Fatal amour. Искупление и покаяние

Глава 25

Егорка вернулся, когда совсем стемнело. Чувствуя, что с поручением барышни связана некая тайна, мальчишка осторожно пробрался в покои Марьи Филипповны и робко поскрёбся в двери. Марья тотчас открыла ему и за руку втащила в будуар.

- Тебе что-нибудь передали в ответ? – Шёпотом поинтересовалась она.

Егорка поспешно кивнул и, запустив руку за пазуху, извлёк вчетверо сложенный лист бумаги.

- Ещё на словах велели сказать, что ждать будут до полудня, - также шёпотом ответил он.

Выхватив записку, Марья взмахом руки отпустила мальчишку, но, опомнившись, тихо окликнула его:

- О том, куда ходил и зачем никому не сказывай, - она сурово нахмурила брови.

- Ей-Богу не скажу, барышня, - пострелёнок перекрестился и выбежал из комнаты, торопясь в людскую, дабы поспеть к позднему ужину.

Едва Егорка скрылся за дверью, mademoiselle Ракитина развернула судорожно скомканный в руке лист.

«Завтра. По дороге в Ракитино». Прочитав написанное, Марья присела на банкетку и стиснула ладонями виски. При мысли о том, что Ефимовский назначил ей свидание, перехватило дыхание, кровь застучала в висках, а сердце будто ухнуло в сладкую бездну.

«Зачем? Зачем я ему писала? - Кусала она губы. – Что же делать? Он будет ждать, а коли я не приду, он никогда более мне не поверит. - Марья поднялась, обхватила себя руками за плечи и шагнула к окну, невидящим взглядом уставившись в тёмную осеннюю ночь за стеклом. – Но как можно пойти после всего?».

Ночью она никак не могла уснуть, беспрестанно меняя своё решение. То она решала, что завтра никуда не пойдёт, то начинала придумывать фразы, коими можно было бы начать разговор. Задремав под утро, она проснулась, едва Милка заворочалась на своём узком ложе в будуаре. Дотянувшись до шнурка сонетки, Марья вызвала горничную.

- Кофе мне принеси, - велела она Милке, показавшейся на пороге спальни.

Устроившись на кушетке, поджав под себя ноги и поставив чашку с кофе на подоконник, Марья хмуро вглядывалась в ненастное туманное утро. Глянув на изящные настольные часы, mademoiselle Ракитина тяжело вздохнула. Восемь утра. У неё есть четыре часа на то, чтобы принять решение. Она пила маленькими глотками остывший кофе и не отводила глаз от минутной стрелки, которая медленно, но неумолимо отсчитывала мгновения, сокращая время до полудня.

- Милка, - позвала она горничную.

Девка выглянула из гардеробной.

- Одеваться будете, Марья Филипповна?

- Амазонку мне достань и скажи Прокопычу, чтобы Искру мне седлал.

- Гулять изволите? Холодно нынче. Шушун накинули бы, - раскладывая короткую соболью шубку на спинке кресла, неумолчно щебетала Милка.

Марья, у которой с недосыпу болела голова, поморщилась.

- А коли барыня вас спрашивать будет, что говорить? – Расплетая косу барышни, спросила Милка, глядя в глаза хозяйке через отражение в зеркале.

- Скажи, что вокруг усадьбы кататься поехала. К обеду ворочусь, - отозвалась Марья, прикрыв глаза, наслаждаясь неспешными ласковыми и умелыми движениями Милки.

Спустя полчаса, mademoiselle Ракитина, на ходу натягивая тонкие лайковые перчатки, подходила к конюшне. Прокопыч уже ожидал её на заднем дворе, удерживая поводья красивой тонконогой каурой лошадки и приземистого ширококостного мерина.

- Оставайся в усадьбе, - бросила ему Марья, поставив носок изящного сафьянового сапожка на сложенные лодочкой руки пожилого возницы.

- Да как же, барышня… – удивлённо молвил Прокопыч.

- Я недалече, вокруг усадьбы, - разобрав поводья, ответила Марья Филипповна.

Тронув бок каурой каблучком, mademoiselle Ракитина направила её к воротам по подъездной аллее. До Ракитино было не более десятка вёрст. Туман, с самого утра окутавший окрестности, стал только гуще, и всё вокруг тонуло в белёсой мгле. Марья пустила лошадь шагом, напряжённо всматриваясь в размытые очертания предметов впереди. Она резко натянула поводья, когда внезапно прямо перед ней возник силуэт всадника, и едва не свалилась с седла.

- Марья Филипповна, вы всё же приехали, - услышала она.

- Bonjour, Андрей Петрович, - выдохнула девушка, ощущая, как зашлось в груди сердце толи от только что пережитого страха, но вернее всего, от встречи с тем, о ком думала всю ночь.