Фа-соль

Заходить в световую комнату всегда приятно. Особенно в серые зимние дни, когда сугробы отрезали лабораторию от мира. Но Ульяна и не планировала уезжать. Не такой великий праздник — Новый год, чтобы ради него упускать возможность, которая бывает у молодого учёного раз в жизни. Кто ещё сумеет похвастаться, что первым клонировал биолюминесцентную морошку?

Лампы с красно-белым светом ласково помогали черенкам в пробирках пускать корни. Пахло влажной землёй, хотя все растения жили в питательной среде. Ульяна поправила наспех собранные в хвост волосы, бегло осмотрела десяток стеллажей и замечталась. Вот бы самой жить в таких условиях — тепло, светло, в двадцать ноль-ноль спать.

— Эээх! — она потянулась, размяла шею и достала из кармана халата свёрнутый в трубочку отчёт.

Раньше учёные сами наблюдали за растениями. Сейчас в каждой лаборатории «умный дом», камеры и робот-ассистент. Он анализирует записи, сводит данные и выдаёт результат. Человеку остаётся свериться с реальностью потому, что научные нейросети ещё обучаются. Их робота-ботаника зовут Фасолька. И мило, и по-дурацки. Говорят, бывшая начальница была со странностями и мечтала вырастить из него человека. Может, поэтому её уволили?

Ульяна фыркнула и вернулась от размышлений к делам. Глянула на печатный лист, подошла к стеллажу и похолодела. Внезапно заболела голова, стало дурно. Надо было позавтракать. От голода мерещится какая-то ерунда. Ульяна зажмурилась, резко распахнула глаза. Ничего не изменилось. На пробирках совершенно не те названия, что прежде. Она настороженно просмотрела все полки. Метнулась к соседнему стеллажу. К следующему. Ещё одному. И нет! Вместо кедрового странника «Ледяная борода», сибирская ёлка превратилась в «Ёлочку-шалунью», сосна в «Дед-Морозовку», а тимьян в «Снежную лапку».

— Ой-ой-ой, — Ульяна втянула воздух так, словно прищемила палец.

Взяла пробирку с морошкой. Показалось, что под текстом «Новогодний шар» сохранилось старое название. Попыталась зацепить ногтем. Ещё. Ну давай же. Белый прямоугольник не отклеивался. А затем «вжих!» — и оставил только липкий след, за которым красовались зеленые листики и неокрепшие корни растения. Ни даты, ни прошлой надписи. В стекле отражались лампы и хмурый, напряжённый силуэт Ульяны.

— Пффф, что же делать? — прошептала она и прикусила губу.

По-хорошему, конечно, надо сообщить Олегу Антоновичу… Но на каникулы тут они двое, да уборщица Валентина. Вряд ли пакостит начальник, который отменил новогоднее торжество. Значит, Валентина. И узнай об этом Антонович, сдерживаться не будет. Сам обратный билет ей купит и заставит идти до трассы по сугробам. У него к Вале какая-то особая нелюбовь. Надо придумать что-то другое. Поменять наклейки по-тихому? Ульяна скривилась. Одной? На всех пробирках? Их тысячи! Глупо. «Но что тогда…» — не успела она решить, как из коридора донеслось рычащее эхо:

— Ульяна Руслановна!

«Вот точно, не поминай лихо» — подумала она, бросила отчёт на полку и выскочила из световой. К ней твёрдо шёл седовласый мужчина. Ему было за шестьдесят, но выглядел на десяток моложе. Узкие прямоугольные очки поблёскивали золотистыми дужками, белый халат тщательно отутюжен, а запах терпких духов успел разнестись по всему коридору. Начальник был зол. Настолько, что Ульяна едва не юркнула обратно в комнату, но вовремя вспомнила, что Олегу Антоновичу туда лучше не заходить. Она прижалась к стене и тягостно вздохнула. Руководитель не пожелал доброго утра с обычной приторной улыбкой и даже не рассказал интересный факт о коровьем горохе или пассифлоре. Только спросил:

— Вчера вы тоже выполняли задачи по расписанию?

— Да, конечно, — подтвердила Ульяна.

Олег Антонович кивнул, отошел на пару шагов, но затем вернулся. Посмотрел вглубь коридора, тяжело вздохнул и резко переменился в лице. Теперь он выглядел как обычно, неприятно улыбался. Он взял сотрудницу под локоть и, поглаживая, её ладонь, сказал:

— Вы, моя хорошая, надеюсь, не забыли, для чего приехали сюда, за тридевять земель?

Слова звучали медово-липкими. Запах его духов был невыносимым, удушающим. Ульяне хотелось провалиться в подвал. Она мотнула головой.

— Я вам, конечно, во всём помогу, посодействую, окружу заботой, — продолжал начальник, — но ведь ожидаю того же в ответ, вы понимаете о чём я?

— Не… совсем… — замялась Ульяна.

Зарождались беспокойные мысли. Искался подтекст. Антонович неодобрительно качнул головой и поучающе сказал:

— Ну к чему вы налепили эти снежинки на гидропонные установки? Тут вам не концертный зал.

— Какие снежинки? — не поняла она.

— Да, да, моя хорошая, — он снова говорил ласково и продолжал гладить её руку, — конечно, вы ничего не делали, я понимаю, но сейчас же пойдите и уберите это непотребство.

— Ну… Ладно, — буркнула Ульяна.

Олег Антонович погладил сотрудницу по плечу и ушёл. Нос раздражался от резкого запаха духов. Хотелось чихнуть, но не выходило. Она пошла в адаптационную комнату. Открыла дверь и громко хмыкнула. На стёклах контейнеров с растениями блестели серебристые, золотые, сине-зелёные и розовые снежинки. В установках запустился регулярный полив и наклейки засияли так, словно сами состоят из света. Справа что-то скрипнуло. Ульяна испуганно обернулась, но тут же успокоилась.

— Привет, Фасолька, — поздоровалась она.

В углу стоял робот-ассистент и внимательно смотрел на сотрудницу. На голову выше Ульяны, человекоподобный механизм на крепких пружинистых ногах с широкими ступнями, с десятком манипуляторов. Нет, ну о чем нужно было думать, чтобы назвать этого многофункционального исполина «Фасолька»?

— Доброе утро, Маринова Ульяна, вы здесь не по расписанию, — подметил робот высоким мальчишеским голосом.

— Фасолька, распечатай наклейки на все растения в световой комнате.

— В одном экземпляре?

— Да.

— С датами?

— Да. И включи…, — Ульяна задумалась и решила, — запись с камер в адаптационной за вчерашний день на два-икс скорости.