Ева и песьи шахматы

Находка на пыльных антресолях

- Она издевается, точно! Мы в каком веке живем, в пятнадцатом? На кой, простите, черт в век нейросетей и поездов на магнитной подушке вязать крючком салфетки. Кружевные! Дебилизм...

Ева сбросила рюкзак прямо под порог, сдернула куртку, двумя движениями скинула кроссовки.

- Опять не в духе? - поинтересовалась медвежья шкура с дивана. - Что не так с этой жизнью?

- С жизнью все так, технологичка задрала, - буркнула Ева, - сказала, что моя салфетка похожа на рыболовную сеть. И заставила перевязывать.

- Ну так пригласила бы ее на рыбалку, - флегматично посоветовала шкура и шевельнулась, устраиваясь поудобнее, - сказала бы: если поймаем рыбу, значит, правда, сеть, против фактов не попрешь. А не поймаем, значит - салфетка и точка. Раз ни на что путнее не годится, значит - декоративное изделие народных промыслов.

- Я ее ненавижу! - проорала Ева в потолок, сжимая кулаки.

- Катарсис, - определила шкура со знанием дела, - пойди на кухню, сладкого съешь - полегчает. Я брауни заказала. С орехами.

- У меня нитки кончились, - крикнула Ева из кухни, работая чайником, - а гребаное "Дамское рукоделье" только до четырех часов.

- А распустить...

- Попробуй.

- А больше ничего не нужно? - удивилась шкура, - тебе надо, ты и пробуй.

- Уве, - невнятно отозвалась Ева, расправляясь с пирожным, - Я ж ее, как крепостной вал, на века ваяла. Слу-ушай, у бабушки на антресолях всякая ерунда была, может, там и нитки есть? У нее же была шкатулка, здоровенная такая, деревянная.

Бабушка умерла в самом конце лета. Тихо, во сне. Просто однажды утром они проснулись и поняли, что в просторной четырехкомнатной квартире с высоченными потолками что-то изменилось. Не стало еще одного дыхания. Хриплого, с присвистом.

Бабушке диагностировали рак легких и сказали, что лечить поздно. Она слишком затянула с походом в поликлинику... да и, если бы пришла вовремя, легкие - такая штука, плохо лечатся. Один шанс из десяти.

Говорят, это умеют лечить в Израиле. И можно было продать квартиру и отвезти туда бабушку, они уже хотели это сделать и даже связались с нужными людьми... Потом с ними долго пришлось развязываться, даже полицию подключали. Отстали, только когда поняли - квартиру, которая завещана несовершеннолетней, быстро не продать.

Да и врач сказала, что поздно. Надо было раньше. Выписала обезболивающие, пообещала заходить. И, действительно, заходила.

А потом бабушки не стало.

Ева плохо запомнила сложный ритуал похорон и вынесла убеждение, что главным тут была беготня по всяким конторам и сбор документов.

Бабушку похоронили, документы сложили в черную кожаную сумку и засунули на шкаф. И стали жить вдвоем.

Ева и шкура.

При упоминании антресолей шкура зашевелилась, сползла на пол и оттуда показалось бледное лицо в рамке встрепанных светло-русых волос.

Старшая сестра, Вероника или проще Ника. Богиня победы. Рост - сто пятьдесят шесть сантиметров и больше не вырастет, вес - сорок один килограмм, ноги из ушей, но кроме ног и ушей, пожалуй, ничего и нет.

А, еще глаза. Большущие, серые. Ресницы длинные и пушистые, но такие же белобрысые, из-за чего кажется, что они и вовсе отсутствуют.

Восемнадцать лет. Живет в углу дивана, рядом с розеткой. Дни проводит, накрывшись с головой пледом в виде медвежьей шкуры, нянчит свой дорогой телефон, последний подарок бабушки и, кажется, больше ничего не делает.

То есть вообще ничего. В квартире бардак, еда из доставки, стираем, когда грязное перестает влезать в корзину, даже если на ней попрыгать.

Но на Никиной карточке каким-то образом всегда есть деньги. Немного - но вполне достаточно, чтобы жить и платить за квартиру.

Это называется "удаленная работа". Для нее не нужно образования, не нужно престижных корочек, не нужно вообще ничего, кроме одного - хорошо делать работу. И не давать клиентам "кинуть" тебя на деньги.

Ника, богиня победы, как-то умела и то, и другое.

Больше она не умела ничего, даже посуда ждала в раковине Еву. И стиральную машину запускала Ева. И в магазин ходила только Ева. Много чего делала Ева, потому что богиня победы не умела коммуницировать с людьми.

Что-то, давить на клиентов пневмопрессом, продавливая хорошие условия, ей это никак не мешало. Ну, мало ли. Может и правда... Что Ева знала о загадочной взрослой жизни в свои неполные четырнадцать?

- Стремянку тащи, - скомандовала Ника, - я полезу, ты подержишь.

- Может, я полезу, ты подержишь?

- Ага, я тебя удержу. Два раза.

...Забавно вышло. Пять лет разницы между ними, а одежду одинаковую носят. Обувь - так Ева даже на размер больше. Она уже сейчас ростом с Нику, а в плечах - так и пошире. И, объективно, сильнее и крепче.

И сходство между ними - разве что в словечках и привычках. А внешне: тонкая, почти прозрачная белесая "эльфиечка" Ника и Ева - яркая и смуглая, как цыганка. А еще - сильная и ловкая. Спортсменка, биатлонистка, золотой значок ГТО. Десять раз на одной руке спокойно подтянется.

Ника, подвесь ее какой безумный физкультурник на турник, будет висеть там, как тряпка. Руки тонкие, как прутики. Ева своей одной левой ее две прижмет, не напрягаясь.

Ника залезла на стремянку, заткнув за ухо фонарик-карандаш.

На антресолях пылищи было, как на каком-нибудь сто лет назад заброшенном чердаке. Углы затянуты паутиной, сверху, на светлой тонкой ниточке медленно, деловито спускался здоровенный паук-крестовик.

- Хорошо, что я полезла, - удовлетворенно кивнула Ника, - сейчас ты слетела бы впереди собственного визга.

Ева зажмурилась.

- Выкинь его куда-нибудь. Или прибей.

- А смысл? Мы сюда не лазим, он к нам не спускается. У нас разные экологические ниши.

Паук словно понял, что ничего ему не грозит, спокойно закончил свое тонкое дело и приземлился на старый литой резиновый сапог.

- Мы здесь бабулину шкатулку до Страшного Суда искать будем, - признала Ника, - а, может, и во время... Хотя, подожди. Кажись, вижу ее. Дай мне швабру!