Я был рад, что мне не придётся допрашивать Смородина прямо сейчас, потому что чувствовал, как возмущение и гнев парализуют мой разум. Неуправляемые эмоции – злейшие враги успешного юриста, – по крайней мере, так утверждалось в записках Гремина.
Меж тем, недоумённый вид Никиты Сергеевича говорил о том, что он всего лишь честно отвечает на вопросы обвинителя. Штолле, вероятно, одержал бы безусловную победу, если бы Оленину вывели из зала, но он и так выглядел хозяином положения.
– К сожалению, нас прервали, – подчеркнул он. – Вы хотите ещё что-то добавить?
Смородин с готовностью откликнулся:
– Как ни прискорбно, но я заметил, что Татьяна перестала ходить в церковь. Мне кажется, это неспроста…
Я не мог поверить, что можно так грубо врать, не опасаясь последствий, однако Штолле с радостью подхватил гадкий намёк:
– И что же у нас получается? – патетически обратился он к публике. – Обвиняемая терзается думами о невозможности иметь детей. Муж отдаляется от неё и ограничивает случайные траты. А если мужа не станет?.. – Решаются все проблемы! Свободна, обеспечена, и, вполне возможно, что любима. Вот только молчаливая совесть иногда даёт о себе знать. (Штолле выразительно постучал указательным пальцем по левой стороне груди). Да, именно совесть не пускает обвиняемую в Дом Божий – в храм.
Таланту обвинителя удерживать эффектную паузу позавидовал бы любой артист Императорских театров.
– Господин защитник (он полоснул по Ильскому быстрым холодным взглядом) во вступительном слове упомянул, что Спаситель упреждал нас от скорого суда. – Да, определённо, у нашего противника была превосходная память. – Но и высокий суд, – продолжал он, – и уважаемое жюри всё равно придут к логическому выводу: «Сколько верёвочке не виться…» Что гложет обвиняемую, если она боится ходить в церковь на покаяние? – Не дождавшись ответа на свой риторический вопрос, Штолле неожиданно провозгласил: – Спасибо! У нас всё.
– Ваша честь, – поднялся Ильский, – мы допросим господина Смородина чуть позже, а сейчас просим вызвать нашего свидетеля – Елену Аристидовну Смородину.
– Вы имеете в виду супругу свидетеля? – с неподдельным интересом воскликнул Гедеонов.
– Точно так.
Как и ожидалось, больше всего это сообщение потрясло Никиту Сергеевича, который снял пенсне и обвёл присутствующих ошарашенным взглядом человека, только что пробудившегося от многолетнего зачарованного сна и не узнающего привычное окружение. Гедеонову пришлось его подтолкнуть:
– Освободите место, мы вас ещё вызовем.
Тот своей странной циркульной походкой нехотя сошёл с кафедры и направился к скамейке, наблюдая, как Елена Аристидовна неторопливо приближается к судье.
Смородину допрашивал Ильский.
– Вы хорошо знаете Татьяну Юрьевну?
– Да, она моя добрая приятельница, – грудной голос Елены Аристидовны был приглушён печалью.
– По-вашему, она – скрытный человек, или же охотно делилась с вами дамскими секретами?
– Нет, нет, она была душой компании! Вот Оленины – Павел и Константин – действительно, замкнутые натуры; можно сказать, у них это фамильная черта, а Татьяна всегда пыталась всех расшевелить, разговорить. Иногда мы беседовали с ней по душам.
– Часто ли она жаловалась на свою семейную жизнь или на мужа?
– Жаловалась? – изящно очерченные брови Смородиной недоумённо взлетели. – Порядочные дамы не занимаются сплетнями!
– Но ведь она переживала из-за невозможности иметь наследников.
– Да, это причиняло ей боль.
– Обвиняла ли она мужа?
– Нет, конечно; мне думается, она жалела его. Вообще-то, это он был помешан на наследниках. Если бы виновной оказалась Татьяна, он, наверное, развёлся бы.
– Хорошо. Припомните тот трагический вечер: вас удивило, что госпожа Оленина решила сама принести лекарство мужу?
Я затаил дыхание: от ответа слишком многое зависело, но Елена Аристидовна не обманула наши ожидания:
– Сейчас многое выглядит по-другому, это всё из-за смерти Павла Сергеевича, но тогда я ничуть не удивилась. Татьяна иногда покупает лекарства; ведь жена должна заботиться о муже. (Мысленно я ей аплодировал).
– Большое спасибо, – поклонился Ильский. – Мы закончили.
Видимо, Штолле не придавал особого значения нашей свидетельнице, так как задавать вопросы вышел Кузин. На сей раз, вместо того, чтобы занять свои руки, он отчего-то решил поминутно заглядывать в глаза Смородиной, словно пытаясь обнаружить в их глубине осколки лжи. Он поинтересовался, видела ли свидетельница, как обвиняемая всыпала порошок в стакан с водой, как передала его мужу, и как Оленин после этого упал. На все вопросы был один ответ: «Да», и Елену Аристидовну наконец отпустили. Спокойствие и уверенность, с которыми она отвечала, благотворно сказались на моих способностях хладнокровно оценивать ситуацию, и я почувствовал, что снова готов к сражению. Она села на скамью позади нас, но в противоположном конце от Симочки. Теперь её было отлично видно со свидетельского места.
#1900 в Детективы
#120 в Классический детектив
#102 в Исторический детектив
Отредактировано: 21.10.2017