Филос. Эрос. Агапэ

Филос. Эрос. Агапэ.

Сашин отец был собиратель. Он считал себя филателистом и коллекционером, но это никак не меняло суть.
Внутрисемейные конфликты, финансовые дыры, смерчи, наводнения, глады и моры, включая четырех всадников Апокалипсиса, не могли помешать ему съездить на Главпочтамт и привезти домой невозможно белые, пахнущие желатином конверты, в которых лежали бумажные перфорированные блоки, составленные из цветных квадратиков. Александре они напоминали картины на стене краеведческого музея: скупые на краски, но несомненно ценные. Некоторые блоки папа разделял, аккуратно отрывая пустые поля, другие оставлял единым монолитом — на обмен. Свою добычу он неторопливо рассматривал, перебирал, сортировал круглогубым медицинским пинцетом, а после прятал в сафьяновых гигантских альбомах. 
Саша, дыша вполголоса, наблюдала через массивное отцовское плечо, как бумажные бабочки совершают неспешный перелет к прозрачным кармашкам кляссера и млела в счастливой сопричастности. Возня с марками ощущалась ею как заговор, в котором участвовали только два человека: он и она, и не было там места больше ни для кого, даже для матери.
На один из формальных праздников — восьмое марта? первое мая? — папа подарил ей собственный маленький альбомчик в тисненой обложке с благородными темными страницами, размежеванными паутиной папиросной бумаги. Внутри лежали две дюжины марок. Невероятно яркие, иностранные — польские или гэдээровские — на них блистали аквариумные рыбы: от дискусов до гуппи — еще одна папина страсть.
Радость и гордость, которые она испытала вначале, очень быстро сменились неясной гнетущей ответственностью, страхом не оправдать родительское доверие. Она и не оправдала: не продолжила семейную династию филателистов, не познала восторг собирания и владения. Отец был уязвлен. Неблагодарная дочь.
С тех пор Александра избегала коллекционеров и аквариумных рыб. Ее племенем стали охотники-кочевники, имуществом — полшкафа необходимых тряпок, пара гаджетов да банковская карта. Из дорогого — детские черно-белые фотографии и серебряная ложка, подаренная бабушкой на первый зуб. Правда, однажды, на заре самостоятельной жизни, Саша чуть было не связала себя обязательствами с мужчиной по имени Александр.
Без подробностей.
Какая разница, астеничен он был или кряжист, кареглаз или светловолос, рафинирован или грубоват?! Влюбилась, потому что пришла пора, потому что в жизни должен случиться такой опыт. Иначе как понять, про что написаны биллионы букв и нот?
Она делала все, что полагалось влюбленной девице: твердо намеревалась быть с ним — исключительным, благородным, непонятым — в горе и в радости, включая борщи и детей. Только ничего не вышло.
Из всей романтической возни Саше запомнился в деталях лишь финальный эпизод, когда она, охваченная внезапным недомоганием, вернулась домой посреди рабочего дня. Олечка — ее лучшая — была такая хорошенькая, бело-розовая, прелестно растрепанная, что Александра подумала: если бы родилась мужчиной, то сама спала бы с Олечкой. И все равно удивилась: стояла, как в плохом кино, прилепившись к дверному косяку, бессмысленно смотрела — разве что слюна не вытекала из приоткрытого рта.
Эпизод был немым от начала до конца. Олечка неистово застёгивала пуговки на платье, Александр неторопливо, с достоинством шевелил постельные принадлежности в поисках трусов. Занавес!
После этой истории ее здоровье временно пришло в упадок. Знакомый психотерапевт постановил нервное расстройство с долгим названием, но вместо успокоительной поездки в Баден-Баден прописал какие-то унылые таблетки. Бывший медовый месяц она провалялась на диване, лицом к стене, не размениваясь на день, ночь и свежую одежду.
Но на работу вышла в срок.
В целом, все что произошло, оказалось к лучшему. Оказалось, что эмоциональные штуки, которые она считала обязательной частью женского быта, очень отвлекают от работы и прочих радостей жизни. Упраздни их — карьера пойдет в гору! К карьере приложились деньги. Стало внезапно хватать на недозволенные раньше удовольствия: туризм, горные лыжи, акваланг…
Подруги, блистая оперением, одна за одной отправлялись замуж. Потом, — в декрет. Особенно прыткие проделывали оба движения одновременно. Александра исправно присутствовала на свадьбах, танцевала, упивалась шампанским и голосила «горько». Вооружившись пачкой японских подгузников и парой бесполезно-помпезных пинеток, наносила вежливые визиты новоиспеченным мамашам.
И в глубине души чувствовала облегчение и радость, что очередные дружественные путы развязаны.
Наконец, она осталась совсем одна. Маникюрша, парикмахер и психотерапевт — не в счет. Любое занятие, любая точка мира — все возможно, доступно, достаточно захотеть. Счастье? Безусловно!
Конечно, можно было завести ребенка. Средства позволяли. Она читала, что игнорирование репродуктивной функции отражается на здоровье. Но от кого? Не от кубинских же красавцев, с которыми она отжигала латинскими вечерами?! И потом, так называемые «радости материнства», по крайней мере со стороны, выглядели, как сеть постоянных забот, разочарований, волнений, в которых безуспешно трепыхались скучные замотанные тетки.
Время от времени с Сашей случался приступ перемены места. Та квартира была уже третьей в ее послужном списке. Предыдущая, которую она полюбила за вид из окон, стала обрастать снаружи многоэтажной дрянью, строительной техникой, разминавшей в пюре асфальт перед домом, и аулами-вагончиками.
Переполнил чашу Курбан-Байрам, когда непосредственно под балконом ее светлицы был убит, а затем и сожран безымянный барашек.
Александра в решении была стремительна. Обновилась за месяц.
Через пару дней после переезда в дверь позвонили. Не в домофон, а именно в дверь. Она так оторопела, что открыла, не глядя. На пороге стояла молодая, немного кукольная женщина, и улыбалась, как разносчик информации о Боге.
— Здравствуйте! Я — ваша соседка. Наша квартира — ближайшая, справа. Вы простите, что я так вваливаюсь. Просто видела, что вы переехали. Хотела спросить: может быть, нужна какая-нибудь помощь? Меня Вера зовут.
— Александра. Нет, спасибо. Ничего не надо.
Вера продолжала стоять, улыбаться, явно не испытывая никакой неловкости, и рассматривать ее с таким же откровенным любопытством, как трехлетний ребенок в песочнице.
— Извините, у меня много дел. Приятно было познакомиться!
Выразительно клацнула дверью перед ее носом. Александра, в целом, была толерантна и демократична, но тут, как в случае с бараном, хотелось возопить: «Понаехали!»
В пятницу, вернувшись с работы, Саша обнаружила в двери записку, а под дверью — пластиковый контейнер: «Саша! Простите меня, пожалуйста! Я поступила бестактно. Примите мои кулинарные извинения. На всякий случай ингредиенты: какао, геркулес, бананы. Сахара нет. Контейнер можно не возвращать. Вера».
(«По крайней мере, без грамматических ошибок».)
Поужинать не успела, дома — шаром покати. Печенье оказалось весьма кстати, и Саша, подкрепившись, почувствовала к соседке сытую нежность.
На выходных Александра собралась на экскурсию по окрестностям. Присмотрела в интернете пару приличных рестораций и решила протестировать их офлайн. На детской площадке перед домом, она, как назло, наткнулась на соседку. Вера ковырялась в лего-машинке, а вокруг нее переминались трое инфантов: два парня и девица. Все четверо были так искренне увлечены расчленением игрушечного автомобиля, что Саше тоже стало любопытно. Она пошла здороваться.
— Вера! Спасибо вам за печенье! Было очень вкусно! В таких случаях принято спрашивать рецепт, но я предпочитаю не знать. А то будет соблазн научиться готовить.
— Саша, здравствуйте! Я так рада! Вы меня простили? Знаете, я обычно не так бесцеремонна, но сейчас, как вы видите, немного невыездная. Одичала.
Она слегка потрогала детей по белесым макушкам, одним движением пробежав по всем трем разновысоким головам. Саша восхитилась ловкости этого жеста.
— Все эти прекрасные молодые люди — ваши?
— Старший — Даниил, потом Дарья, а этот фрукт — Михаил.
Дети засмеялись так увлекательно, что Саша чуть было не присоединилась к ним. Планы полетели в тартарары. Она пристроилась на скамейке рядом с Верой и с удовольствием вступила в неспешный женский разговор.
Вера была умна, образована, иронична, открыта, добра ко всему на свете. Саше стало хорошо и спокойно, как будто они дружили сто пятьсот лет, например, со старшей группы детского сада. Незаметно для себя Александра за пару часов пересказала всю жизнь. Подробности, конечно, не уместились, но она не была так откровенна ни с кем и никогда. Верочка слушала, как зеркало: улыбалась, хмурилась, кивала, точно схватывая настроение, всегда впопад. Немного успели и про нее: филфак, замужем десять лет, муж — сокровище, трое детей, абсолютно счастлива.
Так у Александры появилась семья. Она полюбила их всех сразу, включая тень Верочкиного мужа по имени Ростислав. Когда глава семьи возвращался с работы, дамы или прощались, или перемещались из прованса в хайтек, поэтому Сашино чувство к нему существовало заочно и питалось лишь историями домочадцев.
Все в жизни стало иначе. Она начала разбираться в размерах детской одежды, репертуаре кукольного театра, мультипликационных трендах. Теперь она иногда уходила с работы пораньше, чтобы успеть на родительское собрание (Вера их на дух не выносила, а Сашу, наоборот, забавляло) или забросить Мишаню на скрипку. Оказалось, что даже прогулки по магазинам могут быть занимательней любого красноморского дайвинга, если они проходят в подходящей компании.
— Верун, смотри, какой умопомрачительный люрекс на той женщине с лицом шахматной ладьи!
— Аля, умоляю! Перестань на нее пялиться! Она уже чешется от твоих взглядов!
— Я ни при чем! Это ей пиратские сокровища натирают! Сними люрекс — и спи спокойно, я считаю!
— Может быть, это защитный слой? Блеск люрекса отвлекает внимание от шрамов на сердце!
— Нееет! Это как маска Дарта Вейдера! Обманная уловка, чтобы победить джедаев!
— Дарт Вейдер, между прочим, сильно обгорел. Ему маска эстетически показана.
— Ты, Верка, неисправима! Готова даже Вейдера жалеть!
Они были вместе счастливы три года. Какая разница: три, тридцать три — у любви нет времени.
Саша припарковалась у дома, когда ей позвонил Ростислав.
— Аля, прости, что беспокою. Верочка в больнице. Я еду к ней. Ты сможешь побыть с детьми?
— Слава, подожди! Я — конечно! Что с Верой?
— Я толком не знаю. Позвонили. Говорят — авария. Телефон не отвечает. Она Мишку отвезла и…
— А дети где? С ними все в порядке?
— Да. Они дома. Я их закрою. У тебя есть ключ?
— Есть. Не волнуйся! Я уже внизу. Сейчас буду. Поезжай к ней.
— Спасибо! Я сразу позвоню, как что-нибудь узнаю.
Пока малыши не распределились по кроватям, Саша еще держала себя в руках, но, покончив с обязательной программой, превратилась в чистый адреналин.
— Аля! Все не так страшно! Сработала подушка безопасности. Веруша, конечно, приложилась затылком. Сознание теряла. Но уже пришла в себя и передает привет. Врачи не велели тревожить до завтра. Выгнали меня вон. Думаю, продержат нашу красавицу не больше недели.
— Слава Богу! Я тут уже не в себе.
— Понимаю тебя, как никто! Я уже скоро. Расскажу все подробно.
Ростислав привез две бутылки «Арарата». Они употребили, не сморгнув. Саша плакала у него груди, признаваясь, что Вера, дети, даже он — ее смысл, ее семья, что она никого никогда так не любила, что случись что с любым из них — она не переживет. Слава понимал. Утешал. Обещал, что всё будет хорошо. И эта авария — хоть не совсем пустяки, но по-сути — пустяки. Все живы — это главное.
Вера выздоравливала не так скоро, как было обещано, но дело шло. Александра взяла отпуск. Днями — рулила домом, вечерами — разговаривала с Ростиславом. Он был таким мужчиной, о каком созревающие отроковицы пишут тайные пожелания в девичьи дневники. Сероглазый атлет, отец — летчик, мать — художница, остроумный собеседник, свой бизнес, веселый, разговорчивый, любит детей. Саша всегда думала, что таких мужчин отродясь не существовало. Их специально сочиняют романисты, чтобы не дать бедным женщинам устроить судьбу с реальными персонажами. В общем, три недели бытовых подвигов были совсем не в тягость.
Перед Верочкиным возвращением из больницы Слава поздно вечером зашел к ней с шампанским. До этого визита Саша чувствовала себя почему-то печально и пусто. Она, конечно, соскучилась и была очень рада, что подруга снова в строю — никаких последствий — страховка даже покроет расходы. Но что-то смутно пощипывало ее за совесть, разрушало безмятежность.
Они надулись шампанским до состояния «школьники выпускного класса». Сначала ржали, как полоумные, над ветхими анекдотами, в сто пятый раз проползавшими по френдленте. Потом откопали французскую комедию и смотрели, как Жан Маре с серо-синим лицом демонически смеется по-фантомаски. 
Как они могли оказаться в постели?! Как такое в принципе могло произойти?! Как могла она, Саша, даже просто захотеть, не то чтобы позволить?! Верочка — ее лучшая, ее единственная!
Четвертую квартиру Александра нашла даже быстрее, чем третью. Проиграла в деньгах, но наплевать, есть вещи поважнее.
Не успев еще толком обжиться на новом месте, она отправилась на Кондратьевский.
Не торопясь, выбрала аквариум, грунт, лампу, фильтр и прочие необходимые приблуды. Купила растений: нимфей, криптокарин, амманий, и сговорилась с дядькой, похожим на бородавчатый гриб, что через пару недель заедет к нему за дискусами. Дискусы были любимыми папиными рыбками, несбыточной мечтой: то ли дороговато казалось, то ли не мог их достать в те времена. А на обратном пути, в невыразительной антикварной лавке выцепила из кучи хлама маленький сафьяновый кляссер, совершенно новый, с темными страницами. Такой, как надо!