Евгеша

Евгеша

ЕВГЕША

Ирина Верехтина

О таких говорят – в семье не без урода. Не в прямом смысле, конечно… Еще говорят – белая ворона. Или – с приветом (вариант: с хорошим прибабахом). Не в прямом смысле, конечно… Хотя, пожалуй, в прямом. Таких можно встретить где угодно: в корпоративном коллективе и в дружеской компании, в подмосковном санатории и в туристическом круизе…

Была такая и на нашем теплоходе (рейс Москва – Астрахань – Москва, 19 дней пути) – странноватая модно одетая старуха. Лет ей было хорошо за семьдесят. Добавьте к этому голубые фирменные джинсы со стразами, шифоновые полупрозрачные блузы (каждый день новая), умопомрачительные изумрудные серьги и унизанные перстнями пальцы с длинными холеными ногтями, покрытыми густым слоем лака. Цвет лака менялся каждый день и был, можно сказать, «на уровне»: голубой, лимонно-желтый, густо-синий или травянисто-зеленый). В добавок ко всему, у старухи был стильный макияж. Впрочем, назвать ее старухой – в сногсшибательном «прикиде» и в «боевой раскраске» - просто язык не поворачивался! Представлялась она церемонно: Конкордия Евгеньевна. – Не выговорить! И за глаза ее звали Евгешей.

 У Евгеши были длинные красиво уложенные волосы – черные как ночь, ни одного седого волоска! – и прямая, как у балерины, спина. Но Евгеша никогда не была балериной, она всю жизнь работала контролером в метро, о чем сообщала с горделивым достоинством (хотя чем тут было гордиться – никто так и не понял). В довершение к сказанному, Евгеша была легка на подъем, остра на язык, и в любой компании (а на теплоходе всегда найдется компания) чувствовала себя как рыба в воде.

Вы спросите, в чем же «странность»? – Евгеша была до смешного забывчива и по-детски беспечна. Забывала на палубе то ключ от каюты, то очки, то мобильник… А однажды забыла номер своей каюты, который, кстати, значился на брелке с ключом. Но о брелке Евгеша так и не вспомнила…

- Да Вы к администратору сходите, на главную палубу, у них там все записано, там спросите, - советовали Евгеше, но она упрямо мотала головой: «Пойду еще… позориться! Скажут, совсем ума лишилась. Может, сама вспомню…»

…Но она не вспомнила. Весь день просидела в шезлонге, а вечером администраторша, которой сердобольные туристы сообщили о Евгешиной беде, сама поднялась на верхнюю палубу, где и нашла ее – плачущей и несчастной (при этом Евгеша делала вид, что принимает солнечные ванны, лежа в шезлонге и пряча слезы за темными очками и широкополой соломенной шляпой). Сняв с Евгешиной шеи шнурок, на котором болтался ключ от каюты, администраторша повертела перед ней брелок, на котором значилось название теплохода «Афанасий Никитин» и – аршинными цифрами! – номер каюты.

- Это вот этот, что ли? Так разве ж я знала! – удивилась Евгеша. – Ну, гляжу, цифры какие-то… Откуда ж мне знать, что это номер каюты! Ну, спасибо, милая. Ты уж никому не говори, не позорь меня перед людьми… Евгеша вытерла слезы, шумно высморкалась в кружевной платочек и, попрощавшись с доброй администраторшей, поплелась к себе в трюм.

Словом, на теплоходе все утвердились во мнении, что с Евгешей неладно. И старались ее опекать и не оставлять одну. Чтобы всегда был кто-то рядом. На стоянках, если не было экскурсии, Евгеша выходила в город с приятельницей. Приятельницу звали Елена Львовна, она была ровесницей Евгеши и занимала соседнюю каюту. (Евгеша считала себя гораздо моложе и всем говорила, что ей 65, и никто с ней, понятное дело, не спорил). В отличие от Евгеши, у 74-летней Елены Львовны с памятью было все в порядке, и когда они гуляли по городу вдвоем, за Евгешу можно было не волноваться.

Но, как говорится, знал бы где упасть – соломки бы подстелил…

В Самаре теплоход стоял два с половиной часа. Жара была страшная - +34о. Неподалеку от речного вокзала располагался огромный гипермаркет «МАН» с кондиционерами, кафетериями и сказочным выбором товаров. Туда и отправились подруги, рассудив, что двухчасовая прогулка по городу по такой жаре – это не для них.

Войдя в магазин, Евгеша остановилась напротив ячеек камеры хранения. Ячейки располагались вдоль стен с обеих сторон - сверху донизу, в несколько рядов. Евгеша насчитала их пять. Пересчитала: рядов оказалось шесть. Евгеша собралась было считать по новой, но Елена Львовна потянула ее за рукав: «Ну, что ты там застряла… Идем!». Евгеша неожиданно воспротивилась: «Подожди, я ридикюль свой сдам! Вместе пойдем. А то потеряемся!».

Она долго и обстоятельно выбирала ячейку, бормоча себе под нос: «Эту… или вот эту, повыше?.. А здесь замок заедает! Нет, эту нельзя. Лучше – вот эту…». Наконец, ячейка была выбрана, тщательно осмотрена и одобрена. Здесь пора рассказать, что Евгеша везде таскала с собой дамскую (как она говорила) сумочку, довольно объемистую и пухлую, которая сильно смахивала на баул. Евгеша не расставалась со своим «ридикюлем», даже гуляя по палубе теплохода. И уж конечно прихватила с собой, отправляясь в город.

Евгеша открыла «ридикюль» и принялась перекладывать в ячейку его содержимое, извлекая вещи по одной: бинокль, сотовый телефон (Евгеше звонили дочь с зятем, двоюродная сестра, соседка по лестничной клетке, приятельница с работы… Словом, кто ей только не звонил!), колоду игральных карт, пачку сигарет, флакончик духов, газовый лиловый шарфик, детский калейдоскоп (Евгеша искренне считала, что рассматривать картинки в калейдоскопе полезно для глаз, а кроме того, это успокаивает нервы и в целом благотворно влияет на организм), двухсотграммовую стеклянную флягу с коньяком (Евгеша считала, что коньяк успокаивает нервы и положительно влияет на организм, а кроме того – полезен для сердца и сосудов), складной зонтик, горсть барбарисовых карамелек (Евгеша считала, что леденцы успокаивают, благотворно влияют – и далее по всем пунктам…). Опустевший «ридикюль» Евгеша взяла с собой. После чего сняла с головы оранжевую кепку-бейсболку с желтым, как утиный нос, козырьком, которую тоже запихала в ячейку, пояснив изнемогающей Елене Львовне: «А то украдут! Я ее забуду где-нибудь – и украдут! У меня уже много чего украли…».