Где ты был, когда я умирала у себя на полу?

Где ты был, когда я умирала у себя на полу?

Я открыла глаза. В комнате было темно. 5 утра. Сна как будто и не было. Глаза были ясными и широко открытыми. Я встала. Вышла на кухню, зажгла свет и прошла на балкон. Он был без дверей, отделен от кухни лишь барной стойкой. Села на пол. Теплый, с подогревом. Я любила сидеть на нем прям под окном. На улице метель заигрывала с февралем. Я закурила.

На кухню вошла она. Открыла холодильник, достала бутылку холодного шампанского. Взяла два бокала, подошла ко мне и села рядом. Подкурила сигарету. Мы молчали. Каждый раз наши глаза открывались одновременно как по щелчку, и кто-то первый произносил: «Спишь?». Эту связь невозможно было объяснить. Мы познакомились в одной маленькой строительной фирме, в которой работали. Она была секретарем, а я менеджерам по продажам. С тех пор мы стали неразлучны. Забыли про прежних друзей и не отвечали на входящие эсэмэс и звонки. Делали вид, что не слышали. Нам никто был не нужен, нам было хорошо вдвоем. Мы много смеялись, курили и пили. Очень много. Вечер мы начинали с пива, продолжали виски и могли выкурить 3-4 пачки сигарет, а утром искали в пепельнице вчерашние бычки. Вечером сигареты уже не лезли, поэтому утром можно было найти наполовину скуренные. Мы радовались им, как дети шоколадной конфете. Иногда с вчера мы специально оставляли пачку сигарет на утро. Тогда оно было по-настоящему доброе. И открывали бутылку шампанского, как сейчас. А иногда у нас не оставалось денег даже на приличную бутылку пива, хоть мы и хорошо зарабатывали. Именно поэтому мы пили хороший алкоголь, курили дорогие сигареты, и именно поэтому на утро могли только что и насобирать на пластиковую литрушку «Клинского». Не помню, чтобы мы когда-то завтракали.

Нет, мы не были лесбиянками. Хотя я иногда думала об этом. Почему нас так тянет друг к другу? Каждый день после работы мы шли пить пиво в бар, а после невыносимо мучительно было расставаться и ждать утро с новой встречей. Мир как будто останавливался, все переставало быть интересным и охватывал какой-то страх, который отпускал только при встрече с ней. Тогда Монатик снова начинал кружить мир вокруг нас. Поэтому логично, что я задалась вопросом – а хочу ли я ее? Как женщину? Влечет ли меня к ней? Ответ был однозначным - нет. Даже при таком количестве выпитого алкоголя меня никогда не тянуло к ней. Даже наоборот. Она была натуральной блондинкой с такими тонкими волосами, сквозь которые можно рассмотреть рисунок на обоях за ее спиной. Но она очень ими гордилась и упорно отращивала. Это меня безумно в ней раздражало. Нос был курносым. Странный выбор Бога по задумке такой формы. Кожа белая с синевой, гусиная. Как будто ей всегда было холодно. Жутковато. А еще она потела. Иногда сильно. Грудь была большая, третьего, а может даже четвертого размера, я не разбираюсь в этом. Если бы я была мужчиной, мне больше бы нравилась маленькая, упругая грудь, спрятанная в майку с бретельками. Обязательно без бюстгальтера, чтобы просвечивались соски. В этом я бы видела женскую сексуальность. Но я не мужчина, поэтому она мне не нравилась и казалась какой-то неестественной на хрупком теле и даже вульгарной. Она была среднего роста и худая. При этом нога была тридцать девятого размера. Тридцать седьмой был бы ей в самую пору, но у нее был тридцать девятый. Внешность ангельская: детская челка, чуть ниже бровей, светло голубые глаза и всегда смех на лице. Именно смех, не улыбка, она всегда заливисто смялась. Это как магнитом притягивало мужчин. Я не понимала, что они в ней находили. Как не находила причин, почему меня саму к ней так тянет. Тянет физически. Мне жизненно необходимо было находиться рядом с ней 24 часа в сутки. Как и ей со мной. Мы это не раз обсуждали. Но как сексуальный объект, я её не хотела. Как и она меня.

С юности она была влюблена в своего одноклассника, который после окончания школы уехал строить карьеру музыканта. На тот момент нам было по 25 и она до сих пор его любила. А он её нет. Он много гастролировал, хоть и не был популярным артистом. Именно так он просил называть его – артист. У него была девушка, танцовщица в их бэнде. В перерывах между гастролями они разъезжались каждый по своим городам и тогда он как самый лучший подарок появлялся у неё на пороге ближе к 12 ночи. В похмельной упаковке и со шлейфом перегара вместо банта. Она всегда его принимала, поила и кормила лучшими блюдами из ресторанов, которые заказывала доставкой. Она удовлетворяла все его потребности, сексуальные в том числе. Но стоило протрезветь, как он сразу исчезал. До следующих перерывов в гастролях. Когда он уезжал, она была не такая веселая как обычно, и тогда мы с ней уж не смеялись, а говорили.

- После того как мы вчера с тобой расстались после бара, я позвонила Валере, он приехал за мной и я с ним переспала.

- Опять? – грустно спросила я.

Дело в том, что каждый раз, когда музыкант покидал её, она с кем-то спала. Спала всегда один раз с одним мужчиной. После чего они обивали ей пороги в надежде на повторный секс, но она была непреклонна. Некоторые всерьез влюблялись.

- Так я ему мщу, - говорила она. – Они хотят меня, а я хочу отомстить ему, каждый получает что надо и мы расходимся. Второй раз мне с ними спать неинтересно.

- Ну ты же знаешь у него есть девушка, - каждый раз пыталась вразумить её я.

В тот момент она злилась и начинала говорить, что танцовщица меркантильная сволочь, которая только пользуется им и его деньгами, что он ей не нужен, а вот она его любит по-настоящему и ей от него ничего не надо. Поэтому каждый раз она доказывает ему свою любовь и бескорыстность платами счетов в барах, такси и доставки еды на дом.

- В этот раз он мне сказал, что он её бросил и теперь мы будем вместе.

- Ого! Так мы шампанским не похмелье тушим, а отмечаем важное событие? - радостно спросила я.

- Давай посмотрим, что у неё нового в инсте? – предложила она почему-то очень грустная.

Я не понимала причин её расстройства, ведь этого дня она ждала с самой школы. Но я никогда не лезу в душу. Слушаю лишь то, чем хочет со мной поделиться человек. Если не хочет, пусть пока не рассказывает.

- Давай, - соглашаюсь я, хотя уже знала, что будет дальше. Мы будем рассматривать новые фотки танцовщицы и поливать её грязью: её толстую жопу, огромные лошадиные зубы и мерзкий голос, который слушали на очередном видео.

- Ну посмотри на неё. На её жирные ляжки, при её то метр пятьдесят пять. Карлиха какая-то.

Я посмотрела на фотографию. Как ни крути, а они по типажу были похожи с ней. Только та, что на фото какая-то другая. Более благородная что ли. Волосы тоже светлые, только одной длины, без челки, густые, ухоженные и красивые. Глаза тоже голубые, но более круглые, большие. Рост невозможно определить по фото, но ноги совсем не жирные, я бы назвала их женскими, красивые. И вся она такая собранная что ли, аккуратная. Обаятельная улыбка на лице. Мне она почему-то нравилась. Но в ответ я сказала:

- Ага, жесть. – От этого я стала сама себе противна. «Ну скажи ты ей, что она лезет в чужие отношения, что разбивает то, что люди строили семь лет. У них даже была назначена дата свадьбы. Это же подло и мерзко». Но я промолчала, она же мой друг, я должна была её поддержать.

- Но если ты его так любишь, зачем ты спишь с другими? – попыталась хотя бы для себя понять ход её мыслей. Ведь для меня любовь это что-то святое, что есть между двумя сердцами, умами и телами, которые уж точно не делят с другими.

- Мне тогда становится легче. Я пересплю и думаю, вот как он спит с ней, так я с другими.

- Ну он же не знает этого, - пыталась возразить я.

- Да, но это знаю я. И мне этого достаточно. Посмотри на эти лошадиные зубы, - не отрываясь от фотографий в телефоне, снова сказала она мне.

Зубы правда были крупные, но для меня это был скорее плюс. Белые, большие, ухоженные зубы. Но вслух я сказала:

- Ага, и правда лошадиные, - к горлу подкатила тошнота.

Я чувствовала себя мерзко. Иногда мне хотелось втайне от нее написать этой девушке на фото. Но что я ей напишу? – думала я. Чтобы она не переживала потерю предателя, так как достойна лучшего? А я считала именно так. Чтобы не бросала его, если любит, и боролась за свои отношения, так как здесь на этой стороне у них нет никакой любви? Что она сама его постоянно провоцировала на встречи. Что он чаще всего был в таком невменяемом пьяном бреду, что мне кажется и не понимал, кто перед ним. Хотя это не оправдание. Что он ее постоянно унижает и хамит при всех. В последний раз когда мы были в баре, он послал ее на ху*. Ни за что. При всех. Все сделали вид, что не слышали, в том числе и она. Я не понимала цену такой любви. Говорят, что любовь у всех разная. А как по мне, она одна на всех, разные как раз люди. Которые хотят всё время выглядеть честными, светлыми, даже святыми, поэтому прикрывают свои мерзкие поступки благородной любовью. Тем самым унижая и убивая её ценность. А любовь этого не заслужила.

- Когда он уснул, я залезла к нему в телефон. После того как он сказал мне, что бросил ее и мы теперь вместе, он пошёл в туалет и оттуда написал ей сообщение «Прости меня, я люблю только одну тебя. И если ты меня простишь, я брошу её и вернусь к тебе».

- Ого, получается она знает про тебя? – удивилась я.

- Получается так. Она ответила, что не простит и чтобы он оставался со мной.

- И что ты теперь будешь делать? – с надеждой в голосе, что может хоть теперь она одумается и этот все закончится.

- Ничего. Я буду делать вид, как будто ничего не знаю.

- То есть ты будешь продолжать с ним общаться после такого? Ты сможешь спасть с ним зная, что он признается в любви и хочет вернуться к другой?

- Да. Пусть сам меня бросит. А пока он молчит и я буду молчать.

Я не понимала всего что происходит, это было за гранью моего разума.

- А когда он уехал, мне написал Паша. Я ему рассказала, что у меня произошло, он предложил приехать с шампанским. И мы чуть не переспали, - опустив глаза, но не от стыда, сказала она мне.

- Пашкой? Карины? – в надежде, что это все-таки не Пашка, парень её лучшей подруги, спросила я. Хотя уже знала верный ответ.

- Ага. Я долго думала рассказывать тебе или нет. Боялась твоего осуждения. Но мне было так хреново, после того как он уехал. А тут позвонил Пашка и предложил выпить. Ну они же с Кариной расстались, и я с ним не переспала. Он так нервничал, что у него просто не встал. И наверное это даже к лучшему. Ты осуждаешь меня? - подняла она на меня свои тогда мне казалось жалостливые глаза.

«Не встал» – пульсировало у меня в голове. А если бы встал?! То есть это не она решила, а судьба. «Наверное даже к лучшему… Наверное…» С парнем лучшей подруги детства, из-за которого Карина резала себе вены 2 недели назад. А у него просто не встал... Потому что нервничал… Вслух я сказала:

- Кто я такая, чтобы судить тебя? – здесь я говорила совершенно искренне. - Тем более было видно, что Пашка давно на тебя глаз положил. – Это тоже была правда. И потом я всегда могла оправдать любого человека и любой его поступок. Себя за любой промах я жестоко наказывала чувством вины и презрением.

- Но с тобой бы я так не поступила, - почему-то сказала она.

Хм. Я об этом даже не думала...

- Но она ведь твоя подруга с детства, вы росли с ней в одном дворе, а со мной ты знакома всего пол года…

И тут я вспомнила еще одну её историю, которую она мне как-то уже рассказывала. Что в школе она целовалась с парнем своей подружки, с которой дружила с детства. Та узнала это, но простила её. То была Карина. Точно. Тогда для меня она была обезличенный персонаж истории, а после знакомства с ней, она «ожила» в моей памяти.

- Получается, ты второй раз её предаешь? – шокировано спросила я.

- Получается да. И если она это узнает, то теперь точно не простит. Ты же ей ничего не расскажешь? – с надеждой подняла она на меня свои предательские глаза.

Конечно не расскажу, и она об этом знала. Потому она и сливала мне все свои тайны и грехи, потому что знала, что я могила. А я действительно превращалась в могилу, в которой уже начинал гнить труп под навозом этих историй. Каждый раз в ней появлялся новый мужчина, с которым она спала и я конечно же его знала. Город маленький. После этого я не могла смотреть на них прежними глазами. Я и до этого не особо уважала мужчин. Не знаю почему. Они все мне казались какими-то слабыми, трусливыми и не способными на поступки. А еще ленивыми. Лень в мужчинах меня убивала больше всего, безынициативность наказывалась моим презрением. Ну а после таких историй, когда они не могли удержать своего дружка в штанах, предавая многолетние отношения, любовь, рушили семьи, они для меня становились меньше муравья, которого мне хотелось раздавить. А она так очищала свою душу от мусора, как у батюшки на покаянии. Только я не батюшка. Но я поистине отпускала ее грехи, каждый раз находя ее мерзкому поступку оправдание. В тот день сидя на теплом полу у нее на балконе, я первый раз подумала: «Что я здесь делаю? Почему я здесь? Это ведь совсем не мое место. Я должна быть совсем в другом. Но каком?» Я не знала. Поэтому продолжала сидеть. Бутылка шампанского закончилась, мы докурили по последней сигарете. На часах было 8 утра. Мы снова легли спать.

***
Я слышала, как они ходили по коридору и смеялась. Неестественно. Громко. Она делала это специально, чтобы я их слышала. Через несколько минут смех прекратился, она открыла дверь в мой кабинет и нагло села на стул для клиентов. Он даже не зашёл поздороваться.

- Привет. Как дела? – широкая улыбка была на лице, но глаза её не поддерживали. Они пристально смотрели в мои, в надежде что-то там увидеть и понять.
Я же не понимала, зачем она это делает.

- Лучше всех, - ответила я и подумала: «Что за дурацкая фраза? Ничего лучше в этой ситуации придумать не могла?». Я смотрела в монитор, не поднимая на нее взгляд.

- Ты не в настроении? – делая вид, что ничего не понимает, продолжала она.

От этой холодной расчетливой наглости у меня перекрыло дыхание. Тело стало лихорадочно дрожать внутри, но с виду оставалось спокойным. Меня выдавало лишь покрасневшее от гнева лицо. Взгляд стал бездушно холодным.

- Если ты сейчас не уйдешь, я за себя не ручаюсь, - честно предупредила её я.

- Слушай, да ты мне должна быть благодарная, я тебе на него глаза открыла. – Она попробовала применить трюк всех слабаков – защита от нападения. Но она не успела. Я перехватила удар и одним рывком схватила ее за горло и прижала к стене. Мои руки никогда не были сильными, а сейчас будто превратились в сталь. Всю краску моего лица впитали глаза. Все, что я видела сквозь них было красного цвета. Я держала её одной рукой и мне даже показалось что ее огромные мерзкие ножищи тридцать девятого размера оторвались от пола. Ее природное белое лицо сначала покраснело, потом стало медленно багроветь. В глазах был дикий испуг. Она явно не ожидала такого. Да и я сама не готовилась к такой мести. Она хотела что-то сказать, но моя рука так сдавливала горло, что она только шипела. Как и полагается змее.

- С ним я разберусь отдельно. Ты за свои поступки отвечай, мразь. – От волны ненависти, которая захлестнула меня, я пошатнулась. Но быстро собралась.

- Думаешь, я не знаю, что ты с ним спала?

Она попыталась помотать головой в разные стороны, но рука намертво зафиксировала ее у стены и не давала шанса сдвинуться с места. Ее руки как будто парализовало, потому что она даже не пыталась ими убрать мою руку. Я поняла, что никогда не испытывала это мерзкое, вязкое и теплое чувство, которое заполняло все тело с самого низа и подымалось медленной волной вверх. НЕНАВИСТЬ. Подступив к горлу, меня затошнило, а голова закружилась. Если этот яд дойдет до мозга, ей не выжить. Я отпустила хватку. Пусть выскажется напоследок. Как там говорят, приятно слышать ложь, когда знаешь правду?!

- Я… не спала… с ним…– отрывисто прошипела она. – Клянусь… Спроси… у него… сама… Она наклонилась вперед и хватал воздух, как рыба без воды.

- Не говори мне о нем. – Рявкнула я ей в лицо, и не узнала свой голос. Это был нечеловеческий, поистине звериный рык. Я превращалась в животное, готовое разрывать клыками на части ее плоть и смотреть, как она истекает кровью.
 
- Ты тварь. И я тебя ненавижу. Тебе было мало других мужиков, тебе понадобился и он? Зачеееееем? Зачем тебееееее нужен был он? – зверь внутри меня выл от боли, и казалось хотел вылезти наружу через глотку. И от этого тело разрывало на части. - Ты же добилась своего, твой музыкантишка сделал тебе предложение. Что тебе еще надо? Ты тварь. Ты разрушила одни отношения и пришла рушить другие. Что ты за человек такой? Ты из тех неуверенных телок, которым необходимо внимание КАЖДОГО, чтобы потешить свое пошатнувшееся эго. Мне же нужен был он один. Но тебе было плевать на меня, ты играла в свою игру. А если это игра с парнем лучшей подруги, то она становится интересней вдвойне? Отвечай, мразь! Тааааак??? - Но я не дала ей возможность ответить и сразу продолжила. - Под этой ангельской внешностью, скрывается дьявол в юбке. Но я сорву эту маску и покажу её всем. Я все рассажу твоему мызыкантишке и он тебя бросит, как последнюю дешевую шлюшку. Он тебе этого не простит. Я знаю.

- Пожалуйста, не надо! – прошептала она.

- Пожалуйста? Пожаааааалуйста??? – орала я теперь уже сквозь слезы. - Я никогда не прощу тебе то, что я испытала в тот день. Ты была с ним, когда я валялась у себя на полу и умирала от боли, раздирающей мою душу. А боль выкручивала из меня всё, как из мокрой тряпки воду, которой уже не осталось. Но она продолжала выжимать: кровь из вен, воздух из легких, разум из головы. Она все крутила и крутила, пока не услышала, как трещат нитки души. Тогда она немного отпустила и дала подышать. И пока я стояла на четвереньках и ртом пыталась ухватить как можно больше воздуха, она ходила и забирала по комнате все, что когда-то принадлежало мне: мою любовь и преданность ему, наши фильмы, прогулки, свидания, мечты и наше будущее. Я умоляла её оставить на память хотя бы диск «Би-2», который он недавно мне подарил. Но боль была безжалостна, она забрала ВСЁ в свой черный рюкзак и оставила меня пустой валяться на полу, словно кожаный мешок. Мне показалось, что эта боль страшнее той пресловутой тётки с косой. Наверное поэтому я и не умерла тогда, потому что просто её не заметила. – Я на несколько секунд перевела дыхание. Она опустилась на пол у стены и смотрела в пол. По щекам ее катилась слезы. Но я ей не верила. – Знаешь куда я пошла утром? – продолжила я. – В церковь. Я пошла в церковь и просила Бога не наказывать вас. Я ставила свечи за ваше здравие и просила Бога помиловать и вернуть вам разум, потому что не верила, что два самых близких мне человека могли меня так жестоко и безжалостно предать. Что сделали это осознанно. Мне тошнит от вашей мерзости и от моего благородства. И если ему стыдно и он не показывает нос, то ты набралась наглости заявиться ко мне и спрашивать, как у меня дела. Ты пришла посмотреть, как я? Выжила ли я? Как видишь очень даже. А вот ты сейчас сдохнешь.- Я не чувствовала руки, не чувствовала сжимаю я ее горло или просто держу, только по закатанным вверх зрачкам я поняла - я её задушила.

***
Я открыла глаза. В комнате было светло. 7 утра. Сна как будто и не было. Глаза были ясными и широко открытыми. Я встала и подошла к окну. На нем были решётки, стекла грязными, поэтому практически не было видно какая там погода. Но точно весна. Я открыла форточку и закурила.

Я хорошо знала эту улицу, так как любила гулять по ней в центре города и часто наблюдала это здание снаружи. А теперь я внутри него. Я в психбольнице. Ирония, правда? Мне поставили диагноз «душевная инвалидность». Да, такой оказывается есть. Валентина Ивановна, мой психиатр говорит, что он бывает у людей, которые не умеют выражать своих чувств. Ни положительных, ни отрицательных. Они подстраиваются под ситуацию в боязни, чтобы не возник конфликт и со всем соглашаются вопреки своим мыслям и чувствам. При этом они не могут выразить и чувств любви, которые испытывают. Это и калечит души. Говорит, возможно, это из детства, когда ребенок хотел быть хорошим для своих родителей и боялся их разочаровать, потому не проявлял своих истинных негативных чувств. Но это не точно. Говорит, надо разбираться.

Тогда я ее не задушила. Я вообще её не душила, как оказалось. Я снова стерпела всю боль, которую она нанесла мне своим визитом и когда ушла, я стала душить себя. Валентина Ивановна говорит, что в ней я видела свою теневую сторону, свои негативные качества, которые были во мне и я не хотела их принимать. Потому я так прикипела к ней. Она должна была вызвать их наружу, чтобы я их проявила и избавилась. Хорошо, если бы я и правда всё это ей высказала, так и было задумано. Но я снова нарушила закон природы и сделала все наоборот: изрыгнула всю эту боль внутрь, а не наружу. Поэтому мне захотелось от себя избавиться. Зачем я все это рассказываю? Валентина Ивановна говорит, что всё самое дорогое надо хранить ближе к сердцу и никому не показывать. А все какашки… Да-да, именно так она и говорит, все какашки, боль, страх и обиды, что есть у нас внутри надо рассказывать вслух. Желательно публично, большому количеству людей, тогда они уходят навсегда. Вот я вам и рассказала. Я посмотрела вокруг, но на меня никто не обращал внимание и тем более не слушал. Каждый больной сидел на своем стуле и смотрел в выключенный телевизор в центре комнаты. Кто-то кричал ему в ответ, кто-то смеялся, а кто-то плакал, потому что по нему показывали драму. В голове каждого из них шел свой собственный кинофильм.