Ежи и джинири

Весь текст одним блоком

— Но почему?!

— Я думаю, ты все ещё слишком мала для самостоятельной жизни!

— Мама! Мне уже сто шестьдесят лет!

— Это вообще не возраст!

— Ты хвасталась, что в сто пятьдесят уже в первый раз вышла замуж.

— Так времена какие были!!!

— Какие?!!!

— Янни, свет очей моих, давай так! Ты подселяешься, в течение года доказываешь, что можешь удержаться с отсечённой пуповиной. А потом делай что хочешь. Идёт?

— Ну мам! Год!?

— Это вообще не срок!

— Оххх, ну ладно…

***

— Не может быть!

— Вот тебе крест! – Ежи размашисто перекрестился, а Янек, взглянул на длинную рубаху-каис, субун синего сукна и широкие зеленые шаровары приятеля и хитро сузил глаза. Конечно, несмотря на конец июня, в каменном полуподвальном помещении было довольно прохладно, но Янека смущал фасон.

— А ты в басурманскую веру часом не перешёл?! А то батька-то твой, я слышал, католический обряд принял. Может и…

— От ты дурной! Церковь можно и поменять, а бога-то не меняют…

— Ну хорошо! Ты складно врёшь! Всегда был мастак. Давай дальше!

Дружны они с Янеком никогда не были, в детстве разница в возрасте в несколько лет кажется непреодолимым препятствием для дружбы, но поскольку пацанвы в шляхтецкой Кульчице было немного, компания у них была общая. Товариществовали.

Впрочем, сам Ежи односельчанина в жизни бы не признал. Был белобрысый хлопчик, а нынче – усатый детина с саблей на боку. Но тот, когда вошёл в лавку, сначала долго вглядывался, а потом вдруг перешёл с плохонького немецкого на родное наречие. Языку Ежи не удивился, выходцы из разных воеводств Речи Посполитной в многолюдной и многонациональной столице австрийских Габсбургов были частыми гостями, попросту ответил привычное «Як справи, братику-серденько?». И это заставило посетителя захохотать, раскинуть руки и кинуться в объятья. Земляк.

— А я же из-за тебя потом тоже к запорожским казакам сбежал, – чуть позже рассказывал Янек, – матушка твоя письма чуть не всему селу читала. Мы завидовали – страх, все ждали пока подрастём. Мне почитай четыре года ждать пришлось.

— О! В это время я уже у турков в плену куковал. Там, кстати, и к одежде их приучился, – Ежи сунул руки в карманы своего распашного камзола, погладил вышивку, – многие удобства в ней есть, про какие наши и не задумываются. Вот к примеру…

Но про одёжу Янеку было неинтересно.

— Как же так?! Ты ведь их бивал! Дрался с ними, а потом… жил не тужил?

Ежи неспешно налил в чашку какую-то пахучую жидкость, отхлебнул, покатал во рту…

— …И язык выучил. И обычаям научился. Турки – тоже люди, хоть и муслимы. Смелый не тот, Янек, кто смерть от руки врага примет, а кто так выживет, чтобы это потом пользу принесло. Казак в плену живёт не тем, что есть, а тем что будет. Вот и я ждал…

— И как же ты спасся?!

Эх молодость. Максимализм и непримиримость. Ехидство и недоверие, словно кислый сироп, заполняли интонации земляка. Но Ежи таким было не уколоть.

— А сербский купец Милорад Багич меня выкупил… Ему толмач шибко нужен был, он и…

— Так сербы же тоже под турками, – удивился Янек.

— Точно! Но сербы – христиане!

— Аа-а-а, – понимающе закивал односельчанин и тут же снова подозрительно скривился, – Толмач?! Ты что и сербский знаешь? .

— Ну, это долгая история. А у меня до вечера ещё несколько встреч назначено и торфяного порошка закупить надобно, а то, вон рыба... – Ежи неопределённо махнул за спину рукой, – из-за войны плохая торговля стала. Я же не порохом торгую. А по Вене все более упорные слухи ходят, что Кара-Мустафа из завоёванной Венгрии идёт прямо на столицу. Вы же, наверное поэтому тут?

— Точно! – Янек заблестел глазами, – будем турков османских бить, как бабка Текля козу…

— Ну-ну… – великого роста бог Ежи не дал, Янек возвышался над ним почти на голову, – у тебя кто в старшинах?

— Максим Чомуха.

— Не слышал. Где стоите?

— Ну, – Янек опустил глаза и принялся теребить жиденький ус, – вообще-то рейменту наш осавул генеральный – Леонтий Побожей, я с ним сюда прибыл… Но там кого только нет. И крестьяне, и мещане и даже монахи… Вместе с пахолками, я думаю, под тысячу душ наберётся. Но я же раньше ушёл, под Польской Короной в реестре не числюсь. Вот и решил спробовать сотню посерьёзней поискать. И вознаграждение получше. Поброжу пару дней по Вене.

— Ну, где найти меня теперь знаешь. К вечеру вернусь. Ты покупать-то что-то будешь?

— Да я же и не выбирал ещё!

Ежи стукнул кулаком в деревянную дверь подсобки и перешёл на немецкий.

— Феликс, выходи!

В проёме появился толстый, лысый старичок с синими прожилками на носу. Здороваться с клиентом не стал, взглянул оценивающе на запорожца, ограничился кивком.