Fatal amour. Искупление и покаяние

Глава 56

В ночь перед Рождеством пошёл снег. Крупными пушистыми хлопьями он мягко ложился на землю и ветви деревьев, засыпал недавно расчищенные дорожки. В комнате от выпавшего за окном снега было светло, и Марья Филипповна попросила Милку не зашторивать окно на ночь. Она долго любовалась неспешным кружением снежных хлопьев, весь мир, погружённый в спокойный сон, казался ей в это мгновение тихим и уютным. Под утро снег прекратился, а с восходом солнца всё вокруг засияло слепящей взгляд нетронутой белизной, заискрилось бриллиантовыми искрами, словно тонким серебряным шлейфом укрыла Морена-зима поля и леса, реки и долины.

Рождество собирались встречать в Полесье, и едва окончив трапезничать, княгиня Куташева велела запрягать. Птицей летела тройка по заснеженной дороге, лёгкий морозец пощипывал лицо, пушистый иней повис на меховой оторочке капора и ресницах. Мишель весело смеялся, когда возница понукал лошадей и они, прибавив ходу, стремительно несли лёгкие сани по бескрайней белой равнине.

В огромном вестибюле отчего дома установили пышную лестную красавицу, пахло хвоей и свежестью. Разглядывая ёлку, Марья Филипповна обнаружила игрушки, которые некогда мастерила сама, будучи ещё совсем юной барышней. Вспомнилось, как отмечали Рождество в семье Ракитиным при жизни Филиппа Львовича. Непрошеные слёзы навернулись на глаза, что-то резко и болезненно сжалось в груди. «Папа, папочка, как же мне тебя не хватает», - княгиня тихонько вздохнула, складывая под ёлку подарки для сына и племянницы.

Раньше в Рождество гостеприимный дом Ракитиных всегда был полон гостей, ныне же в огромном особняке царила сонная тишина. Ждали Сержа с семьёй, но он не приехал, прислав письмо, в котором сообщал, что дела службы вынуждают его остаться в столице. По правде говоря, видеть свою невестку Марья Филипповна не больно-то желала, а вот по брату соскучилась, искренне огорчаясь от того, что в последнее время они несколько отдалились друг от друга.

Серж сильно переменился, если ранее, делясь с сестрой своими планами на будущее, он не представлял себя иначе, чем сельским помещиком, то ныне не мыслил жизни вне светского общества. Куда только всё делось? Его страсть к охоте, любовь к тихой сельской жизни, даже его желание иметь большую шумную семью претерпело изменение.

Когда-то нужда заставила его поступить на службу к Московскому генерал-губернатору. Вынужденный бывать в обществе по роду своих занятий, он свёл знакомство с Бетси, и окончательно попав под её влияние, совершенно переменился. Марья Филипповна с грустью вспомнила Лизу. Её невозможно было не любить. Живая, очаровательная, кипучая энергия била в ней ключом, она так любила бывать в центре внимания. Её всегда окружали поклонники, но из всех она выделяла лишь Сержа, и Бог его знает почему.

Благодаря протекции Бетси, водившей знакомство с людьми, имевшими немалый вес в обществе, карьера Сергея Филипповича стремительно пошла в гору, и эта новая жизнь, заполненная знакомствами, визитами, делами большими и малыми, пришлась ему по душе. Забылись прежние мечтания, ведь ныне господин Ракитин и сам стал довольно большим человеком, с ним искали знакомства, к нему ходили на поклон, перед ним заискивали. Нет, Марья Филипповна нисколько не осуждала брата. Когда-то она и сама была полна надежд на новую жизнь, мечтала пленять и покорять, мечтала завоевать внимание и любовь света. Как же всё переменилось... Став княгиней Куташевой, она в полной мере могла бы насладиться всеми привилегиями своего положения, но, только заплатив немыслимую цену за исполнение девичьих грёз, поняла, сколь мелочными и суетными были её устремления и как мало радости на самом деле они ей принесли.

- Машенька, - услышала она позади голос матери, - тебе письмо пришло. Накануне вечером доставили.

Марья Филипповна выпрямилась и, не скрывая нетерпения, шагнула к матери.

Первое, что бросилось в глаза – знакомый почерк, радостная улыбка тотчас осветила лицо княгини Куташевой. Зажав конверт в руке, Марья поспешила в гостиную, дабы прочесть без помех весточку от Андрея.

«Здравствуй, мой милый ангел. Прости меня за долгое молчание, ибо я боялся огорчить тебя своими новостями. Ты, верно, знаешь уже, что меня восстановили на службе, но мною были недовольны, о чём весьма недвусмысленно дали понять. Я получил назначение в Польшу и нынче нахожусь в Варшавском гарнизоне. Несмотря на то, что минуло почти пять лет, здесь всё ещё неспокойно. В умах местных жителей бродят совершенно разные настроения от полного равнодушия, до открытой ненависти ко всему русскому. Увы, это вовсе не то, чего я ждал, возвращаясь на службу, мне претит роль жандарма, но именно этим приходится заниматься. Выявлять неблагонадёжных, тех, кто смущает умы граждан крамольными воззваниями к восстановлению Царства Польского и к избавлению от власти империи. Нынче я не могу даже сказать тебе, когда мы увидимся. Теперь я человек подневольный и себе не принадлежу, но хочу, чтобы ты знала, что я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о тебе одной.

Я часто думаю о Мишеле, ведь узнав, что он мой, моя плоть и кровь, я, признаться, был оглушён этим известием, и даже испугался возненавидеть тебя за то, что ты скрыла от меня сей факт, но нынче жалею, что, поддавшись своим страхам, не захотел увидеть его. Летом я надеюсь получить небольшой отпуск и желаю провести его подле тебя и сына. Скучаю, люблю. Андрей».