«Детский дом им. Св. Анны»
Весенний день был на удивление холодный. Закутавшись в теплый платок, я сидела у окна. Пейзаж был прекрасен даже для такой погоды. На деревьях еще нет листьев, и ветер нещадно клонит их к земле. Шум прибоя смешался с его песней. Хотя на улице холодно, на пляже много народу. Детишки, тянущие родителей поближе к чайкам. Парочки, которым и холод не страшен в объятиях друг друга. Я любила такую погоду, особенно в послеобеденное время, когда можно раздобыть на кухне немного какао и устроиться на широком подоконнике, скрывшись под тяжелой портьерой. В приюте мы с ребятами, сиротами или просто покинутыми детьми, занимались пением, рисованием, учились готовить и конечно же не забывали про учебу. Точнее я частенько про нее «забывала». О моем тайном месте на подоконнике знала только сестра Мария.
Эта девушка всегда была добра ко мне. По ночам, когда мне не спалось, она брала меня за руку и вела на крышу. Моя любовь к звездам не была для нее тайной. Мы могли просидеть там всю ночь. Если конечно нас не находила старшая сестра. Мне тут же проводили длинную лекцию на тему моего поведения. И Мария всегда брала всю вину на себя. Она была очень привязана ко мне. Я тоже ее любила. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Я знала, что через год Мария уезжает на учебу в другую страну. Поэтому я все свободное время старалась проводить с ней. Девушка учила меня вязать, печь хлеб, но главное что она мне передала – это страсть к чтению. Бывали дни, когда мы просиживали до самой ночи в библиотеке за какой-нибудь сказкой или романом о злых колдунах и прекрасных принцессах. Иногда мы разыгрывали отдельный кусочек по ролям, как в театре. А потом громко смеялись. Когда книжка была прочитана, Мария любила перелистывать страницы ища, самые понравившиеся моменты. Эта девушка возможно единственный человек, который понимал меня. Благодаря Марии я постепенно возвращала себе радость к жизни, умение насладиться моментом. Возможность снова искренне смеяться, дышать полной грудью и не бояться завтрашнего дня – это все заслуга Марии. Возможно, поэтому она всегда прощала мне мои шалости. На мой семнадцатый день рождения мы наложив в корзинку вкусностей, каких только смогли раздобыть на кухне, и прихватив несколько книг отправились на пляж подальше от территории приюта. Ох, и разозлилась тогда Мать-Настоятельница! А вот, что касается учебы, то тут Мария была непреклонна и моих прогулов не поощряла. Но сегодняшний день был исключением. С самого утра на моем лице не появилась улыбка. Ведь сегодня годовщина смерти родителей. Они погибли при пожаре в нашем доме. Я и сейчас помню этот огненный смерч. Отец успел выбросить меня из окна, перед тем как прогремел взрыв. Они с мамой выбраться не успели. Пламя распространялось слишком быстро. С тех пор я живу новой жизнью в этом приюте в надежде, что когда-нибудь смогу вырваться на свободу.
Картинка под названием «МИР» встала на место. Погрузившись в свои мысли, я не заметила, как воспоминания о родителях дало волю слезам. Рукавом своей рубашки я быстро протерла глаза и улыбнулась. Спрыгнув с подоконника, я еще больше закутавшись в платок, отправилась в классную комнату, надеясь успеть на последний урок.
Но вот прошел этот день, потом месяц и наступило долгожданное лето. Но оно выдалось на редкость дождливым и лишь на несколько дней маленькому лучику удавалось пробиться сквозь темную занавесу. Мимолетная радость. Но это только миг.
Грязные брызги из-под колес машины запачкали внутренний дворик огромного дома, своим строением похожего на замок из детских сказок. Из пассажирской двери показался мужчина средних лет. Для такой капризной погоды он был одет весьма легко. Ровная осанка и твердая походка говорили о сильном характере и железной воле. Приезд этого человека в приют всегда имел одинаковый исход. Молодые сестры бегали как угорелые, не зная за что им взяться сначала. Дамы постарше с невозмутимым видом следили за ними, изредка давая распоряжения. Этого дня ждали все дети приюта св. Анны – дня, когда они снова станут свободными. Появление в «замке» мистера Гудвина означал, что какие-то люди из внешнего мира хотят взять на воспитание ребенка. Смотрины всегда проходили по субботам, после чего в течение недели приходило письмо с уведомлением, что готовы документы к усыновлению или удочерению того или иного ребенка. Вот и сейчас мы тихонько сидим в холле и наблюдаем, как сестры носятся с чемоданами. На этот раз повезло двенадцатилетней Айне. Эта милая девочка всегда казалась мне странной: она упорно не признавала туфель и всегда ходила либо босиком, либо одевала две пары чулок сразу. В жаркую погоду надевала теплый свитер и шапку, а когда холодало – легкое платье. Но главное – она никогда не расставалась со своим зонтиком. Длинный как трость с рюшами по бокам и насыщенно синего цвета, он походил на кусочек моря среди сухой пустыни. Многие дети смеялись и дразнили Айне из-за ее милых странностей, даже не все сестры ее любили. Но было в этой девочке, что-то такое, что привлекало меня в ней. Некоторая отрешенность от мира, маленький огонек грусти в голубых глазах и, если надо, добрая и нежная улыбка на светлом лице. Вот и сейчас она смотрит на меня этими немного грустными глазами и дарит мне свою последнюю улыбку.
В этот раз приезд мистера Гудвина был не совсем обычный. Он не только забирал Айне но привез известие. Обычно дела приюта обсуждались в личном кабинете Матери-Настоятельницы, даже самым любопытным не удавалось услышать даже приглушенного шепота. Этот день стал особенным, потому как мистер Гудвин отступив от правил, собрал всех, и подопечных и сестер, в большом зале. Обычно такие заборища проходили на Рождество, где в своей сдержанной манере произносились поздравления, если их можно было так назвать. В этот раз он был еще более краток: к нам направили нового воспитателя. В зале стояла такая тишина, что я подумала, что лишилась слуха. Сказанные слова медленно доходили до моего сознания. Новый воспитатель? В полный штат? И тут, словно удар по голове.… В один момент из полной тишины зал накрыл гул взволнованных голосов, даже сестры не кинулись наводить порядок, они так же были потрясены этим известием. И лишь я стояла и смотрела на сестру Марию, по ее лицу определила, что поняла все верно. Но почему так рано? Почему она мне не сказала? Неужели думала, что от этого боль разлуки немного утихнет? Не разбирая дороги, я кинулась прочь из зала.