Эштон Крейвен

Эштон Крейвен

На удивление, электричество в относительно дешёвом баре было. Дрянное пиво, прокуренное помещение и мафия, заполнившая Нью-Йорк, были лишь не особо приятным, но всё же в меру терпимым дополнением. Сухой закон, благо, уже потерял свои силы, но ситуация на бирже никак не улучшилась, и я видела, как молодые парни, лет пять назад думавшие заработать на всех этих доселе непонятных мне финансовых операциях, напивались и не желали дальше «влачить своё бедное существование».

Я не отрицаю — никогда не знаешь, каким боком к тебе повернётся жизнь, но я знала одно — моя судьба сложилась очень удачно. Я вышла замуж до двадцати пяти лет, за все два года, что мой муж провёл вдали, в каких-то деловых поездах (он был то ли министром, то ли ещё какой-то высокопоставленной шишкой — один бог только знал, кто на самом деле такой Хэмиш Райан), я не была в положении и развлекалась, тратя деньги налево и направо: организовывала балы для золотой молодёжи, активно поддерживала продвижение прав женщин. Мне, конечно, от этого ничего не было, кроме мысленного удовлетворения — я что-то сделала, я чем-то помогла. Меня даже никуда не выдвигали и не говорили, что «щедрый меценат Матильда Райан пожертвовала практически миллион долларов на развитие движения по правам женщин». Я была знакома только в узких кругах. В широкой общественности никто не знал миссис Райан.

— А вот и вы.

Даже для столь убогого помещения я выбрала наряд, который показывал, из какого я класса общества. Высшего, конечно же. В принципе, хоть наша экономика совсем слабо стояла на ногах и напоминала скорее клячу, чем скакуна, я не отказывала себе ни в чём: платья на заказ, напоминавшие о бурной юности и моей встрече с мужем, различные аксессуары ручной работы. Меня такая жизнь устраивала. Но однажды мне стало скучновато.

И в моей жизни появился Эштон Крейвен.

Он стоял сейчас напротив меня, скрывавшей своё лицо за засаленной книжкой меню и показывающей новый жидкий лак от Max Factor на своих ногтях. Эш, как его называли домашние, был крепким мужчиной лет сорока, с прекрасными чертами лица счастливого американца и лёгкими замашками собственника. Он был прекрасным любовником — нежным, чутким, который не порвёт платья и будет самым выдающимся приключением на ночь. Я млела от любого его прикосновения и действительно жалела, что когда-то, когда была ещё незамужней девушкой лет восемнадцати, не обратила на него внимания. Стать, твёрдый взгляд очей его преследовали меня даже во сне, заставляя тянуть руки под одеялом к самому сокровенному и бесстыдно ласкать себя.

Ах! Знал бы мой муж, как моё тело реагировало на мужчину, что просто стоял напротив. Выгнал бы из дома, наверно, подал на развод, заставил вернуть деньги.

Честно — я уже ничего не страшилась. Лишь бы Эштон Крейвен был рядом.

Он поцеловал мою руку, когда я протянула: уста, будто обитые бархатом, сначала коснулись фамильного кольца моих родителей, скользнули по безымянному пальцу без обручального кольца, и только потом взгляд его вернулся на моё юное лицо, которое не было красным лишь из-за нескольких слоёв пудры, что я нанесла на щёки и нос. Большинство его действий пробуждали во мне что-то дикое, необузданное, чего я в силу своего воспитания неимоверно стыдилась, а эти животные инстинкты требовали сорвать пуговицы на его рубашке и обнажиться до белья, показать белую кожу и то, насколько я беззащитна перед этим мужчиной.

— Я рада вас видеть, — сказала, подзывая неряшливого официанта лет двадцати с молочными усиками и заказывая куриные отбивные и бутылку лучшего местного шампанского. — Позвольте узнать, почему вы меня позвали именно сейчас и именно сюда?

Мужчина, заказавший стейк из индейки и бокал пива, молчал долго — до того момента, когда я успела разглядеть любимую мною родинку над его левой губой, он не сказал ничего. Потом, видя устающий от отсутствия ответа на мой вопрос взгляд, нежно улыбнулся. Принесли мясо и напитки. Я взяла вилку — ножа не было, — и принялась аккуратно давить на деликатес, чтобы разрезать его. После того, как я отправила жареный в панировке кусочек в рот, Эштон начал говорить.

— Матильда, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Я перестала жевать, глядя на мужчину достаточно серьёзно. Я в одном из ночных разговоров говорила, что замужем, но кольцо не ношу, потому что слишком большое. Эштон был согласен на роль обычного любовника, который приносил неземное удовольствие и ни на что ни разу не претендовал. Даже по первой просьбе отпускал меня обратно, целуя в висок и чуть лаская мою грудь. И вот сейчас мне казалось, что он забыл про мои слова — не зря вглядывался так, будто ждал ответа, будто хотел, чтобы я ответила «давай убежим». А убежим ли? Сможем ли?

— Эштон, понимаете… — перед глазами прошлись все моменты, когда он держал меня в своих руках, а я, захлёбываясь в стоне, изменяла мужу. Эштон Крейвен всё же был лучшим любовником, который мне встречался. Он не был ни разу женат, у него не было детей, у него была только я. — Я же на досуге рассказывала, что у меня есть муж. Подать с ним на развод будет весьма проблематично.

Мне было в помещении неуютно, а вот Крейвену, похоже, нравились такие помещения и такая атмосфера — располагающая к пороку, играм на деньги и такой страшной «русской рулетке». Он пил пиво, закусывал индейкой, макая кусочки в клюквенный соус, а я же время от времени протирала салфеткой блестящие от жира губы. Ждала ответа на свою реплику.

— Рассказывать-то вы рассказывали, — медленная речь пробуждала от скуки сознание, которое рисовало монстров сегодняшнего дня: если разозлится, я не знаю, что он сделает. — Но, Матильда, я не знал доселе, кем является ваш муж. Теперь же мне хочется просто-напросто уберечь вас от него, ведь один только Бог ведает, насколько жесток Хэмиш Райан.