42

Зов Марса

Всю свою жизнь Витя мечтал полететь на Марс. Он закрывал глаза, отключался от реальности и представлял, как летит сквозь пространство и время, пока счётчик на приборной панели мерно отматывает километры – сотни, тысячи, миллионы, с каждым днём всё дальше от дома и всё ближе к мечте.  Нет, не на борту большого космического корабля среди тупых солдафонов и задротов, которые знают о жизни вне институтских стен только по методичкам, написанным такими же теоретиками, а на одноместной ракете, где он сам себе и капитан, и пилот, инженер и врач, где никто не отдаёт приказы, но и не подстрахует, если ошибёшься. Витя всегда говорил, что космос – не для неженок и лабораторных крыс: на Земле ты доводишь до автоматизма свои навыки в имитациях всевозможных внештатных ситуаций, но на самом деле тебя готовят к тому, о чём никто из экспертов в стенах ЦУПа и махины научного института, стоящей за ним, и помыслить не мог. В такой момент за долю секунды принять единственно верное решение – это уже талант, интуиция, если хотите, и дана она далеко не каждому. А что до Марса… это не передать словами, графиками и отчётами о составе грунта и атмосферы, его надо увидеть собственными глазами, почувствовать то же, что и первый астронавт, ступивший на девственные красные скалы – и не какого-нибудь щербатого спутника, на котором в ясную ночь невооружённым взглядом можно разглядеть надпись «ЗДЕСЬ БЫЛ ДИМА», а другого мира.

Снова и снова Витя прокручивал в своём воображении, как посадочные двигатели ракеты опалят красный песок, превращая его в стекло. А когда облако пыли осядет, он спустится по трапу, хозяйским взором окинет бескрайнюю марсианскую пустошь, и, наконец, почувствует, что он дома. Само собой, освоение других планет – это не столько романтика, сколько рутина, и Витя неукоснительно соблюдал ритуал ежедневного обхода станции – опять же, в своём воображении. От внимания опытного астронавта не могла скрыться ни одна деталь: он проверял вручную датчики, инструменты, показания приборов и отчёты главного компьютера – дважды. Ведь нет ничего опаснее искусственного интеллекта настолько совершенного, что, однажды доверившись ему, ты теряешь бдительность, и когда электронный мозг неизбежно совершает ошибку, это может стоить тебе жизни.

Поэтому он всё делал сам: водил марсоход, брал пробы грунта на склонах горных вершин и в расщелинах, куда не проникает солнечный свет, чинил роботов и варил кофе на маленькой одноконфорочной плитке, которую ему удалось согласовать в обмен на лишний год вахты, ведь на борту корабля каждый килограмм груза – на вес золота. А по вечерам устраивался в кресле и при тусклом свете одинокой лампы читал звёздные дневники пионеров космоса, краем уха вслушиваясь в монотонный вой ветра, швырявшего песок о стальной купол с такой яростью, словно он мечтал стереть с лица Марса все следы пребывания человека. И так день за днём, год за годом пять, а может, и все десять лет, один на один с суровой красотой мира, который не позволил себе слабости, как это сделала Земля, позволив появиться жизни. Почти каждую ночь Вите снился Марс, и во сне время растягивалось, превращалось в годы, а он всё нёс свою вахту – в гордом одиночестве, как и подобает настоящему герою, и его сердце билось в унисон тысячелетней песне марсианского ветра.

И вот, наконец, мечта сбылась. От поверхности красной планеты Витю отделял последний шаг: дыхание перехватило, голова вдруг сделалась ватной, а уши заложило, словно он нырнул под воду. Вот оно – то, ради чего он родился и за что стоило умереть, момент, к которому он шёл всю свою жизнь…

– А я говорила, надо было брать Турцию! Стоит столько же, зато сервис нормальный и люди не сидят друг у друга на головах, – сварливый голос жены вернул Витю с небес обетованных на бренную марсианскую землю быстрее, чем медкомиссия похоронила его мечты стать астронавтом.

На космодроме было не протолкнуться: итальянцы оккупировали буфет с приветственными закусками, китайцы в панамках и масках мгновенно заполняли собой любой свободный пятачок, русские туристы осаждали duty-free. На таможенном досмотре образовался затор: у семьи белорусов с Витиного рейса нашли запрещёнку – что бы там ни было, расставаться с этим без боя они не собирались. Мальчишки пролезли за ограду фруктового садика, разбитого прямо посреди терминала, забрались на дерево и во всю развлекались, швыряя огрызки зелёных яблок в тележки с багажом. Компания подобралась разношёрстная: сорванцы горланили по-английски, по-русски и, кажется, по-французски, но языковой барьер останавливал их не больше, чем декоративная ограда вокруг садика. И куда только смотрят их родители?

– Санёк! А ну, быстро ушёл оттуда! Ушёл, я сказала!! – рявкнула Лена, жена Вити так, что за барной стойкой пара мужиков подавились пивом.

Младший из мальчишек скатился с дерева, крикнул что-то на прощание новым друзьям, перемахнул через ограду и с невинным выражением лица вклинился между родителями, словно всё время тут и был. Вот только той невинности хватило на три минуты, пока он не заметил на прилавке одного из сувенирных киосков аквариумы с тихоходками.

– Мама! Купи тихоходку! – взревел он, – Ну купи! Пожалуйстапожалуйста!

Там было на что посмотреть: туристам предлагали тихоходок всех мастей и размеров от ручных, размером с хомячка, до настоящих кабанчиков.

– Ещё его! У тебя уже есть одна, дома.

– Она слишком маленькая, чтобы приносить апорт и делать другие трюки! Как я тогда стану дрессировщиком? Мне нужна большая, марсианская! Па-а-ап! Купи тихоходку! – Санёк повис на отцовской руке.

– Может потом, когда назад полетим … – Витя осёкся, поймав испепеляющий взгляд жены, – … если будешь хорошо себя вести и слушаться маму.