Фуэте теней

Ягнята не молчат

Утро 7 апреля было пасмурным, небо - серым. Сотрудник Следственного комитета, майор Тюльпан Василий Геннадьевич припарковал свой отечественный внедорожник на побережье озера «Искристого», устало потер глаза, выдохнул и закурил. Тюльпан - основательный мужчина лет пятидесяти, сегодня спал так же плохо, как и последние 20 лет, именно столько офицер и был следователем по тяжким и особо тяжким преступлениям. Ранняя весна была одним из самых нелюбимых времен года Василия Геннадьевича, то тут то там из под талого снега всплывали так называемые «подснежники». Трупов становилось больше, стопка дел росла, а раскрываемость падала. Неспешным шагом Тюльпан дошёл до кромки воды. Озеро всё ещё было покрыто льдом, а на его берегу расположилось место происшествия и, уже во всю, работала следственная бригада.

- Здравствуйте, Василий Геннадьевич,- с ходу начал суд мед эксперт Лев Давидович Райский – Девушка лет 17-ти 20-ти. Умерла от асфиксии, орудие убийства предположительно верёвка. На кистях рук и стопах отсутствуют дистальные фаланги, зубы так же отсутствуют. Умный он, убийца наш, Вась. Не хочет, что бы мы её опознали. Видишь, как лицо изуродовано.

- Угу, - девушка действительно лет двадцати в белом лёгком платье, глаза открыты, а кожа лица фактически отсутствует, русые волосы отрезаны по подбородок, одна прядь выкрашена в яркий розовый цвет.

- Видишь эти полосы, мне, - потирает подбородок, - конечно нужно изучить поближе, но похоже он душил её неоднократно, а однажды не удержался, и… – кивает задумчиво на труп.

- Вообще ты знаешь, его садистские наклонности не ограничиваются удушением. Там шрамы по всему телу, удерживал он девочку долго, не менее месяца. Похоже, он резал по живому, снимал кожу, и бог знает что ещё. Более того, пальцы,– указывает на шрамы на фалангах,- видишь он их по очереди отрезал, начинал с мизинца и по одному в день или около того. Вась, а что там за толпа у тебя собралась, за лентой?

Тюльпан нахмурившись оборачивается и осматривает группу студентов юристов.

- Да, дал бог, одному из выпускников этого года деда прокурора, - еще более устало выдыхает Василий Геннадьевич и жестом призывает одного из оцепивших место преступления коллег.

***

Пара по философии просто мраааак!!! Сижу, листаю ленту новостей, скучные заголовки мелькают один за другим, и тут мой взгляд цепляет: «Таинственное самоубийство девушки». Оказывается, это дочка местного олигарха, шесть лет назад покончила жизнь самоубийством, на территории папочкиного огромного загородного дома - утопилась, предположительно по личным причинам! А сегодня типа годовщина, и недавно недалеко от места её самоубийства нашли труп, вот журналисты и раздули из этого новость. Не, ну ни дура ли? И от чего богатым так плохо живется? Смотрю на часы и закрываю глупую статью местных новостей. Через минуту звонок, и нужно тащиться в деканат, чтобы написать гарантийку на оплату этого семестра, а вот для этой русалки, наверняка место где-нибудь в Гарварде грели. И ведь я только на втором курсе, а так уже надоели эти подработки. И ба вечно со своим «Эко, Алёнка, у тебя голова – помойка! Вот училась бы в школе на одни пятерки, и в Университет бы на бюджет поступила. А так, что уж и говорить!» Громкий звонок выдергивает меня из размышлений, а педагог, божий одуванчик Антонина Игнатьевна, 1946 года рождения, продолжает философствовать, будто его и не было. Не ну не наглость?! Перемена, типа большая, 30 минут. Якобы мы должны за это время успеть поесть и добежать до второго корпуса на следующую пару. Мало того, мне то ещё и письмо успеть написать. Магнетизирую взглядом часы, уже три минуты от перемены прошло! Наконец-то старушка разражается и говорит свое снисходительное «Можете бежать в свою столовую». Сумасшедшая старушенция! Хватаю вещи, и сломя голову несусь в деканат. «Сумасшедшая, сумасшедшая, хе-хе» - говорит мой голос в голове и начинает в наглую прокручивать песню Алексея Воробьева «Сумасшедшая», вспоминаю излюбленный клип и набегу ржу в голос, все реагируют по-разному, кто-то просто смотрит на меня как на душевно не здоровую, другие крутят пальцем у виска. Пробегаю мимо Василия - Василий друг старшекурсник.

- Готовишься к Университетскому кроссу, Карамзина? – кричит мне Вася вслед. Оборачиваюсь и бегу спиной вперед.

- Ага, очень, хочу резиновую шоколадную медаль в золотой фольге! – Отвечаю. Лицо Болдарева меняется, он успевает сморщится и пригибается, как будто ждет удара. – Сзади!

Я понимаю его намек и торможу, медленно поворачиваюсь и натыкаюсь на абсолютно презрительный взгляд, Стаса Мирославцева. Наша университетская икона. Как-всегда одет с иголочки, шмотки все как из журнала мод, и мелкие детали все продуманы: часы серебренные под небольшую печатку на мизинце, шнурки на высоких белых кедах «Converse» той же расцветки, что и ткань внутренней отделки воротника. И что вы думаете, я этого чудилу чуть с ног не сбила, а он на меня глянул, как на пустое место, фыркнул и отвернулся. Ну и бог с вами, с Барами, мы к государю всея канцелярии Университета спешим.

Добираюсь, до секретаря деканата уже к тому моменту, когда проходит 10 минут от большой перемены. Вижу - трутся тут трое.

- Ребят, мне только спросить. – Нагло корчу рожу и продвигаюсь вожделенной к двери секретарши.

- Ага-ага, а мне только подписать, - говорит прыщавый парень и преграждает мне путь в деканат. – Но я же в очереди и кивает на конец оной.