Фарфоровая кукла. Ненависть на грани

ГЛАВА 1

СОНЯ

— Сонь, я вчера пенсию получила, отложила две тысячи, — подходит бабушка и протягивает зелёные купюры, — спрячь себе в копилку, к следующему месяцу наберём на новые пуанты, — сообщает.

— Нина Сергеевна, опять вы экономите на себе и лекарствах? — поворачиваю голову на бабушку и строго смотрю на неё.

— Внучка, мне же ничего не надобно. Знаешь, как мне неловко перед тобой? — проходит и садится на собранный диван. — Сонечка, ты умница у меня, красавица, талантливая, вон какая. Всего самого лучшего достойна, только обидно мне, что помочь ничем не могу… — горестно вздыхает.

Сижу на полу гостиной и собираю старенькую спортивную сумку. Сегодня очередная репетиция, а значит, вновь придётся сгорать со стыда из-за отсутствия денег в семье. Меня держат в академии лишь за талант и трудолюбие. С нас не требуют дорогой одежды. Можно и недорогие марки приобретать, главное, чтобы вещи были новыми и соответствовали виду. А ведь мне даже на простую спортивную одежду не хватает денег. Автоматически глажу пальцами пуанты, мои верные спутники, пережили сотни часов тренировок и десятки выступлений. Когда-то они были новыми и блестящими, но теперь выглядят так, словно перенесли множество битв. Кожа на носках сильно изношена, кое-где порванная, оголяет внутреннюю ткань. Ленты, которые когда-то прочно удерживали пуанты на ногах, теперь выцветшие и потрёпанные, а их кромки начали махриться. Подошвы от бесконечных репетиций стали тонкими и мягкими, почти не поддерживают стопы. Поднимаюсь на ноги и приближаюсь к своей старушке, обнимаю и говорю:

— Больше и слышать не желаю, что тебе стыдно! Не знаю, как бы сложилась моя жизнь без тебя. Полагаешь, в детском доме я имела новые пуанты? Думаешь, мне было бы там лучше? Или после выпуска оттуда я смогла бы добиться спортивных успехов? — говорю на эмоциях, едва сдерживая себя.

— Внученька, чего опять начинаешь? Разве я смогла тебя оставить, когда твои родители неожиданно погибли. Благо по возрасту я проходила для опекунства. И даже если тебя не отдали мне, я всё равно боролась бы за кровиночку свою до последнего, — гладит меня по спине.

— Вот и помни, как много для меня сделала, и не думай о том, что дать не можешь. Я уже взрослая и всё понимаю. Ты одна тянешь нас на свою пенсию, а мне пора подрабатывать, а не предаваться мечтам об успехах и славе, — проговариваю то, что давным-давно меня изнутри грызёт.

Бабушке семьдесят четыре года. Со здоровьем проблемы, пора ей помогать. Мои родители погибли при пожаре. В это время я гостила у бабушки в Москве. Жили мы в Воронеже. Папа работал участковым в полиции, мама — воспитателем в детском саду.

В десять лет я потеряла своих родителей в результате пожара, вызванного, как указано в экспертизе, проблемами с проводкой. Моя бабушка не доверяет документам. Папа, за два месяца до трагедии, вместе с моим крёстным заменили проводку по всему дому. Частично вспоминаю об этом ремонте из детских воспоминаний того лета.

С тех пор прошло много лет, и правду мы, возможно, никогда не узнаем. Участок под сгоревшим домом — моё наследство. Нина Сергеевна настойчиво стремится сохранить его до моего замужества, считая каждую копеечку приданным, как она говорит. После трагедии я окончательно переехала жить в Москву. Мне невероятно повезло в жизни иметь любящую бабушку. До восемнадцати лет мы получали пенсию «по потере кормильца», и совместно с выплатами бабушки хватало на жизнь. Но уже год мы выживаем лишь на её пенсионные крохи, и каждый раз, когда разговор заходит о подработках, я борюсь за право помогать нашей семье.

— Не вздумай! Талант не должен пропадать. Занимайся своим делом! Остальное я сама решу. Вчера в управляющую компанию ходила, поговорила с их директором, выделят мне мыть два подъезда. Управимся и без твоих подработок! — уголки моих губ опускаются в печальной улыбке.

Как я и говорила, упрямая старушка всё тащит на себе.

— Бабушка, ты неисправима! — фырчу расстроенно.

— Перестань! Давай перекусим с тобой, а позже я таблетки выпью, — тяжело встаёт с дивана.

— Мне перед тренировками запрещается, и сейчас контрольное взвешивание будет, — кривлюсь от мысли о еде.

— Йогурт съешь, от него много не наберёшь, — уговаривает меня.

— Хорошо, только не ругайся, — улыбаюсь в ответ.

Идя за бабушкой, мои глаза окидывают нашу скромную квартиру в недорогом районе Москвы, вдали от шума центра. Входя, первым делом попадаешь в прихожую с обшарпанными обоями и стареньким шкафом для обуви. На стенах висят несколько семейных фотографий, запечатлевших лучшие моменты нашей жизни. Гостиная служит спальней для меня и бабушки. Там стоит старый диван, который по ночам раскладывается, превращаясь в кровать, и односпальная кровать бабушки.

На её стене висят иконы и календарь с православными праздниками. Рядом с моим диваном стоит небольшой столик, на котором всегда лежит стопка книг и учебников. Есть комод с выдвижными ящиками, где хранится одежда и различные мелочи. У окна стоит кресло-качалка, где бабушка любит сидеть, вязать и слушать радио.

Кухня небольшая: на полках стоят баночки с крупами и специями, а подоконник украшают несколько горшков с цветами и зеленью. Старая газовая плита и маленький холодильник справляются с основными кухонными задачами. Ванная комната компактна и проста: белый кафель, старая ванна, раковина и зеркало. Полотенца висят на крючках, а на полочке аккуратно разложены наши косметические принадлежности.

Несмотря на скромные условия, квартира наполнена любовью и заботой. Здесь всегда пахнет домашней едой, а в воздухе витает душевное тепло семейных бесед.

Заходим на кухню, занимаю своё любимое место на диванчике возле окна. На столе появляется баночка обезжиренного йогурта и зелёное кислое яблоко.

— Мы договаривались всего лишь на йогурт, — поднимаю глаза на сердобольную старушку.

— Яблоко разрешено по всем правилам. Ешь! — недовольно поджимает губы.