Это была Марта

Это была Марта

Это была Марта.

Дыхание перехватило: сначала от страха, затем от восторга.

Это, действительно, была Марта.

Я прекрасно помнил зеленые глаза с янтарно-желтым ободочком вокруг зрачка, черные ресницы, смуглое лицо и ямочки на щеках. Я никогда и ни с чем не спутал бы запах ее волос - насыщенно-травяной, пряный, дурманящий. Я знал наизусть запах ее кожи - она едва слышно пахла соленой карамелью.

Прошло много лет с нашей последней встречи, она изменилась, и сейчас вокруг ее глаз тонкими лучиками расходились морщинки, уголки губ слегка опустились, плечи ссутулились, а в темных волосах появилось множество серебряных нитей. И все же это была Марта.

К ее маленькому домику, расположенному на высоком скалистом обрыве, я вышел совсем случайно. Просто долго шел в неизвестном направлении, и пришел в эти края. Откуда я шел? Не помню (или не хочу вспоминать). Я пытался скрыться от самого себя, шел и шел, вперед, навстречу свободе, а пришел к той, которую сильно любил когда-то - к моей Марте...

Она встречала меня на улице - стояла у обрыва и смотрела, как высокие, шумные волны разбиваются о его гладкие, пологие края. Конечно, на самом деле, она меня не ждала, а просто любовалась морем. Интересно, о ком или о чем она думала в ту самую минуту?

Длинный темный подол ее платья колыхался на ветру, мощные порывы то и дело поднимали в воздух густые, темные волосы. Она повернула голову, и ее утонченный профиль резко обозначился на фоне светло-серого неба.

Да. Это была Марта.

Вид ее был так поэтичен, впрочем, как и всегда. Забыв о своей страшной усталости, я стоял, боясь пошевелиться, боясь спугнуть ее, и смотрел на всю эту картинку, пытаясь запомнить все в мельчайших подробностях.

— Марта! — окликнул я ее, когда она, опустив плечи, направилась к дому.

Она вздрогнула, обернулась и замерла.

— Артем? Это ты? — неуверенным голосом спросила она.

Потом, прищурив глаза, всматриваясь в мое лицо, она сделала пару шагов в мою сторону и резко остановилась.

— Кто вы? — в этот раз голос ее прозвучал резко и холодно.

— Ты не узнаешь меня, Марта? — спросил я, подходя все ближе и ближе к ней.

Она отрицательно покачала головой, и сердце мое пронзила боль. Я так скучал по ней! Мне так хотелось увидеть ее улыбку, прижать холодную ладонь к своему лицу... Я так нуждался в теплоте ее тела, меня жгло желание скорее дотронуться до нее, почувствовать под пальцами упругость и податливость нежной кожи, ощутить на лице кисловатый запах ее дыхания. Шаг за шагом, я приближался к Марте все ближе и ближе.

— Не подходите ко мне! Кто вы? Что вам нужно? — в ее пронзительном крике прозвучал страх, мне захотелось зажать уши, так неприятно и обидно было его слышать.

Она все еще не узнавала меня, и потому, боялась. Неудивительно! Столько лет прошло с нашей последней встречи. Вид у меня сейчас, конечно, был не из лучших - половину лица покрывала густая борода, глаза были красными и запавшими от недостатка сна и еды, а одежда была выпачкана в грязи.

— Не бойся меня, — спокойно и тихо, чтобы не напугать ее еще больше, сказал я, — это же я, Марта, я...

В ее выразительных зеленых глазах мелькнул ужас. Она снова закричала, резко развернулась и бросилась бежать. Я собрал остатки сил в кулак и побежал за ней. Она перепрыгивала через камни, как быстроногая лань, но я тоже хорошо бегаю, мне не составило труда догнать ее и повалить на землю.

— Марта, милая, неужели ты не узнаешь меня? Это же я, Марат, — шептал я ей на ухо, прижимая к земле своим весом и не давай ей возможности выбраться из моих крепких объятий.

Устав бороться со мной, она, наконец, затихла. Мы лежали какое-то время обнявшись, и я вдыхал до боли знакомый запах ее волос. А потом она, наконец, прошептала мне на ухо:

— Да, Марат, я узнала тебя. Наконец-то ты вернулся...

***

Больше всего она любила неподвижно сидеть на стуле перед распахнутым настежь окном. Когда шел дождь, мелкие капли попадали на подоконник, она смотрела на них, рисовала пальцами мокрые узоры по белой глянцевой поверхности, соединяя частички воды между собой.

Когда погода была хорошей, к ней на подоконник садились маленькие птички. Марта замирала, не шевелилась, и они, не чувствуя опасности, принимались весело щебетать, прыгая взад и вперед в поисках корма.

Я любил смотреть на нее со спины. Изгиб ее шеи, плавно переходящий в покатое плечо, выглядел так беззащитно, так ранимо, что мне хотелось стоять в дверном проеме вечно, чтобы оберегать спокойствие любимой.

Иногда она просила принести ей книги из гостиной или заварить ей медовый чай. Раньше, когда мы были молодыми, она всегда пила медовый чай с мятой. Сейчас в ее саду я не нашел ни одного кустика мяты, поэтому ограничился лишь медом.

— Ты перестала выращивать мяту? — спросил я как-то вечером.

— Да, ее аромат напоминал мне о тебе, Марат. Воспоминания - это боль... — ответила она очень тихо, закрыв глаза от волнения.

И тогда я понял, что она по-прежнему любит меня всей душой. Любит так, как тогда, когда нам было по двадцать с небольшим, и мы босыми ногами бегали по мокрому песку - она от меня, и я за ней.

Она делала вид, будто ей очень страшно, а я сбавлял темп, бежал не в полную силу, чтобы подольше насладиться этим пьянящим ощущением погони. Тот момент, когда я догонял ее и, сжав в объятиях, осторожно валил на песок, был кульминацией этой "игры".

Я слышал, как одинаково бились наши сердца под ребрами, чувствовал ее порывистое дыхание на своей шее, слышал плеск волн, лижущих наши ступни. Я не расслаблял объятий, зная, что сейчас она непременно попытается высвободиться, чтобы снова убежать от меня. Когда же это ей, в конце концов, надоедало, она запрокидывала голову и принималась хохотать.

А потом мы лежали на песке молча, смотрели на звездное небо, я пытался шутить, рассказывал ей грустные и нелепые истории из своей жизни, а она молчала... Потому что просто любила меня.