Голод

Голод

–Ты хотя бы салфетку заложи! – пленница невесело усмехнулась, когда в очередной раз открылась дверь её темницы, и снова на пороге возникла уже знакомая ей высокая худая фигура вампира.

Бояться пленница устала. Она уже поняла, что спастись ей не удастся. Да, это чудовище сразу не убило её, когда похитило из её же собственной постели. Но заточение оказалось хуже смерти.

Когда он впервые пришёл, пленница билась, умоляла, называла себя и свой дом, обещала, что отец и мать заплатят за неё выкуп, твердила:

–Милостивый сударь, это ошибка! Ступайте на улицу Часовщиков, спросите об Элизе Моран! Меня знают. Я помогала в лавках, я совсем ничего не сделала, я совсем ничего не сделала… ступайте к моим отцу и матери, они заплатят за меня выкуп!

–Выкуп? – тогда Элиза впервые услышала его голос – очень тихий, вкрадчивый, хоть и мягкий, а всё-таки полный какой-то нехорошей жути. – Как это прелестно!

Тогда Элиза пригляделась к его костюму, к бархату ткани, к шитью серебряными нитями…нет, похититель едва ли нуждался в деньгах. Но тогда зачем ему молодая, совершенно незначительная, в самом деле ничего не сделавшая дурного или выдающегося Элиза Моран?

Конечно, Элиза Моран знала, что есть определённая категория мужчин, что ищут не только денег, от этого и совершаю преступления, но похититель не тронул её! Он просто разместил её в тёмной, сырой и мрачной комнатке и вышел, плотно заперев дверь.

Сначала Элиза плакала. Потом молила. Затем уже бранилась, причём такими словами, которые слышала только от торговок на рынках. Знали бы её родители, воспитавшие дочь в добродетели и послушании о том, какие слова она тут произносит, пришли бы в ужас.

Но их не было. Долгое время – час, два или сутки – как понять ход часов, когда ты в заточении в комнатке без окон, за глухими стенами? – никого не было. Но вот, отворилась дверь и на пороге возникла тонкая бледная девица с подносиком в руках.

–Хвала Господу! – Элиза обрадовалась. Может быть, эта девушка ей поможет?

Но при упоминании Господа девица поморщилась и поставила подносик на пол перед Элизой.

–Как тебя зовут? Ты его прислуга, да? Ты можешь мне помочь? мне кажется, он…

–Есть, – девица жестом указала на подносик, затем ткнула длинным пальцем в Элизу, – вы!

Жесты были красноречивы. Ей предлагали поесть. Элизе однако кусок в горло не лез. Она помотала головой и подступила к девице, надеясь достучаться до неё, наладить контакт и добиться хоть чего-нибудь для себя.

–Послушай, моя семья небогата, но она сможет заплатить тому, кто поможет мне. Серебром заплатить!

Глаза девицы сделались круглыми от ужаса. Она ещё раз повторила свой жест:

–Вы есть!

–Да послушай! – разозлилась Элиза. – Какой есть? Меня похитили…непонятно кто и зачем! А ты…лучше бы помогла! Я не хочу есть!

Из всех отчаянных восклицаний Элизы, которые смешивались с рыданиями, девица поняла только одно: пленница отказывалась есть. А за это можно было получить наказание от хозяина, чего совершенно не хотелось.

Девица скользнула к Элизе, и той на мгновение показалось, что её рыдания разжалобили её, и сейчас придёт если не помощь, то хотя бы какой-то ответ и сочувствие, но нет. Девица оказалась очень сильной. Она легко навалилась на Элизу всем своим весом, ломая всякое её сопротивление и ткнула в подносик лицом:

–Есть!

Боли Элиза боялась. К тому же, страшно было остаться совершенно в одиночестве и в непонимании, без всякой надежды. Она сдалась и взяла ложку, ткнув её в предложенное варево, оказавшееся на вкус очень даже приличным. Как это называется Элиза не знала – для супа слишком густо, для каши слишком жидко. Но в этом бульонно–круповом составе были кусочки овощей и много мяса.

Элизу подташнивало, но девица не позволила ей оставить хоть ложку. Пришлось смириться. В конце концов, Элиза решила, что поесть всё-таки было нужно – кто знает, когда ей в следующий раз дадут еды?

Дали на запив целый кувшин чего-то сладкого.

–Я столько не выпью! – здесь Элиза не сомневалась. Но девица неожиданно смилостивилась:

–Он остаться.

Затем она ловко собрала подносик, оставила кувшин и вышла, не обращая внимания на попытки Элизы к диалогу.

Спустя какое-то время девица появилась опять и жестом предложила Элизе выйти. Элиза попыталась объяснить девице кое-какие свои потребности, отчаянно смущаясь, но, как оказалось, девица и пришла для того, чтобы вывести её в уборную и позволить умыться. После умывания Элизе стало чуть легче думать, и она по-настоящему, уже без истерики задумалась о том, что с нею происходит.

Пока Элизу вели назад, она пыталась запомнить коридор, но кругом царила непроглядная тьма и такая же сырость. Приходилось идти наощупь, при этом её проводница легко ориентировалась в пространстве.

Возвращение подарило Элизе ещё один сюрприз: на полу чьей-то волей оказалось тёплое одеяло. И кувшин наполнили заново тем же сладким. Девица втолкнула Элизу внутрь, провернула ключ в дверях и исчезла, оставив пленницу с размышлениями и темнотой.

Элиза собралась с духом. Она призвала на помощь всю свою веру и всё своё мужество и попыталась обратиться к логике. Не считая того, что её похитили, обращались с ней хорошо. Пока не тронули, не обидели. Более того – накормили, дали тёплое одеяло, на котором можно было сидеть, и не позволили унижений – вывели в уборную. О чём это всё говорило?

Элиза подумала и решила, что это всё говорит о том, что убивать её не хотят. Во всяком случае – мгновенно убивать.

Она перебрала в памяти всех знакомых, пытаясь понять, кому выгодно её исчезновение и плен. Никого не нашла. Она соседствовала, как и её родители с мелкими лавочниками, зеленщиками, портными и обувными мастерами. Отец же Элизы был часовщиком – как и многие часовщики содержал небольшую лавчонку, вряд ли мог он нажить врагов, да ещё столь могущественных! Мать Элизы – кружевница. Своей лавчонки не имела, но входила с несколькими другими мастерицами в лавку побогаче, что позволяло обслуживать зажиточных горожан.