядкам нарушать Порядок. Порядок – это то, что мы олицетворяем. Каждый день впитываем в себя пока это не станет неотъемлемой частью нас самих. Порядок, это отглаженный передник. Порядок – это смиренный взгляд в пол. Порядок – это Чтение утренних молитв в часовне. Порядок - это спокойствие и благодать, взращенные годами повторений и осознаний.

Скрип кровати. Ада сидит на краю и отчаянно пытается подавить зевок. Я киваю ей и в ответ она делает невнятный приветственный жест рукой. Ее светлые кудри спутаны, лицо припухло, а такие же светлые ресницы и брови почти не видны в полутьме. Но солнце уже выглянуло там, из-за горизонта и первые розовые лучи падают на деревянный пол. Я помогаю ей расчесать непослушные волосы. Стараюсь не дергать, в отличии от самой Ады, которая кажется готова выдрать жесткой щеткой все пряди, которые отказываются лежать ровно. Ада, моя милая Ада, которая готова лишиться половины волос ради лишних пяти минут сна. Заколки, немного масла для волос. И Ада тоже становится воплощением Порядка. Так она думает, так она говорит. Но для меня ее белые ресницы, ее непослушные кудри, которые все равно выбьются из строгой прически через час другой, ее чуть вздернутый носик, ее неспособность проснуться на рассвете – для меня это все Прекрасно. Но я никогда не скажу этого.

Мы выходим в коридор и присоединяемся к белым стайкам передников и платьев с кружевами и жесткими манжетами. Я вижу тяжелую черную косу Алексы. Ее лицо будто с картины великих художников. Ее лицо воплощение спокойствия и гармонии. Видит ли кто-то кроме меня, как она поджимает нижнюю губу? На секунду она ловит мой взгляд. Ее глаза синие и колючие словно лед.

Она ухмыляется и это легкое пренебрежительное движение губ вижу только я.

Легкое касание моих пальцев. Уна. Фарфоровая кожа, длинные пальцы. Я легонько пожимаю их в ответ. Ее чуть широко посаженные глаза улыбаются мне.

Шорох подолов. Легкий стук мягких туфель. Мне кажется или сегодняшний ритм отличается от обычного? Чуть быстрее подошва касается мраморных полов. Чуть громче шуршат наши юбки. Правдивы ли слухи?

Мимо проплывает метресс Абигайль. Абигайль – благая весть, согласно книги Толкования Имен. Ее губы сурово поджаты, двойные юбки четко колышутся в такт каждого шага, а взгляд колко блуждает по нашей стройной колонне. Тот, кто дал ей это имя – тот еще шутник. Если имеешь честь пообщаться лично с метресс Абигайль, то самое благое что ты можешь ожидать, что твои промахи удостоятся дополнительной работой на кухне, вместо карцера на четыре дня.

Но мы идеальны. Наши взоры опущены в пол, движения плавны и спокойны, волосы лежат волосок к волоску и если надеть поверх белые капоры, то мы станем неотличимы как близнецы. Смиренны, милостивы, воплощение Порядка. Если не смотреть в глаза. Но наши глаза опущены вниз и никто не посмотрит в них.

Мы – невесты Бога. И мы идеальны.

Завтрак сегодня оживлён. Утренняя молитва окончена и все, казалось бы, идёт как обычно, но….

Кухарка Муна сегодня встревожена. Ее чепец монахини то и дело мельтешит туда-сюда, а стук подбитых туфель не смолкает, кажется, ни на минуту. И в этой суете мы получаем двойную порцию фруктов к сегодняшней овсянке и это уже повод для разговоров. Нет, не подумайте. Нас всегда кормят хорошо. И правильно. Это слово является ключевым в нашей жизни. Одна из нас может стать Светлой Богиней, и грех экономить на продуктах даже в годы скудные на урожай. Но правда в том, что у Храма не бывает таких лет. Мы бы может и не знали, что существуют те, кому не хватает еды, но слухи проникают даже через высокие стены на самые высокие уровни Города. Они взлетают ввысь подгоняемые шепотом, теряют по дороге слова, обрастают новыми. Но даже так они проскользнут в любую щель вместе с теми, кто так или иначе не умеет держать язык за зубами.

Например, как Руви. Её движения сегодня особенно порывисты. Она то и дело стреляет глазками и с ожесточением режет яблоко на маленькие кусочки. Наконец она не выдерживает и шепчет, гораздо громче, чем надо бы, но даже так на неё не обращает внимание ни метресс (она слишком далеко), ни служанки (им нет до нас никакого дела, пока наши тарелки не нуждаются в том, чтоб их унесли).

- Вы слышали, слышали? – Она наклоняется к столу, будто это может сделать ее менее заметной. – сегодня приедет Настоятель Храма. Вы же понимаете, что это значит….

Кто-то роняет вилку. Мы все слышали, мы все чувствуем, но все меняется, когда кто-то произносит это вслух.

Алекса сидит по правую руку от меня. Она улыбается краешком губ. Истинная леди, благородных кровей. Единственная среди нас, знающая, кто ее родители. Живой пример, что есть Тот, кто выше титулов и сословий, ибо даже для высокородных семей Закон обязывает отдать одаренного ребенка Храму. Здесь мы все равны. И все же…

И все же Алекса – это имя, данное ей родителями. Её имя.