Гарнизонные истории

Любовь в эпистолярном жанре

Юрий Андреевич поставил подпись на последнем документе и закрыл папку с грифом «Для внутреннего пользования», подготовленную усердным Петренко. «Не забыть порекомендовать его новой «метле», - как-то отстраненно подумал он. - Хороший парень, далеко пойдет: грамотный, в меру честный, но умеет и прогнуться перед начальством, когда надо. Я был не таким. Если бы не женился на Маше после инженерной академии, навряд ли сидел бы сейчас в этом кабинете.

Чего же мне не хватало тогда, в молодости? Решительности? Веры в удачу? Упрямства? А Маша, - пардон, Мария Никитична, - всегда добивалась успеха. Да и папаша ее, севастопольский адмирал, знал, кому позвонить. Не его помощь, до сих пор барахтался бы в лестных гарнизонах. Вот и сейчас – новое назначение. Уверен, не обошлось без влияния их семейки. Не все мастодонты еще повымерли...

Маша всегда мечтала вернуться в Ленинград. Для нее этот перевод, как медаль «За выслугу лет». Уже неделю, как умчалась в Питер квартиру выбирать да покупать гарнитуры. Мельтешит, суетится, как не надоело?.. Хотя... что же еще делать сорокапятилетней женщине, когда бог детей не дал?».

Юрий Андреевич пересел в удобное кожаное кресло, закурил и закрыл глаза. После приказа о переводе прошел уже почти месяц, а он все никак не мог разобраться в своих ощущениях. По идее он должен радоваться возвращению в город, где прошли его студенческие годы, город, красивее которого нет в мире. Но, кроме пустоты и тоскливого одиночества, он не испытывал ничего. Пронзительный телефонный звонок заставил Юрия Андреевича подняться и поднять трубку.

- Говорит капитан Петренко. Разрешите обратиться, товарищ генерал?

- Обращайся, адьютант.

- На контрольно-пропускном посту вас какая-то женщина спрашивает.

- Ты сказал, что я занят?

- Так точно. Но она хочет оставить какой-то пакет.

- А цветов она мне не хочет послать?

- Никак нет. Она говорит, что это личные документы для вас.

- Ладно, возьми, я посмотрю. Наверное, одна из обиженных офицерских жен.

Юрий Андреевич подошел к окну и привычно глянул вниз. В парке, примыкающем к штабу армии, девушки поджидали молодых офицеров. На набережной, как всегда, прогуливались парочки и фотографировались шумные компании. Северная Двина плавно, как редкое сокровище, несла свои темные, холодные даже летом, воды. Над ней, по широкому узорному мосту, неслись легковушки и груженные лесом «Кразы».

«Что со мной творится сегодня? - удивился вдруг генерал. – Неужели я не хочу уезжать? Тревожно как-то. Надо завтра в госпиталь подъехать, сделать кардиограмму. Маша напоминала, а я опять забыл. Она все помнит, Мария Никитична. После инфаркта три года назад совсем кислород перекрыла: ни тебе покурить, ни выпить. Вот пойду сегодня в ресторан и напьюсь. Дамочку какую-нибудь подцеплю...».

От этой мысли Юрий Андреевич даже повеселел, встряхнулся и щелкнул каблуками, представив, как приглашает незнакомку на танец. Его фантазии прервал осторожный стук в дверь.

- Разрешите войти, товарищ генерал?

- Давай, Петренко, входи! Ты вот что, Володя, закажи-ка мне столик в «Юбилейном» часов на восемь.

- Слушаюсь. На двоих?

- Нет, товарищ капитан, на одного. Ты что-то хотел?

- Так точно, Юрий Андреевич. Я пакет принес. Тот, что гражданочка для вас оставила.

- Смотрел, что там?

- Никак нет – написано «лично».

- Ладно, брось на стол, я посмотрю.

Адьютант вышел, а Юрий Андреевич, продолжая смаковать предстоящий вечер, все еще улыбался и время от времени делал танцевальные «па». Он вновь подошел к окну и посмотрел на знакомую картину. «Ну, и черт с вами, уеду. Может жизнь еще не закончилась. Может, и мне что-нибудь светит».

Его внимание привлек пакет, аккуратно положенный адьютантом в самый центр стола. Он был довольно объемистым, запакованным ровненьким прямоугольником. Развернув верхнюю обертку, Юрий Андреевич увидел, что это стопка писем, перевязанных выгоревшей от времени ленточкой. Письма тоже были пожелтевшие, кое-где покрытые бурыми пятнами. Рванув ленточку, он взял первый листок и почувствовал, как глухо заколотилось сердце. Письма были написаны его рукой.

- Не может быть… - прошептал генерал. - «Здравствуй, Верочка!»...

- Петренко! – рявкнул он в ходившую ходуном трубку. - Где ты, черт возьми! Срочно свяжись с КПП. Пусть приведут женщину, которая оставила эти... этот пакет.

Юрий Андреевич не мог оторвать взгляд от рассыпавшихся веером писем. Ему было страшно к ним прикоснуться и в то же время мучительно хотелось прижать их все к груди и расплакаться.

«Письма – крылья убитой чайки – распластались...» - внезапно вспомнились ее последние стихи.

В кабинет влетел запыхавшийся Петренко.

- Ну? – нетерпеливо спросил Юрий Андреевич.

- Она ушла, точнее, уехала. Дежурный сказал, что ее ждала машина.

- Этот идиот хоть спросил, как ее зовут, кто она, откуда?

- Я захватил журнал регистрации посетителей.

Юрий Андреевич выхватил из рук остолбеневшего адьютанта объемистую тетрадь. Буквы расплывались перед глазами. «Вероник Смитсон, 24 года, гражданка Канады, проездом»

- Товарищ генерал, вам нехорошо? Может, доктора? У вас же совещание через пятнадцать минут.

Генерал обессиленно махнул рукой.

- Ты, Володя, иди. Хотя постой, принеси-ка мне коньяку. А совещание отмени, придумай что-нибудь.

- Но старшие офицеры уже собрались в приемной...

- Это приказ! Скажи, что я уехал, заболел, умер... Пожалуйста...

2

«Здравствуй, Верочка! Сегодня набрался смелости и решил написать тебе. Адрес стащил у твоего бывшего одноклассника и моего теперешнего друга Сашки. Он заступил на дежурство, а я воспользовался случаем. Сашок давно рассказывал о тебе, давал читать твои стихи.

И с тех пор я мечтал с тобой познакомиться. Как часто бывает в жизни: некоторые вещи происходят совершенно неожиданно. Вот и для меня твой приезд в Ленинград стал полной неожиданностью. До этого я думал о тебе, как о какой-то отвлеченной девушке, которая, как и я, пишет стихи и мужественно переносит пренеприятные последствие тяжелой травмы позвоночника (две операции в семнадцать лет – шутка ли!).