Эрна. Тёмная тропа

1. Воин с Севера

Гьеры Чёрного острова носили на щитах знак ворона, летящего в серых небесах. Но щит Вестара раскололся в последнем бою, а крыльев у него отродясь не водилось, потому заточение в высокой башне казалось издевательством.
– Слышал меня, воин? – скрипучим старческим голосом выговорил эрл Беренис. – Эрл Аррен и супруга его, Железная Халле, сообщают, что никуда они тебя с заданием не посылали, и всë это ужасное недоразумение. Никак ты не мог оказаться на моей земле по их воле.
Крепость Одинокая скала тëмной громадой возвышалась над озером и леситыми холмами, а башни еë острыми когтями тянулись к облакам. Из небольшого узкого окна, прорубленного в толще камня, Вестар мог увидеть далëкие поля, крошечные крыши деревенских домов, полосу Пустоши на горизонте, едущих по дороге путников, казавшихся отсюда не больше муравьëв, и летящих в вышине птиц. Сам узник ютился в комнатушке шириной шага в три, из которых он и пару-то сделать мог с трудом.
– Ещë твой хозяин пишет, что ты поганый предатель и дезертир, – продолжал старик. – И больше ему не слуга.
Вестар отвёл взгляд от окошка, повернул голову, возвращаясь в полутëмное узилище. Чуть слышно звякнули цепи. Пальцы левой руки сжались в кулак, хоть и с трудом. Правая, лежащая на колене, так и осталась неподвижна, зато боль от попытки пошевелить ею обожгла до самого плеча. За луну, проведённую в заточении, воин-гьер растерял ореол потусторонней опасности. Из мифического кровожадного чудовища в шлеме, закрывающем лицо оскаленной звериной маской, он превратился в очередного измождённого, пропахшего нечистотами узника. Одежда стала лохмотьями, длинные светлые волосы свалялись в колтуны, лицо заросло грязной бородой. Глаза ввалились, но в них ещë можно было заметить нечеловеческие огоньки. И он видел, как напряглись стражники, стоило лишь пошевелиться. Чувствовал чужой страх. Эти люди опасались, что гьер даже теперь может натворить бед. Такое отношение льстило.
– Скажи мне, воин, всë это – правда?
Эрл Беренис взмахнул перед его лицом пергаментом, зажатым в ладони. Вестар заметил, что руки у эрла трясутся мелкой стариковской дрожью. Жалкое зрелище. Грозный правитель Одинокой скалы вряд ли способен ещё взяться за меч. Среди гьеров он бы давно не мог никем повелевать.
– Если господин так утверждает, значит, правда, – хрипло ответил Вестар.
Старик кивнул. Он всматривался в лицо узника, явно выжидая какого-нибудь проявления чувств, но тщетно.
– Платить за сохранение твоей жизни эрл Аррен не намерен. Понимаешь, Мясник?
– Светлый, – пробормотал Вестар.
– Чего?..
– Моë прозвище – Светлый. Мясником меня кличут лишь всякие невежи.
Старик сделал жест. Один из слуг выступил вперёд, размахнулся и вмазал оплеуху. Вестар сплюнул кровь под ноги старику, усмехнулся:
– Выкупа серебром тебе всë равно не видать! Так что теперь, голову с плеч?
Эрл Беренис улыбнулся в ответ, правда улыбка эта больше походила на оскал и не сулила ничего доброго.
– Обезглавливание – привилегия, а не наказание, воин, – сказал он. – И я не знаю, чем ты мог бы это заслужить. О твоих делах сложено немало баек, и все они мерзостны, одна хуже другой.
Вестар поднял брови, изображая удивление.
– О, боги Мрака! Всевидящий Слепой! – воскликнул он. – Мой господин Аррен безмерно уважает тебя, Беренис, и считает достойным противником. Но что я вижу? Правитель Одинокой скалы судит людей по народной молве! Знаешь, я ведь могу и тебя померить той же меркой. Говорят, что вы со своими прихлебателями друг друга по кругу в зад сношаете, так то теперь?
– Кто говорит?! – изумился юноша, стоявший по левую руку от старика.
Вестар глянул на него с интересом. Внучок или поздний сын? Одно понятно – толку от него не будет. Вон и старик скривил рожу, но быстро себя в руки взял, и лишь недовольно покосился на того, кто смел поперëк старшего пасть разевать.
– Я сказал, только что, – пояснил Вестар. – И если поведать эту историю десятку сплетников, а они разнесут ее дальше, приукрасив каждый на свой манер, то по этим толкам можно будет судить уже вас, господа, так получается?
Тот же слуга снова шагнул к нему, но эрл не сделал указания, и занесённая рука опустилась. Старик пялился с брезгливой гримасой, но такие взгляды Вестара давно уж не трогали.
– Ты живьëм содрал кожу с Осгода Зоркого и выпустил потроха его телохранителям.
– Припоминаю, было такое. Правда, давно.
– Сжег Вимарка Серого Медведя и четверых его сыновей.
– То был приказ господина Аррена, как я мог ослушаться? Да и женщин мои люди отпустили.
– Отрубил руки и ноги Кариону с Ясеневой гряды.
Муди он ему тоже отрезал, по собственному почину. Но об этом слухи распускать было некому.
– Знаешь, небось, что Карион тот был безумным колдуном, – сказал Вестар. – Совершенно безумным, хуже всех, кого я когда-либо видел. И не только господин Аррен обрадовался гибели этого ублюдка.
Перед глазами на мгновение мелькнуло омерзительное видение. Полутëмная опочивальня, жалобные всхлипы плачущей девчонки, подмятой грузным мужским телом… Противником Карион оказался несерьëзным. Увлечëнный своим дрянным делом, он слишком поздно обнаружил, что на убежище напали. Да и драться достойно со спущенными штанами сложно.
– Колдуна убить, может, и хорошо. Но ещё ты зарезал двоих его сыновей и малолетнюю дочь, – продолжал старик. – Поговаривали, что эрл Аррен высоко ценит доблесть гьера Вестара, и даже наградил его за то дело ценнейшим красальским клинком, как за особую заслугу. И каково это – перерезать глотку девчонке десяти зим от роду, чтобы выслужиться перед хозяином?
Вестар усмехнулся, выныривая из вязкой пелены воспоминания.
– Было несложно, – ответил он. – Но задавал ли ты такие же вопросы своим слугам, о, милосердный правитель Одинокой скалы? – насмешливо поинтересовался он. – А то, быть может, они справлялись с подобными указаниями похуже…
Старик подал знак, и кулак слуги врезался в лицо. Рот наполнился кровью. Вестар провёл языком по зубам, отмечая, что один вроде немного шатается.
– Даже та девка, отродье колдовское, могла бы двинуть покрепче!
Слуга покосился на хозяина, но тот снова не дал команды. А сам отомстить за оскорбление побоялся. Смешно.
– Меч твой и впрямь хорош, – сказал старик. – Он будет прекрасно смотреться на стене в зале трофеев. А вот тебе самому, Вестар, проклятый Мясник, применение найти куда сложнее…
– Моё прозвище – Светлый, – упрямо повторил Вестар.
Беспомощность злила. Слуга, что стоял рядом со стариковым отбрызгом, расслабился, глядя на избиение. Можно было бы наказать дурака. Подбить ноги, перехватить правой, локтем, вырвать клинок из ножен. Тот, рядом, не успеет помешать. Даже левой Вестар сумеет продать себя подороже. Можно было бы… Вот только это предсказуемо. Поэтому пленного воина и приковали к стене, навесили железо на руки и ноги, чтоб сидел смирно.
Порыв холодного ветра ворвался в окно, ероша грязные волосы, и принёс в каменный полумрак упоительный запах недостижимой свободы. Говорят, когда-то у гьеров были крылья, чёрные, как ночь Слепого. Что летали они по небу, наводя ужас на жителей Большой Земли. Много ещё сказок рассказывают. Но в этом мире сотни лет уже нет места чудесам.
– Больше ты не служишь эрлу Аррену. Либо сам его предал, либо же… быть может, это он намеренно отправил тебя на смерть? Невозможно поверить, что гьер пробрался в мои владения сам, а не по хозяйскому указанию. У тебя был приказ эрла Аррена. И я даже знаю, какой именно.
Вестар слушал молча, нацепив маску равнодушия.
– Ведь как бы ни мечтал твой хозяин, ему никогда не склонить меня на свою сторону, – продолжал старик. – Я считаю его притязания на фаррадийскую корону смехотворными, а подчинить мои земли силой Аррен не сможет – ни один захватчик ещë не сумел взять штурмом сию древнюю твердыню. Лишь дважды в год я покидаю защищëнные стены, чтобы своими руками принести жертвы на Стылом капище, и именно тогда, в священном месте, ты со своими людьми собирался настигнуть меня и убить, так ведь?
Наверное, полагалось изумиться такой осведомлëнности. Вестар пожал плечами.
– Не знаю, о чëм ты толкуешь. Никогда не интересовался местной политикой. Просто люблю убивать, и делаю это всякий раз, как подвернëтся шанс. А в твоих владениях мы оказались случайно. Заблудились, искали дорогу, а тут… капище какое-то? Нет, не знаю такого. Заблудились, говорю же, вот и всё.
Он вздохнул, развëл руками, но жест вышел неловким из-за того, что правая не двигалась, а на левой цепь была слишком коротка.
Старик нахмурился.
– Это я уже слышал, воин. И твои слова никак не опровергают то, что сообщает Аррен. Выходит, его слова можно считать правдой. Знаешь, что полагается дезертиру, коим объявил тебя бывший хозяин?
Он замолчал. Давал время вообразить. Всё, что мог сказать эрл Беренис – бесполезное сотрясание воздуха. О подоплёке произошедшего Вестар уже давно догадался и сам, и была она куда сложнее, чем мнил старик. А что до последствий, они ясны и так.
– Дезертиров у нас вешают, – пояснил старик. – Такая вот позорная участь для доблестного гьера, – он весело оскалил потемневшие зубы. – Как тебе, подойдёт?
Вспомнилось вдруг, что господин обещал отпустить на покой и даровать щедрый надел где-то на побережье, когда война закончится. Что ж, по итогам этой кампании сколько-то земли он таки получит. Как раз по размерам могилы, но всё же. Разумеется, при условии, что ему подарят такую роскошь, как своя могила. В этом он всё же сомневался.
– Но есть и другой путь. Если ты не дезертир, то можешь смело сказать об этом: сюзерен тебя предал, и ты больше не должен ему подчиняться. Говорят, что гьеры служат тому, кто сильнее? Как по-твоему, я достаточно силён, раз сумел пленить тебя?
Вестар не мог посчитать в потёмках точно, слишком стремительной была драка, слишком близко рубились двое его бойцов, но склонялся к выводу, что не меньше семерых воинов отдали жизни за то, чтобы взять его живьём. И ещë одного точно разнесло в клочья ударом той колдовской дряни, что искалечила самого Вестара. Кажется, тот несчастный и попытался применить артефакт в бою. Тело его было потом похоже на мешок с переломанными костями. Подвиги слуг принадлежат хозяину, но впервые Вечиар видел, чтобы кто-то столь слепо гордился делами чужих рук, будто сам он лихо сражался с засланными убийцами.
– Твоя жизнь теперь в моей власти, – заявил старик. – Так что скажешь, я тебе не хозяин? Как там у вас полагается поступать в таких случаях? Встать на колени, произнести клятву…
Вестар пытался вспомнить, как в этих землях хоронят казнëнных, но на ум так ничего и не пришло. А то может статься, что не получит он ни горсти землицы, вот досада!
– Так что скажешь, а?
Сказать можно было лишь то, что верность гьера не продаётся, даже если господин продал его самого. Иначе они никогда не были бы столь ценными слугами. Даже старик наверняка понимает, что если Вестар согласится, то цена ему – ломаный медяк. А если эта дряхлый пень возомнил, что заставит его присягнуть на верность силой – тут и нечего говорить вовсе.
– Будешь служить теперь мне, – останешься в живых. А не захочешь… – он покачал головой. – Значит, повидаешься со своими мерзкими богами. Подохнешь в петле, с обоссанными штанами, как бродяга.
Вестар ухмыльнулся.
– Хороший исход! – заключил он. – Вот только боги отправят меня обратно… Вострубит рог Слепого, расколется земля, мёртвые гьеры выберутся в солнечный мир, чтобы устроить щедрую резню во славу Четверых. А до того я буду приходить к тебе в кошмарных снах и медленно пожирать разум и душу.
Он поверил! Вестар прочёл это по лицу старика, потянул едва зажившим носом воздух, и среди смрада узилища учуял тонкий, волнующий аромат страха. То были слуги, но и старик тоже. Он боялся его, словно дикое животное. Стоял напряжëнный, готовый отступить за спины слуг. Вестар рассмеялся. Вроде должен был этот эрл ума с годами нажить, а всё в крестьянские сказки верит.
– Не бойся, это лишь шутка, о, храбрый правитель Одинокой скалы! Разумеется, ты можешь спать спокойно… – он чуть склонил голову к плечу. – До того дня, когда Слепой узреет во мраке вечной ночи Знак и возьмётся за рог, чтобы пробудить нас. Тогда да, отдохнуть уже не выйдет.
– Безумный выродок, – сказал эрл Беренис. – Я прикажу бросить твои останки собакам на поживу.
– Не боишься перетравить ядовитой кровью ни в чём не повинных псин? – поинтересовался Вестар и расхохотался. – Берегись, старик, я и после смерти опасен!
Он хохотал и хохотал, пока слуги пинали его, стащив с лежанки на грязный пол. Прижимал к себе покалеченные руки, стараясь защитить, но это не помогло. От очередного удара перед глазами ослепительно вспыхнуло. Горло пережало, и смех оборвался. Сквозь назойливый стук крови в голове он услышал голос:
– Я дам тебе три дня на размышления. Вестар весело оскалился и показал старику язык. Тот смотрел на него, как на умалишенного. Добавил:
– Три дня. Потом пеняй на себя.
И его, наконец, оставили одного.
Безумная улыбка стекала с лица Вестара, пока он слушал, как громыхают засовы и замки за дверью узилища. Шаги затихли в отдалении, и наступила тишина.
Сил на то, чтобы подняться на тюфяк, у него уже не было. Вестар кое-как сел, опираясь на ноющий локоть. Тяжело вздохнул. Поморщился. Закашлялся и харкнул кровью.
Поднял рукав рубахи, осмотрел правую руку. Под кожей выпирали острые на ощупь края костей, но уже не смещались, если нажать пальцами. Невыносимая боль ушла, огромная чёрная опухоль спала. За время плена перелом зажил, только вот не так, как следовало. Запястье осталось неподвижно, пальцы отказывались слушаться. Вот это настоящий конец, а не то, что сулит ему дряхлый старик, мнящий себя хозяином его судьбы. Гьеры, не способные держать оружие в руках, бесполезны и господам, и богам.
Вестар приподнял рукав повыше. По грязной коже предплечья до самого локтя тянулся длинный шрам, побледневший и истончившийся за прошедшие годы, но ещё заметный. Он провел по нему ладонью.
Сцена возникла перед глазами, такая яркая, словно это было минувшей ночью, а не десять зим назад. Искажëнное яростью лицо девчонки, блеснувший в тонкой детской руке кинжал. Брошенная в лицо лисья шкура с постельного ложа. Вспышка боли в распоротой руке. Девчонка нанесла удар и отпрянула, разрывая дистанцию. Юркая, как мышка. Он отшвырнул шкуру, выпрямился. Клинок со свистом разрезал воздух, но рука дрогнула. Лишь кончик лезвия оставил вертикальный росчерк на бледной щеке. Вестар вновь замахнулся мечом. В устремлённом на него взгляде не было страха. Одна лишь ненависть. Девчонка не боялась, она хотела его убить. И это было прекрасно.
То был первый раз, когда он посмел нарушить волю господина…
В первый раз тогда он прогневал Четверых. Но ни о чëм не жалел, даже теперь.
Воспоминание померкло, оставив его в полумраке. За узким окном небо медленно темнело. Наступал вечер. Потом будет ещё один, а потом… Нет, не бывать ему уже на Чëрном острове, все пути обрублены, дороги замело, ничего не осталось.
Губы Вестара против воли растянулись в кривоватой улыбке. Закончить на виселице не хотелось. Не так принято воину встречать смерть. Старик, верно, думает, что показательная расправа над пленным гьером будет полезна для его людей – пусть увидят, что дохнут жуткие северные воины точно так же, как обычные люди, и в следующий раз будут смелее в бою.
Ничего, когда дойдёт до казни, старик неприятно удивится.
Облака на западе расправили крылья над горизонтом в последних алых лучах светила, а потом и они погасли.
Настало время Слепого. И гьеру снова нечего было предложить тëмному господину.
Вестар протянул левую руку и начертил на грязном полу молитвенную печать. Поднял бесполезную правую к лицу, сдвинул наруч кандалов и впился нечеловечески зубами в запястье, туда, где уже виднелись едва затянувшиеся следы укусов. Кровь наполнила рот, и он поспешно протянул руку, роняя тëмные капли на печать. Если нет чужой, он поднесёт богу свою собственную. Слепой жаждет.
За окном, на покрытой мраком земле, у границы Пустоши, вспыхнуло первое зарево далёкого пожара. Что-то приближалось к крепости под покровом ночи, и Слепой возликовал, ощутив запахи крови и дыма, что несли с собой чужаки.