Есть такие истории...

Дмитрий Шатилов "232"

Копье мое, копье мое, копье,

имущество, могущество мое,

мы странствуем по-прежнему вдвоем,

когда-нибудь кого-нибудь убьем,

я странствую, я странствую с копьем.

Что города с бутылками вина,

к ним близится великая война,

безликая беда -- и чья вина,

что городам так славно повезло.

Как тень людей -- неуязвимо зло!

Так что же ты теперь, мое копье,

имущество мое, дитя мое.

Неужто я гляжу в последний раз,

кончается мой маленький рассказ,

греми на голове, мой медный таз!

И. Бродский «Романс Дон Кихота»

Дон Кихот, гремя старыми проржавевшими доспехами, шагает из века XVII в XXI, шагает по полям битв и ледяным набережным, сквозь бальные залы и залы парламентов, сквозь вонючие городские улицы и леса корабельных сосен. Шагает к нам через сотни, тысячи книг, потому что этот образ – вечен.

Пока есть на свете мельницы – им будет нужен свой Дон Кихот.

Пока есть на свете чудаки, способные поверить в иллюзию, в обман и сделать из этой иллюзии, обмана, абсурда идеал, достойный поклонения – они будут нацеплять на себя никому не нужное старье и отправляться в бой.

Впрочем, все это лирические отступления, но они неслучайны – потому что говорить я собираюсь о романе Дмитрия Шатилова «Двести Тридцать Два», где главный герой, Аарван Глефод – тот самый человек, что вооружившись бесполезной в его руках винтовкой, ведет кучку не-бойцов против восьмисоттысячной армии.

1. О сюжете.

Это история капитана Глефода, неудачника, наследника военной династии, который оказался не в том времени и не в том месте, где ему следовало бы быть. Это история писательницы – леди Томлейи, которая о неудачнике Аарване Глефоде сочиняет роман.

Леди Томлейя – мнемопат, она может, прикоснувшись к предмету, извлечь воспоминания даже давно умершего человека. Движимая идеей написать книгу, она уговаривает Наездницу Туамот дать прикоснуться к единственному, что от Аарвана Глефода уцелело – к части его руки, оставшейся в кибернетическом увеличителе силы.

И ей открывается жизнь человека, о котором не так уж и много сказано в энциклопедических справочниках.

…В недавнем прошлом в стране Гураб закончилась революция.  К власти пришли демократы, свергнув правительство Гураба Двенадцатого. Все сторонники бывшей династии перешли на сторону Освободительной армии, что было логично и понятно: пал старый, отживший режим и воздвигся новый, прогрессивный, несущий стране процветание. И только Аарван Глефод восстал против соотечественников и исторической справедливости в попытке доказать свою верность идеалам и неспособность становиться предателем. Он собрал двести тридцать два таких же неудачника, как и он сам – Когорту Энтузаистов – и повел их воевать.

Исход был предрешен заранее.

И все же… Все же этот человек, зная, чем кончится его безумная затея, не отступился, не струсил, ведомый легендой и гимном– лживыми и неверно истолкованными, но тем не менее, давшими ему решимость бороться.

2. О композиции и динамике

Композиция повести – «книга в книге». Через призму восприятия леди Томлейи мы видим историю Глефода, которая словно бы идет по кругу – от конца в начало и от начала в конец. Это довольно запутанная композиция – с постоянными возвращениями к исходной точке, которые, наверное, могут и утомить читателя менее подготовленного. Здесь будет много рассуждений и отступлений философского характера, но такая композиция наиболее точно соответствует идее книги. Некоторые моменты кажутся зацикленными, например, не раз упоминается о предательстве всех вокруг династии Гураба или об абсурде происходящего. Возможно, таким образом автор хочет подчеркнуть значимость этих моментов, потому что они действительно важны для понимания того посыла, что в книгу заложен.

Если говорить о композиции внутренней, то можно очень четко выделить завязку:  Глефод решает спасти знамя династии, которое толпа топчет в грязи. Но дальше события, хоть и условно укладываются в привычную трехчастную композицию, все же не равны ей, есть лакуны, пропуски тех или иных ключевых моментов (обусловленные тем, что роман дописывается). Но эти белые пятна очень легко додумать, потому что ситуация в романе рисуется настолько полно, что можно предугадать пропущенные эпизоды.