Глазунья

Глазунья

Глазунья

Анна Райнова

Мамочка, дорогая, пишу для тебя.


Тяжелая деревянная дверь сарая приоткрылась, жалобно скрипнув на несмазанных петлях. Борис шагнул за порог, огляделся. Наваленное горкой сено шевельнулось у дальней стены.
– Галка, ты? Вылезай. Мать тебя обыскалась
– Не буду, – выпрастывая голову из запашистого слоя сухой травы, ответила сестра.
– Да ладно не дрефь, он уже ушел. Бесился, аж искры из глаз летели.

Боря говорил про соседа Селивана, жуткого скрягу и первого склочника во всей округе. Вот Галка с Борисом и подстроили ему штуку, да ещё и на посмешище выставили перед всеми. Всего-то и понадобилось, чучело с его огорода ночью на старую яблоню за забор перенести и привязать веревками повыше. Долго потом Селиван на той яблоньке с чучелом в обнимку сидел, а хитрые узлы распутать оказалось не под силу. Борька стоял внизу и сложив ладони рупором кричал:

– Глядите, от нашего Селивана даже чучело сбежало!

Галка стояла рядом и заливисто хохотала. Вся улица вышла комедию посмотреть. Селиван ярился, конечно, ругательствами сыпал, а слезть на землю боялся.
 

– Ха, подожди. Мы ему ещё покажем, – вскинулась Галка.
– Пожалей несчастного, он и так чуть от злости не лопнул, – хохотнул Борис.
– Будет знать, как жалеть дитяте придорожное яблочко. – Сестра смахнула с цветастого платьица остатки сена, тряхнула каштановыми кудрями. – А мама что?
– Ничего, оправдывалась, конечно.
– Галя! Борис! Где вы там? Обед стынет. Боря?
– Мам, мы тут, – отозвался Борис. – Сейчас придем.
К умывальнику бежали наперегонки, едва добравшись, принялись брызгаться и шутливо бороться.
– Да что же это такое, – спустившись с крыльца, прекратила шалости мама. – Покоя от вас нет, как маленькие прямо.
– Хватит, идём, – шикнула на брата Галина и стала вытирать раскрасневшееся лицо вафельным полотенцем.
Мама ушла в дом.

Воспользовавшись тем, что сестра отвлеклась, Борька вылил ей за воротник полную кружку воды. Галка взвизгнула и надулась:
– Тоже мне, будущий танкист называется. Тебе нас защищать, а ты вон, чем занимаешься.
– И буду защищать, не сомневайся. – Он вытянулся в струнку, горделиво выпятив грудь. Месяц как был зачислен в курсанты танкового училища, а мечтал об этом с самого детства.
– Ладно, вояка, пошли, – подпихнула брата к дому Галка.

В горнице пахло свежеиспечённым хлебом. Быстро усевшись за стол, брат и сестра начали уплетать вареную картошечку с мелко нарезанным, только с грядки, укропчиком. Что и говорить, после утренних приключений, аппетит они нагуляли зверский.
– Что вы опять устроили? – журила их мама. – Меня бы пожалели, что ли. Дядя Селиван ругался. Сказал, что ещё задаст тебе, Борька, трёпку.
– Пусть попробует, – заулыбался Борис, припомнив, как переваливаясь с боку на бок словно индюк, тучный сосед пытался за ним погнаться.
Галка надула щёки и с важным видом прошлась у стола, копируя походку Селивана. Борька прыснул, а мать глядела на сына и краешком платка утирала проступившие слёзы.
– Мам, ты чего? – оторопел Борис. – Мы ж пошутили.
– Ой, – всплеснула руками мама. – Это я так, нахлынуло что-то. Уж очень ты, сына, на папку похож.
 

Отца не стало два года назад. Как видного инженера, китайские товарищи пригласили его на строительство железной дороги. Там они с семьёй прожили несколько лет, пока не получили приказ с родины немедленно возвращаться. Отношения между государствами заметно охладились, Республика Советов спешно отзывала специалистов домой.
Возвращение оказалось безрадостным. Семья привыкла к достатку. В Китае им предоставили уютный дом, полное довольствие и даже служанку. Однако на родине на возвращенцев смотрели косо, как на предателей. О былом достатке не могло быть и речи, как, впрочем, и об уважении.

Отца назначили на скромную должность чертёжника в маленький городок Валуйки. Считай что сослали. Он не роптал и не жаловался, все больше шутил, мол, глаза не узкие, а все одно китаец. Что с нас возьмешь? Всегда остряком был, таким и остался. Только ночами много курил да частенько засиживался на крыльце почти до рассвета. Там и нашли однажды. Бездыханным.
Елена, врач-эпидемиолог, осталась одна с детьми на руках. Чтобы прокормить семью, сутками дежурила в больнице. Гале с Борисом приходилось вести домашнее хозяйство. Хоть в школе оба учились на отлично, Лене часто приходилось за них краснеть. Природа наградила обоих необузданным нравом. Борька вечно с кем-нибудь дрался, Галка ему по стать – палец в рот не клади.

Только материнское сердце жалобами не озлобишь. Елена смотрела на повзрослевших детей, и ей казалось, что былые горести позади.

Семнадцатилетняя Галочка глядела красавицей. Беленькое личико, карие, блестящие глаза, и миниатюрная, точёная фигурка. Многие по ней сохли, чуть не каждую неделю приезжали сваты, а Галка, знай себе, смеялась.

Глядеть на сына было больно – вылитый отец в его годы.
Будто почувствовав это, Боря приблизился к матери, обнял за плечи. Вслед за братом на них повисла Галка.
– Не плачь, мамочка? Мы ж тебя любим, – оправдывался Борис. – А хочешь, прямо сейчас пойдём и извинимся перед Селиваном.
– Этого не надо, – тихо сказала мама. – Кушайте, еда стынет.

После обеда Боря засобирался в город.
– Не пропадай, – наказал он сестре. – Вечером пойдём на танцы.
– От тебя спрячешься, как же, – отшучивалась Галка.
Проводив брата до ворот, они с мамой пошли развешивать бельё. Стали тянуть простыню.
– Знаешь, пока вы там с Селиваном резвились, ко мне заходила мать Валентина, – вдруг заговорила мама. – Говорит, он к тебе свататься хочет.
– Ха, этот увалень, что вечно торчит под воротами? – с силой дернула край простыни Галка. – Этого ещё не хватало.
– Вообще, Валентин, парень хороший.