Фиолетовый цвет радуги

Фиолетовый цвет радуги

В ее объятьях было тепло и влажно. Она лелеяла и грела как мать дорогое дитя, но однажды я осознал свое существование и мне стало тесно, захотелось вырасти, тянуться вверх к чему-то, что я пока не понимал.

Вода подбадривала меня и напитывала силами. И вот я появился на поверхности.

Земля больше не обнимала. Вместо тесных объятий меня встретил воздушный простор, горячие касания солнца и игривые капли дождя.

 Я впервые узнал, что такое ветер, его дразнящие поцелуи на собственных листьях. Я осознал, что у меня есть листья. Они весело шелестели под порывами ветра, пели, а иногда даже ссорились, пытаясь получить больше влаги, простора и тепла.

У моих корней кто-то копошился, щекоча лапами, усами и гладкими телами. Эти мелкие создания освобождали меня от слишком тесных объятий матушки-земли. И я жадно пил ключевую воду, которая заставляла расти ввысь и вширь к ласкающему своим теплом и светом солнцу.

Я листьями ощущал его яркость и живительную силу. Солнечные лучи прыгали на поверхность моих листьев и отталкивались с веселым смехом. А листья веселились в ответ, включались в игру, не опускали игривый луч, поглощали горячие солнечные поцелуи, вдыхали сладкий запах неба и возвращали в благодарность чистый кислород.

Я помню, как впервые не ощутил прикосновения солнца и испугался. Жалобно зашелестел листьями в поисках живительного друга света. Но соседние взрослые деревья передали вместе с ветром:

— Это ночь! Спи, глупый!

И я понял, что ночь — это время, когда на моих листьях не резвятся солнечные лучики.

В тот год я впервые услышал пение птиц. Предрассветную трель жаворонка, ночное уханье совы, карканье ворон и стрекотание сорок. Надо мной жужжали пчелы и их мохнатые лапки и тельца иногда опускались на листья в поисках отдыха. По моим корням и стволу будто ручеек перемещались муравьи. Мне все время хотелось хихикать, когда они маршировали, щекоча своими лапками.

Я узнал, что такое осень. Моим листьям не хватало ласки солнца, мне пришлось сбросить их на землю, укрывая будто покрывалом корни. А следом пришел холод. Колючие снежинки обжигали своими холодными прикосновениями. Воздух стал кристально чистым и звенящим. Потянуло в сон.

Я долго рос. Мои тонкие стебли превращались в толстые ветви, на которых с каждым годом раскрывалось все больше листьев, мои корни крепли, прорезали землю в поисках холодных источников. Я стремился вверх, к солнцу, к свету.

Теперь по моим ветвям скакали белочки, иногда прилетал вредный дятел и стучал, стучал, стучал… Мне было больно, я хотел стряхнуть надоедливую птицу, сердито шевелил листьями. Но дятел находил очередную спрятавшуюся под корой букашку. Обычно я не ощущал постоянного зуда от копошения мелких насекомых под моей кожей, но без них становилось спокойно, исчезало постоянное раздражающее беспокойство.

На моих ветвях вили гнезда птицы. И я приветствовал их как старых друзей, ласкового оберегая писклявых детенышей, отращивая листья, чтобы защитить их от палящего солнца. Я уже успел понять, что и оно бывает жестоким. Жжет и сушит иногда.

Птицы рассказывали мне о дальних странах и о других деревьях, о людях.

Их я опознал сразу. Эмоции этих разумных перехлестывали через край и заставляли мои соки течь быстрее. Их смех отдавался на моей коре легкой вибрацией, будто поцелуи солнечных лучиков. Гнев пробегал дрожью, заставляя испуганно шептаться листья. Но сильнее всего ощущалась их любовь друг к друг. От поцелуев влюбленных мне казалось, что древесные соки превращаются в сладкий сироп и мне как никогда хотелось цвести, хотя я никогда этого не делал.

Иногда я ощущал объятия людей. Они обращались ко мне, шептали о своих желаниях и я отвечал им, шелестя листьями, но они вряд ли понимали меня. Я терпел, когда их детеныши качались на моих ветвях, плотно стянув их веревкой. Я не возражал, когда острое лезвие однажды на закате вспороло мою кору, оставляя на стволе сочащийся соками шрам. Нет! Он не болит больше, хотя никогда не затянется, но я понял, что люди могут причинять  и боль.

В тот день не было людей, не резвились в моих ветвях птицы, не жужжали насекомые. Мир будто застыл в ожидании. Воздух наполнился влагой, мои листья жадно поглощали ее, хоть и не касались их  поверхности веселые лучики. Поднялся ветер. Он пригибал к земле мои ветви, я стонал под его сильными порывами, изо всех сил цепляясь корнями за землю. Моя крона уже слишком широка, чтобы выдержать резкие и сильные порывы стихии. Пришлось попрощаться с десятками оборванных листьев, перетерпеть боль от сломанных ветвей, но я удержался.

А затем ветер стих. В воздухе пронесся долгий и сильный раскат грома. Первые тяжелые капли упали на мои листья, разбиваясь. Дождь становился сильнее, стуча по моей кроне быстрее, чаще, сильнее. Я пил влагу и слушал музыку стихии. Хотелось встряхнуться и петь. И я во всю шелестел листьями, включаясь в общую симфонию стихии.

Ливень медленно сменялся легким дождиком. И вот на мои листья упали последние капли. Я стоял умытый и счастливый. Первые лучи солнца выглянули, лаская меня, запели птицы. Я был рад и вместе с ними приветствовал солнце.

Птицы пели о жизни, тепле и радуге. Это слово я слышал впервые.

— Что такое радуга? — спросил я птиц.

— Солнечные лучики целуют капли и раскрашивают небо, — пропела иволга.