Эрвин

Эрвин

068. Эрвин

25.10.1992

Через десять дней меня запихали в новую командировку. На сей раз в Москву. Дело было в том, что наши шефы, Иванов с Лебедевым, поехали делать футеровку цементной печи в Италии. Фирма, которая их туда вызвала, попросила задержаться на две недели после розжига печи, чтобы вместе посмотреть результаты и составить акт. Мужикам купили за счёт фирмы проживание на этот срок в небольшом пансиончике возле Милана, как-то утрясли вопрос с визами, и они там забичевали. Их билеты на обратный самолёт из Москвы в Алма-Ату уже пропали, и орлы прислали телекс с просьбой встретить их в Москве.

Заместитель директора по внешнеэкономической деятельности Клеменчуков, отставной полковник спецслужб (куда же в то время без таких-то?), долго не мог понять, чего же от него, собственно, вообще хотят. Но потом вызвал меня и приказал взять по чековой книжке два новых билета с открытой датой для них, авиабилеты для себя, и сгонять на неделю в Москву, где либо дождаться наших «итальянцев», либо оставить билетики их родственникам.

Собравшись лететь, я позвонил маме Гоши Гурова тёте Тоне, и та на радостях насобирала мне две полных сумки яблок и прочих продуктов. Я поднял их с большим трудом – вместе обе сумки весили 48 кг. Багажный грузчик аэровокзала ошибся при регистрации не в свою пользу: написал доплату не за 28, а за 18 кг, впрочем, мне хватило и этого – 578 рублей. С трудом волоча свой багаж, я кое-как влез в самый последний автобус, шедший с аэровокзала к моему самолёту, и уместился на полупустом заднем сиденье. В аэропорту выволок сумки из автобуса – водила пробурчал мне вслед что-то явно нецензурное – заполз по самому заднему трапу в «Ил-86», разместил их на первом этаже багажного отсека и, взяв с собой наверх только пакет, в котором был сборник детективов и десяток самых вкусных яблок, пробрался на среднее кресло своего 41-го ряда. Теперь можно было и полетать…

У окна, на месте «И», расположился толстый холёный мужик-азиат, весь в золоте и с шикарным портфелем в руках. Он брезгливо озирался по сторонам, видимо недоумевая, как это ему не предоставили отдельный спецлайнер. Возле прохода, на «Ж», оказался примерно такой же орёл, но европеец, потоньше в комплекции, во всём иностранном – этот сунул в уши поролоновые наушнички, врубил плеер, и принялся читать книжку на английском языке, название которой переводилось вроде, как «Экономика восточной Европы». Я зримо представил себе обоих этих фаршированных гусей едущими в одном полукупе кустанайской плацкарты в компании с уголовниками Васькой и Серёгой…

За четыре часа дороги я успел прочитать почти весь свой детектив, съесть яблоки и даже поговорить с тем своим соседом, которому к концу полёта надоела и книжка на английском, и плеер – мужик вдруг решил «выйти в народ». Самолёт приземлился в Домодедово и встал в торце той эстакады, которая была ближе к платформе электричек.

Сделав пять или шесть остановок, чтобы передохнуть, я дополз до перрона, и предпоследняя в тот день электричка ушла у меня прямо из-под носа. Дождался последней, шедшей на 23.04. Доехал до Павелецкого, долго полз по переходу под Садовым кольцом, потом успел ещё влезть в трамвай и добрался до иранского посольства. Заветный Хохловский переулок был уже совсем рядом, но по дороге до Гошиного дома мне всё равно пришлось останавливаться и отдыхать. И не раз…

Открыв мне дверь, Гуров чуть не выпал в осадок: оказалось, что в одном самолёте со мной прилетели ещё два его друга, ехавшие куда-то дальше на Украину. Они-то сели в автобус до метро «Домодедовская» и поэтому появились там почти на час раньше меня! Немудрено… Мужики посмеялись, но тут же стали отпаивать меня водкой с чаем, и мы протарахтели так аж до 4-х утра.

На следующий вечер у Гоши собралась приличная компания: Анжелика, её подруга Света, которая притащила с собой редактора какого-то умного журнала, и Макс. А гвоздём программы стал самый настоящий бельгиец. Всё дело было в том, что вокруг Гурова каким-то непонятным образом умудрялись собираться иностранцы, окончившие у себя в странах факультеты русского языка, поступившие на работу в русские отделы крупных газет, и отправленные затем своими редакциями в Россию – либо на стажировку, либо уже на работу.

При этом больше всего повезло одному японцу, корреспонденту газеты «Асахи», которого Гоша исхитрился свозить без всяких там тебе въездных виз из России, где тот был аккредитован, в Алма-Ату в гости. Японца спрятали в служебной кухне на первом этаже нашего рейсового «Ил-86», лихо договорившись с его экипажем…

Очередную иностранную «жертву» Гурова звали Эрвином. Скромный и симпатичный пацанчик тоже приехал из своей Бельгии в Москву для стажировки. Компания устроила застолье с самыми тёплыми напутственными словами для Эрвина, которому уже через два дня предстояло уезжать домой. Тут выяснилось, что бельгиец хочет купить и увезти с собой полное издание «Большой Советской Энциклопедии». И на следующее утро Гуров повёл его в маленький букинистический магазинчик на угол Маросейки и Армянского переулка. Книг было очень много, и мне тоже пришлось поработать носильщиком.

Когда мы, отчаянно буксуя на совершенно жутком гололёде, каждый с десятью или пятнадцатью томами этой самой энциклопедии в руках, двинулись по Маросейке обратно, Гоше вдруг захотелось кому-то позвонить, и он нырнул под козырёк телефона-автомата. Мы остановились его подождать, и в это время между мной и Эрвином, стоявшими в метре от друг от друга, оторвалась и прилетела с крыши сосулька размером почти с троллейбус. Бельгиец начал заикаться…

К вечеру вновь повалил снег. В Хохловском собралась ещё большая компания и, когда вновь появился Эрвин, у кого-то возникла мысль пойти всей толпой на улицу. Орава человек в десять выкатила с криками и визгами из подъезда, и устроила битву снежками. Я, а потом и Анжелика, впряглись за бельгийского мальчонку, который мало что понимал в таких чисто русских забавах, а Гуров с Максом устроили нам совершенно хладнокровный расстрел.