Фламандский портрет для Даши

Фламандский портрет для Даши

― Почему у нас всегда пустой чайник?! — на кухне злобно грохнула крышка, и вдогонку полетел не менее злобный окрик заведённого с самого утра Максима. — Сидишь дома, так хоть домом занимайся!

Его взлохмаченная голова просунулась в ванную, где невосприимчивая к истерикам Даша одновременно приводила себя в божеский вид (а то Макс на старый халат и непричесанные буйные локоны очень ругался) и загружала бельё в машинку. Под её ногами крутился вечно страждущий ласки кот.

― Прости, ― на автомате выдала она, и дверь с грохотом захлопнулась. Когда  Даша, как партизанка, выползла из ванной собственной квартиры, цунами в виде Макса улетело в южном направлении, в сторону злосчастного офиса. 

Жених её, жутчайший перфекционист, дважды в день менял носки, заставлял её мыть посуду сразу после еды, дёргал пинцетом волосы из носа, имел ровно сто штук рубашек, которые гладил только собственноручно, а кроме того ненавистную работу. Еженедельные истерики были тому подтверждением. Животных он терпеть не мог (приходилось чистить от шерсти брюки), и это у них было взаимно. На улицах его часто кусали собаки, а Дашкин кот Батон созерцал его более чем высокомерно. 
 
Дашка, простая девушка со скромными запросами и скромным же образованием филолога-переводчика в его идеальный распорядок не вписывалась. Бог его знает, как они вообще сошлись и как прожили вместе почти четыре года. Наверное, всё-таки любовь… 

В тот год Даша потеряла работу. Филиал разорился, и обещанная стажировка в Англии накрылась медным тазом. Работу найти не удавалось, мол, кризис, чего вы хотели? Она ринулась в продажи, вернулась однажды вечером в слезах, и Макс наутро её на работу не пустил. Потому Дашка на целый год зависла в домохозяйках, изредка выполняла переводы на фрилансе, пережидая глобальный экономический упадок.

Квартира ей досталась от бабушки, ровно, как и заначка в три тысячи евро (святая была женщина, ей-богу!), которую Даша ежемесячно пополняла частью своей скромной зарплаты и помалкивала. Сотрудница банка глянула на неё хмуро, когда Даша изъявила желание закрыть вклад раньше срока и перевести средства на «Визу», добрая подруга из турагентства поспособствовала с Шенгеном еще перед столь долгожданной и столь подло обломившейся поездкой, а потрепанный чемодан с заедающим замком давно пылился на антресолях. Батона она отнесла пожилой соседке, у которой своих Батонов уже было три штуки, вручила ей десять тысяч рублей на корм и заботу, потрепала питомца за ухом, и как в тумане загрузилась в такси.  

Максу оставила сухую записку, мол, я окей, искать меня не надо, уехала отдохнуть, и из двухкомнатных хором в хрущевке просить не стала. Пусть живет, жалко, что ли? Лишь бы коммуналку платил. А когда машина проехала перечеркнутую красным табличку с названием её родного маленького городка, Даша испугалась по-настоящему. Что ж она такое творит? У неё ж свой уголок, и шторки сама выбирала, и балкон красила, и Макс вроде неплохой, ну, подумаешь, у всех свои недостатки. А мама? Совсем же с ума сойдет! Ведь в Москву даже не отпустила в своё время учиться, хотя там тётушка живет. Говорила, мол, как же ты меня, доченька, одну оставишь? Выучиться и тут можно, да и в одиннадцать чтоб дома была, а то я спать не лягу! И испуганные глаза Батона, верного друга, и как он жался к её ладошкам. Даша разрыдалась, чуть назад не попросила повернуть. Ведь обещала, что вернётся и заберет его, а вот сможет ли? И куда она вообще едет?

Так и вышла у аэропорта вся в слезах, плечи опущены, и чемодан неприподъемный, да колёсико вот-вот отвалиться. Такси укатило обратно, скрылось в пыльном смоге далёкого города, и тоска такая по Родине обуяла, хоть волком вой. Кто бы сказал, что с жиру девица взбесилась, и может и в правду стало бы ей стыдно, да вот сердце плакало, назад не хотело, погибать там и только. Сама себя потеряла среди кастрюль, и в профессии потерялась, которую мамка для неё, неумёхи, выбрала. Задохнулась любовь ― а ведь сильного мужчину хотела видеть возле себя, чтобы самой под его крылышком от невзгод спасаться, а тут ― налицо первый в истории случай мужского ПМС вкупе с кризисом среднего возраста. К чёрту! А жизнь проходит ― жалко. И Батона тоже жалко…

Даше сразу бросилась в глаза строчка на табло ― прямой рейс до Тревизо, один-одинешенек на сегодня в ту благодатную сторону, да и по времени она даже кофе успевала выпить. 

Лететь в ночь прекрасно. Ловить с высоты стайки светлячков–городов, пока не заснёшь под мерный гул двигателей, а поутру проснуться, сойти с трапа, будто в другом мире оказаться. Миновав толчею вновь прибывших, Даша вышла из суетного здания, вдохнула чуть влажного, средиземноморского воздуха, ощутила заспанным лицом прохладный северный ветер, унесший враз все её сомнения. Венеция! И пусть деньги на карточке неумолимо тают, она непременно прикоснётся к своей мечте, а дальше ― будь что будет!

― Эй, привет! Ты на карнавал? — К ней обратились по-итальянски две черноволосые девчонки-хохотушки с рюкзаками больше них самих, да еще и с лица одинаковые. ― Мы из Легнаро! Пойдём с нами?

Надо же, ещё и на карнавал попасть, ну не чудо?! 

Девчонки оказались сестрами-близняшками, звали их Марселла и Маргерита, а мама обеих их звала Мими, чтобы не путаться. Даша итальянским владела вполне сносно, в особо сложных случаях переходила на английский, сестры дивно махали руками и восклицали, умиляясь диковинному акценту. Они наперебой задавали вопросы ― кто да откуда, чем занимается, есть ли друг сердечный, на половину из которых она даже не знала, что ответить, а на другую половину врала безбожно. И такой жалкой себе показалась, что опять хоть на поребрик садись и плачь. Я никто и звать меня Дашей! Ни друга, ни дела в руках, ничего! 

Задумалась, и не заметила, как девчонки затащили её в неприметную дверь. Очнулась она среди гор и коридоров цветных лоскутов, страз и перьев, и отовсюду на неё глядели пустые глазницы… Маски-маски-маски! Красные, белые, черные и золотые! В перьях, в стразах и вуалях! Ажурные, с кошачьими ушками, с бубенцами и колокольчиками, во всё лицо, на пол-лица и на одни лишь глаза! Даша от восхищения только ахнула.