Fatal amour. Искупление и покаяние

Глава 30

Утро князя Куташева началось обыкновенно: с чашки кофе, за которой последовала короткая прогулка на пользу здоровью. Проходя по набережной Фонтанки мимо особняка Ракитиных, Николай чуть замедлил шаг, бросив быстрый взгляд на фасад дома. Его игра в кошки-мышки с Марьей Филипповной весьма затянулась, к тому же он так и не смог решить кто из них кошка, а кто мышка. Сложившаяся ситуация его одновременно и забавляла, и сбивала с толку.

Заметив, как в окне второго этажа колыхнулась кисейная занавеска, Куташев ускорил шаг. Может быть, он и не случайно выбрал для прогулки сей маршрут, но вовсе не желал, дабы mademoiselle Ракитина решила будто он, изнемогая от неразделённых чувств, проводит время под её окнами в надежде на один её благосклонный взгляд.

Вернувшись домой и, желая отвлечься от мыслей о Марье Филипповне, Николай расположился в библиотеке, дабы, наконец, осмотреть вчерашнее приобретение для своей коллекции. Доставленный ему фолиант редкого издания «Дон Кихот Ламанчский» Мигеля де Сервантеса, выпущенного в Валенсии, датировался семнадцатым веком. Несмотря на то, что сие издание являлось весьма ценным, вид оно имело довольно потрёпанный и явно нуждалось в реставрации. Бережно переворачивая пожелтевшие страницы, Куташев до того увлёкся, что не заметил, как вошла Софья.

Княжна прошлась вдоль книжных шкафов, пробежалась взглядом по корешкам книг и, не найдя ничего примечательного для себя, взяла со стола последний номер «Вестника Европы». Софья расположилась в кресле у окна и раскрыла журнал посередине. Перелистывая страницы, она то и дело шумно вздыхала, чем, наконец, привлекла внимание брата. Понимая, что сестра не просто так нарушила его уединение и, скорее всего, пришла за советом, Николай закрыл книгу и убрал её в ящик стола.

- Софи, - позвал он её, откинувшись на спинку кресла, - ты что-то желала мне сказать?

- Вчера я была с визитом у княгини Анненковой, - тихо начала Софья.

- И? – Николай выгнул бровь.

- Гостей было немного. Дамы в основном говорили о тебе и о Марье Филипповне.

Куташев вздохнул:

- К чему ты клонишь, Сонечка? Говори уж прямо.

- Куда уж более прямо, Ники? У тебя в полку ещё не делают ставки на то, как скоро ты сделаешь ей предложение? Обыкновенно твои увлечения заканчиваются куда быстрее и без лишних толков.

Николай, усмехнувшись, поднялся с кресла и прошёлся по комнате, заложив руки за спину.

- Не поверишь, но нынче утром я и сам над этим думал, - отозвался он.

- Думал над тем, чтобы посвататься? - Удивилась Софья.

- Не сделать ли самому ставку. Шучу, - беззаботно пояснил князь на недоуменный взгляд сестры. - В любом случае сию комедию пора заканчивать.

- И что ты намерен предпринять? – Полюбопытствовала Софья, закрыв журнал.

Куташев не ответил, лишь чуть заметно улыбнулся.

- О, нет, Ники! – Княжна подскочила с кресла. – Ты ведь не намерен жениться на ней?! Скажи, что это не так!

- Отчего тебя это так тревожит, Соня? Твоя жизнь никак не переменится. Ты сама говоришь, что по столице уже вовсю гуляют слухи о моей грядущей женитьбе, так отчего бы и не потешить свет?

- Но ты ведь не любишь её, или я ошибаюсь… - во все глаза глядя на брата, тихо промолвила mademoiselle Куташева.

- И что, по-твоему, есть любовь, Соня? Много счастья тебе эта любовь принесла? – Перестав иронизировать, осведомился Николай.

Софья побледнела, поднялась с кресла и, швырнув на стол журнал, поспешно покинула библиотеку. Николай успел заметить слёзы, блеснувшие в глазах сестры, и тяжело вздохнул, сожалея о том, что прямо высказал свои мысли, не утруждая себя попытками как-то смягчить смысл высказывания. Да, своими словами он причинил ей боль, но ведь лучше смотреть в глаза истине, чем тешить себя напрасными надеждами и пустыми иллюзиями?

Куташев давно знал о том, что сестра влюблена в Ефимовского. Восемь лет назад, когда Софье исполнилось четырнадцать лет, Андрей почти всё лето гостил в усадьбе Куташевых. Молодой красивый офицер совершенно очаровал юную впечатлительную барышню. Словно тень, Софья повсюду следовала за своим кумиром. Андрей то ли на самом деле не замечал влюблённости mademoiselle Куташевой, то ли делал вид, что не замечает. Графу Ефимовскому не было дела до девочки-подростка, смотревшей на него глазами, полными обожания.

Николаю хорошо запомнилось то дивное лето, может быть, потому, что оно стало последним, что они провели всей семьёй в имении под Петербургом. То были дни беззаботной юности, когда жизнь видится прекрасной, удивительной, и молодость, в своём невольном эгоизме, не замечает дурных сторон человеческого бытия.