Ева

Ева

Иногда в жизни каждого человека случаются дни, когда фортуна неизвестно по какой причине поворачивается лицом и даже корчит нечто наподобие улыбки на вечно скорбной физиономии. Или, может быть, у ангела-хранителя заканчивается терпение и он решает вмешаться в судьбу нерадивого подопечного. Впрочем, ни в ангелов, ни в фортуну Дмитрий не верил. Зато верил в музыкального критика Белецкого, который пообещал хвалебный отзыв на премьеру кантаты 'Дверь Эдема', не далее, как вчера вечером состоявшуюся в зале художественного музея. Дмитрий, вернее, Каменев Д. И., композитор, доцент и без пяти минут Заслуженный деятель искусств довольно улыбнулся, вспоминая благожелательно настроенную публику, и прислонился лбом к прохладному стеклу.

За окном медленно и мягко парили крупные снежинки, заметая парк, щедро насыпая на раскидистые еловые лапы клубы сахарной ваты, обряжая сидящую у входа скульптуру великого композитора в белоснежную шапку-ушанку. Несколько студентов затеяли игру в снежки, и Дмитрию даже сквозь постоянно висевшую в коридорах какофонию звуков послышался заливистый девичий смех. Музыкант тоже усмехнулся, правда, не слишком весело, потер как всегда разнывшийся к перемене погоды локоть и ухватился за карман джинсов, ощущая вибрацию мобильника.

— Митя, — пророкотал в ухо бархатный бас Белецкого, — вынужден разочаровать.

Каменев почувствовал, как что-то препротивно екнуло в животе. Фарт закончился, 'Мир музыки' завернул рецензию, и публикации не будет?

— Понимаешь, на меня нежданно-негаданно свалилась теща, а ты же знаешь мою Маринку? Ей зачем-то втемяшилось в голову, что если провинциальная баба спустится в метро, то непременно заплутает. В общем, через три часа я вынужден тащиться в аэропорт, и 'Гнездо' отменяется.

Дмитрий усилием воли подавил вздох облегчения. Неприятно, конечно, когда планы на вечер коту под хвост, но что, в конце концов, накрывшаяся дружеская пьянка по сравнению с надуманными ужасами?

— Жаль, — задумчиво уронил Каменев, — но против фатума не попрешь. Перенесем.

— Угу, — буркнул критик мрачно и отключился.

Дмитрию терзания друга были знакомы, но закончились давно — уже лет десять, как они разошлись с Лизаветой, а все общение со 'второй мамой' сводилось к редкому обмену парой фраз по телефону. А в последний год, когда дочь уехала по обмену за границу, и вовсе прекратилось. Сам Каменев — еще не старый мужчина, высокий, плотный и импозантный, с аккуратной короткой бородкой с проседью — после развода почувствовал себя обновленным, несколько растерянным, но, в общем и целом, вполне довольным жизнью. Канули в лету постоянные скандалы и обязательства. А еще огромные, давящие на плечи, камни вынужденного, и не очень, вранья. С деньгами стало даже вольготнее, а быт ему скрашивала старенькая, но вполне энергичная мама, чьи пироги, в отличие от Лизкиных, таяли во рту, точно мороженое. Только иногда, вот как сейчас, когда он смотрел на резвившихся под снегопадом молодых людей, глубоко в душе что-то неприятно поворачивалось. То ли зависть, то ли тоска. А, может, он просто устал.

Каменев зябко пожал плечами и, оторвавшись от подоконника, зашагал вниз по мраморной лестнице, улыбчиво и важно кивая попадавшимся навстречу коллегам и студентам.

В холле было неожиданно пусто, только у зеркала возле гардероба крутились две молодые женщины. Проходя мимо, Дмитрий поймал в отражении хитроватый взгляд той, что повыше и удержал шаг. Точно проявляющаяся в лотке фотография, всплыло в памяти имя 'Елена'. Он познакомился с ней год назад — не здесь, а в Доме творчества, куда их вместе занесло на какую-то педагогическую конференцию. Тему важного мероприятия, как и его содержание, Дмитрий вспомнить не смог, но вот эти огромные, влажные карие глаза он узнал бы, пожалуй, и в уличной толпе. Кажется, она была откуда-то из провинции, но! Елена Прекрасная — только так, и не иначе. Высокая, смуглая, с точеной фигурой и длинными стройными ногами. Да еще низкий, волнующий альт. Пела она тоже ничего.

Женщина вежливо улыбнулась и, обернувшись, кивнула. Кажется, тоже узнала.

— Целую ручки, — галантно склонил голову Дмитрий и тут же подтвердил сказанное действием, коротко, но с интересом клюнув смуглое запястье. Блеснувшее на тонком пальчике обручальное колечко его не то, чтобы разочаровало, скорее обнадежило. Замужняя женщина не станет устраивать охоту на руку и сердце, да и, как подсказывал опыт, представляет собой вполне адекватное существо по сравнению с изголодавшимися по сильному плечу товарками. Он заметил, что все еще разглядывает руку Елены и, подняв глаза, встретил ее насмешливый, знающий себе цену, взгляд. Вспомнил о вежливости и, отпустив знакомую, повернулся ко второй женщине. Средний рост, средняя внешность, пожалуй, только глаза, смотревшие из-под мехового капюшона, заслуживали внимания — такого же цвета, как у подруги, но более темные и глубокие. Точно всматриваешься в бездну. Каменев хотел было повторить ритуал целования запястья, однако незнакомка успела уже натянуть перчатки, и все свелось к легким кивкам и вежливым улыбкам.

— Вы — Елена, — повернулся к смуглянке Дмитрий, — я вас запомнил.

— А вы… — женщина слегка замялась, сведя бровки над изящным носиком, — Дмитрий… Игнатьевич?

— Игоревич, — поправил Каменев, отогнав досаду, что его, в общем-то, неплохого и известного композитора, не удосужилась запомнить рядовая провинциалка, пусть и красавица. — А… вас как величают? — Дмитрий обернулся к незнакомке.

— Ева, — голос у нее был приятный, но тоже какой-то… среднестатистический. Вряд ли она здесь как вокалистка.

— И каким ветром снова в наши края? — поинтересовался Дмитрий у Елены, тотчас потеряв интерес к ее спутнице, — Вы ведь из Саратова?

— Саранска, — отозвалась красавица; поправила воротник короткой шубки и посмотрела на подругу: — Так что, идем?

Ева молча кивнула, а Дмитрий подавил в себе порыв ухватить смуглянку под локоть. — Так, вы на курсы? Ясно. Знаете, девушки, если соизволите немного обождать, то я оденусь и наберусь наглости вызваться вашим провожатым. И… у меня к вам дело, в общем-то.