Эта трудная, трудная бессмертная любовь...

Глава 3.

Глава 3.

Я достала ноут из рюкзачка, подсоединила к розетке на кухне и погрузилась в мир Internet. Четыре новых письма: от сына, Люси, Алексея и,… холод прошел по моей спине, - от Алекс. Все письма были отправлены вчера.

Я тупо смотрела на закрытые конвертики, пытаясь найти объяснение: заглючил компьютер или вообще вся сеть; кто-то пишет (и раньше писал) от имени Алекс; или я вообще попала в дом не той Алекс Кенсинг. Может, женщин с таким именем полным полно в Канаде, а добиралась я самостоятельно и могла попасть не туда. Это объясняет присутствие в доме молодого мужчины (получается, тезки мужа миссис Кенсинг), о котором «моя» Алекс ничего не упоминала. И … точно! На фотографии на кладбище была молодая женщина – наверное, горячо любимая жена хозяина – поэтому он в таком подавленном состоянии. Сказать, похожа ли она на мою подругу по переписке, я не могу. Фото девяностолетней женщины, которое Алекс мне прислала, сложно было сравнивать с фото той, которой всего лет тридцать. Кроме того, у могилы я была недолго и очень-то не всматривалась.

Выход был в том, чтобы прочитать поскорее письма, может что-то тогда проясниться. Так, сначала - сынуля! Он писал: «Привет, мам! У меня все хорошо. Как доехала?». Ответила так, чтобы не волновать: «Добралась до места, все хорошо, подробности – позже». Аналогичным был обмен любезностями еще с двумя респондентами. Теперь - письмо от Алекс.

«Дорогая, Саша!

Это письмо ты, наверное, откроешь уже в Канаде. Если ты его получила, значит, случилось то, о чем я знаю – я умерла. Это трудно объяснить, никакой мистики, но я знаю точную дату. Я не считаю себя ясновидящей, совсем нет. Просто за девяносто лет моей жизни, я несколько раз видела сны, которые потом, будто в записи, повторялись в реальном мире. Так произошло и сейчас: я видела могилу со своей фотографией и надписью с датами рождения и смерти. Когда мне приснился этот сон, я захотела с тобой встретиться. Мне очень дорого наше общение. За всю жизнь я знала не много людей, с которыми могла общаться так легко, как с тобой. Когда ты сообщила дату приезда, я поняла, что не успею увидеть тебя, поэтому написала заранее эти письма и установила сроки их отправки. После моей смерти долгое время никому в голову не придет заглядывать в мой компьютер, так что все должно пройти гладко.

Прости меня, девочка. Я хотела, чтобы ты приехала пусть и после моей смерти, потому что Тому кто-то будет нужен. Он ни за что в этом не сознается даже самому себе, он просто этого не поймет в начале. А ты лучше всех сможешь ему помочь пережить мою смерть. Прости мой эгоизм, но больше никому я не могу доверить моего дорогого Тома. Он очень преданный, ответственный и такой ранимый.

К сожалению, больше ничего объяснить не могу. Том сам расскажет тебе то, на что решится. Я знаю, что ты во всем разберешься и все поймешь правильно. Ты - смелая и чуткая. Я  верю в тебя!

Благослови вас Бог, простите меня за все и прощайте. Ваша Александра Шувалова-Кенсинг.

P.S. Передай, пожалуйста, Тому, чтобы проверил свою почту, ему я тоже написала.»

Я не замечала слез, лившихся из глаз. Какое мужество: предвидеть свой конец и не впасть в панику, не изводить близких рассказами о скорой кончине. Умереть тихо и достойно, при этом, успевая позаботиться о родном человеке. Поплакав, я открыла папку с сохраненными письмами Алекс и стала перечитывать их такими, какие они были до корректировки для книги – с настоящими именами, датами. Просматривая послания, я наслаждалась легкостью изложения и маленькими милыми «завитушками» речи.

Неожиданно мне почудилось, что кто-то внимательно за мной наблюдает. Я быстро повернулась к стеклянной двери, выходившей на улицу. Том Кенсинг стоял, широко расставив ноги, скрестив руки на груди, и смотрел на меня. Мне стало не по себе: я снова не слышала никаких звуков ни в доме, ни на улице перед его появлением: не скрипели ступеньки, не хлопали двери. Он, словно, возник из воздуха, телепортировался  из своей комнаты прямо во двор.  Впрочем, в доме могла быть еще одна лестница, возможно она выходила прямо на улицу, а мистер Кенсинг просто хотел прогуляться, не встречаясь с незваной им гостьей. Он открыл дверь и вошел в кухню, пока я вставала, стараясь незаметно избавиться от следов слез.  

- Не желаете пообедать? – спросила я. – Прошу прощения за самоуправство, но мне хотелось как-то отблагодарить вас за приют, и я приготовила то, что смогла.

Он удивленно вздернул брови, помолчал пару секунд и вздохнул:

- Действительно, уже пять часов вечера, давно пора обедать. Я, как хозяин, не должен был об этом забывать. Прошу меня извинить.

- Если говорить об извинениях, то начинать нужно мне: я врываюсь к вам в дом ночью без приглашения…

Он протестующее поднял руку:

-  Вас пригласила Алекс.

- Вы знали об этом?.. То есть, я хочу сказать,… что мне показалось,… будто вы не ожидали меня увидеть.

- Я еще раз прошу прощения, но после ее,…после того, как Алекс не стало, я немного не в себе, не могу думать ни о чем другом. Она говорила мне, что хочет пригласить вас погостить и обсудить ваш совместный проект, обещала сюрприз.

- Я понимаю.

Мы снова помолчали, глядя в разные стороны. Я набралась храбрости:

- Мистер Кенсинг, думаю, вам все-таки стоит поесть.

- А вы присоединитесь ко мне? – светло-серые, несомненно – серые, глаза вопросительно смотрели на меня.

- Э-ээ… вообще-то я уже поела, но чаю выпью с удовольствием. - я повернулась к плите, чтобы подогреть еду.

Мы сидели за накрытым столом, мистер Кенсинг ел медленно, будто не был голоден. Словно он выполнял необходимую работу. Может, он привык к более изысканной пище, а, может, в результате всех переживаний действительно не хотел есть. Впрочем, он съел все, что я положила ему на тарелки, и теперь потягивал чай из фарфоровой чашки. Вспомнив постскриптум письма Алекс, я прервала неловкое молчание: