Fatal amour. Искупление и покаяние

Глава 24

Осенняя ночь выдалась довольно тёмной и прохладной. Расставшись с Калитиным у ворот его усадьбы, брат и сестра Ракитины направились в Полесье. Лошади, хорошо зная дорогу, шли неспешным шагом, мерно стуча копытами по сухой дороге. Сергей Филиппович первым нарушил молчание.

- Ты разлюбила его? – Обратился он к сестре, имея в виду Ефимовского.

- Нет, - едва слышно обронила Марья, прекрасно понимая, о ком спрашивал брат.

- Мне показалось, что ты охладела к нему. Я помню, как горячо ты защищала его в Петербурге, взяв всю вину на себя.

- То давно было, Серёжа, - Марья вздохнула. – Мои чувства не переменились, и его, видимо, тоже, так отчего бы мне выказывать ему своё расположение? Только лишь ради того, дабы вновь унизиться в его глазах, - она горько усмехнулась. – О, нет. То было слишком больно.

- Что же дальше? – Тихо спросил Ракитин.

- Не знаю, - отозвалась Марья. – Я желала бы перестать любить его, но не могу. То не зависит от меня. Разве мы властны над собственным сердцем? Разве можем приказать ему не любить?

Ракитин тяжело вздохнул. Он не знал, что ответить, но сестра и не ждала его ответов.

- На будущей седмице я собираюсь в Петербург, - заметил он. – Ты могла бы поехать со мной.

- И оставить Лизу? – Марья покачала головой. – Нет, Серёжа. Я останусь. Думаю, Ефимовский не задержится здесь надолго, а вечно бежать от него, куда глаза глядят, я не могу. Надобно смириться и понять, как жить с этим.

- Как знаешь, - обронил Сергей.

- К тому же в столице, верно, ещё не забыли о том, какой дурой я выставила себя, не скрывая своего увлечения им, - добавила Марья.

Подъехав к воротам, брат и сестра умолкли. Сонный привратник выбежал из сторожки и едва не запнулся, торопясь впустить господ в усадьбу. На заднем дворе конюх помог спешиться Марье Филипповне и, забрав поводья лошадей, увёл их на конюшню.

Придерживая длинный подол амазонки, Марья поднялась к себе. Остановившись у зеркала в будуаре, она долго и придирчиво разглядывала своё отражение в неярком свете от свечей в канделябре. Ей довольно часто говорили о том, что она красива, и если в семнадцать лет о ней говорили «прелестна», то ныне величали первой красавицей уезда. Минуло два года, она переменилась, и не только внешне. Тогда ей хотелось, чтобы её любили все, а ныне она желала любви только одного человека, который, увы, не мог её полюбить, потому как испытывал к ней чувство не менее сильное, но, к сожалению, совершенно противоположное.

Ненавидят всегда за что-то, а любят просто так. Ефимовский винил её в смерти брата, и был совершенно прав в том, ибо ей не стоило идти на поводу собственных амбиций и пытаться увести жениха княжны Урусовой, только потому, что между ней и Натали всегда существовала неприязнь. «Любила ли я Мишеля? – Вопрошала она саму себя. – Верно, нет. Ибо то пламя, что сжигает изнутри нынче, не идёт ни в какое сравнение с бледной искрой другого чувства, что вспыхнуло и тотчас погасло».

Марья тяжело вздохнула, отворачиваясь от зеркала и развязывая ленты шляпки.

- Милка, – кликнула она горничную, - помоги разоблачиться.

Сонно моргая, хорошенькая черноглазая горничная принялась раздевать хозяйку. Облачившись ко сну, Марья по привычке заглянула в детскую к маленькой племяннице. Что-то тихо напевая в полудрёме, нянька качала колыбель со спящим младенцем. Неслышно ступая, Марья приблизилась, заглянула под кисейный полог, но так и не решилась дотронуться до мягкой румяной и округлой щёчки девочки, опасаясь потревожить её сон. Лиза заворочалась во сне, пошевелила пухлыми губами, черты маленького личика приняли хмурое выражение, которое так напомнило Марье Сержа. С лёгкой, светлой улыбкой на устах, она покинула детскую и вернулась к себе в спальню. Как бы и ей хотелось стать матерью такого же очаровательного ангела! Она задумалась над тем, каким бы стал её ребёнок. Её и Андрея. Она так страстно желала того, что слёзы выступили на глазах от невозможности исполнения того желания.

Сколь часто вспоминала она императорский бал, вечер, обернувшийся для неё сначала небывалым счастьем, а после несмываемым позором! Она была воском в его руках, пожелай он тогда большего, она бы не нашла в себе сил отказать ему. Даже сейчас, по прошествии времени, всё тело трепетало от одних только воспоминаний о жгучих поцелуях и жарких объятьях.

Марья со стоном повалилась в постель. Закрыв глаза, она вновь и вновь представляла себе его лицо, тёмный от желания взор. Ефимовский сильно переменился с того времени, исхудал, она заметила седую прядь на аккуратно подстриженном виске, но оттого, что ему пришлось перенести столько страдания, любовь её к нему стала только больше. «Господи! Зачем он приехал?! - Она перевернулась на живот. – Как я смогу видеться с ним и не выказать собственных чувств?»