Фиолетовая трагедия

Глава 1 “Последняя песнь Колада”

Где-то на пути к Кремняку

— Рейлан, нет!

Этот окрик заставил отмереть и помянуть Хаос нелестным словом. В пылу борьбы не сразу заметил, как руки рефлекторно опутали защитные столпы света. Вспышка малейшей силы сейчас способна привести новых стервятников на наш след, поэтому нервозно скинул неоформленные искры прямиком в чернозем, поглотивший с неясным шипением моё подношение.

Оглянулся на младшего брата, чьи терракотовые волосы смешались с пылью и грязью, опадая сосульками вокруг скуластого лица, и вздохнул с облегчение — жив паршивец!

Было слишком поздно ожидать помощь собратьев, мы ушли далеко от Болливийского замка, а применять магию строго запрещено в этих землях. После госсулярапада любой призыв стихий может обрушиться катастрофой в немыслимых масштабах.

Беспробудная ночь лишь только по началу казалось пустынной и тихой. С каждым шагом в воздухе копились шорохи, вздохи и клацанье чужих резцов друг о друга. После очередного стрекота, я прижал младшего поближе к броне, обнажив меч с чужого плеча — он был громоздким и бесполезным куском железа, которым плодотворнее оглушить, чем пытаться что-то отрубить, но так как мой Колада недавно превратился в два осколка над стриженной головой, пришлось довольствоваться тем, что попалось под руку.

— Мы не прорвемся, — прохрипел Гинелий, дрожащей рукой зажимая предплечье.

Рана свежая, кровоточит, но не успела загноится, поэтому есть вероятность, что яд на зубах гаморритов такие же россказни простых тагорийцев, как и басни о святом деде Макфее, приносящем игрушки благовоспитанным детям в первую ночь Студня.

В горле встал ком, который, прокашлявшись, сплюнул под ноги вместе с мокротой. Покривившись, стер с губ остатки крови.

— Ты трус, не был бы братом, прирезал, — надрывно сказал, засадив грубый меч в глаз набежавшей псине с косматой шерстью и ультрамариновыми дьявольскими глазами, светящимися в темноте. Главный ориентир, где выискивать этих тварей — свечение подавлять они пока не научились, хоть и эволюционировали с каждым новым поколением генномодифицированных.

Гаморриты были из семейства хищных млекопитающих, в холке достигающих высоты плеч любого эквилибарка — члена элитного подразделения призрачных воинов, отбирающихся по выносливости, способностям и бог росту.

— Рейлан, — плаксиво окликнул брат, завалившись на спину. Он неловко врезал каблуком сапога по заостренной морде нападающего, не сумев отодвинуть от себя грозящую вцепиться в голень пасть.

Я успел пожалеть про традицию с монашеским орденом — для начала любого парня нужно обучать самозащите, а потом уже перебирать четки и приносить обеты небесным покровителям в тихой келье.

Закинул ком грязи в глаз шавке, отвлекая внимание на себя. Их осталось всего пять, так что если успеть всех перерезать, есть шанс добраться до ближайшей крепостной стены до морана — самого тёмного и опасного часа перед рассветом, времени зловонных порождений бездны.

Пробив хребтину вцепившемуся в руку гаморриту, который метил в шею, но не сумел, я подсчитал возможности: броня жалкими клочьями и помятыми черепицами свисала с корпуса, рука и бедро прокусаны, в голове всё ещё туман после дурмана, вызванного сакосом — тропическим растением, выделяющим сильные наркотические пары при сцеживании сока и хранении при определенной температуре двенадцать суток. Его яд ослабляет волю и силу принявшего. Нащупав пальцами кровавый ошметок, сделал неутешительный вывод — клок волос выдран в районе темечка, но лучше такая потеря, чем лишение головы. В это время брат подмят огромным рыжим рокочущим кобелем, чья слюна капая прямо на фланелевую рясу послушника, которую в спешке никто и не подумал сменить на более удобные штаны.

Я вовсе не хотел опять становится должником у слепца Манхамона, обучившему меня шаманским пляскам.

— Заговор способен спасти тебя однажды, но за это ты мне отдашь своё тело ровно на пять бадняков, — проскрежетал старец, пахнующий древними временами.

— Вот ещё, — усмехнулся тогда, представив пять сочельников, которые придется пропустить, когда сжигается пламя, дарующее мощь. — Я всегда способен справится сам!

Справился бы, с сожалением подумал, но вслух произнёс первые слоги:

— Бао-бао, горум сав, — и теперь у меня больше нет моего поющего клинка, но и без него воин обязан спасти сопляка: — шамир агам нуэро вон клав! — обязан даже ценой собственной жизни!

В отличие от магии шаманство носило другую природу и энергетикой этих мест воспринималось никак иначе, чем просто слова без какой-либо подоплеки.

Призыв сработал и из ночи стал зарождаться зеленый призрачный шар, постепенно обволакивающий нашу дорогу, груду мохнатых тел и останки звероящеров.

Подслеповато щурясь, заметил, что выжившие псины жалобно поскуливают, поджав отростки-хвосты, но пятятся обратно — в сторону зловещей чащи, от которой веяло промозглым холодом.

Пока свет не погас, встряхнул несостоявшегося послушника за шкирку, ставя на гнущиеся ноги. Это нехитрое движение отдалось болью в плече, которую я отразил в незамысловатом ругательстве сквозь зубы.

— Пойдем, сопляк, они могут вернуться.

Мы молча плелись в сторону Кремняка — единственного города в ближайшем обозрении.

— Зачем? — всё-таки упрямо бросил он, по-детски оглянувшись на то место, где когда-то стояли наши ездовые агамы, способные к  планирующему полету чешуйчатые животные, гораздо более выносливее обычных лошадей, которых нещадно эксплуатировали крестьяне для перевоза грузов. Псины сумели сожрать и их, хотя именно мой гордый Смерч успел насадить двух членов бродяжьей стаи на свои роговые пластины прежде чем издать предсмертный хрип под рвущими плоть клыками.