Голос сердца

Эпизод 3

Пятница, 17 октября 2003 г.

Ольга

Сегодня был сложный день – предстоял зачет по бухгалтерскому анализу и контрольная по российским стандартам аудита. У нас было «окно» – свободная пара между двумя другими. Я сидела в читальном зале и пыталась повторить лекции по обоим предметам. Но мне никак не удавалось сосредоточиться на учёбе. Мысленно я всё время возвращалась к понедельнику и разговору с Идолбаевым.

Последние три дня Адам в академии не появлялся, и я, честно говоря, вздохнула с облегчением – понятия не имею как теперь себя с ним вести. За это время я смогла всё обдумать и трезво взглянуть на ситуацию. Не понятно было: почему он вдруг решил, что у меня хватит сил его останавливать во время приступов бешенства, особенно если (как он сам сказал!) до этого никто с ним справиться не смог? Сама я в себе таких суперспособностей не ощущала. Да у меня до сих пор внутри холодеет при воспоминании об инциденте со старостой - так я перенервничала! Это же чистой воды авантюра! Как я позволила себя в это втянуть, ума не приложу. Ведь сама, добровольно согласилась служить буфером между ним и бедными жертвами его необузданного гнева. Интересно, где были мои мозги в этот момент? Взяли выходной или совсем уволились?! Я всю жизнь старалась избегать конфликтных ситуаций, а тут сама на это подписалась. И ведь теперь не откажешься, уже пообещала помогать. А свои обещания я привыкла выполнять и не собиралась менять свои привычки.

Да ещё этот дружеский договор… Я же до этого злополучного разговора не собиралась с ним дружить, а тут так запросто на дружбу согласилась, как будто всю жизнь только об этом и мечтала, еще и объяснила как именно со мной дружить надо! И ведь никто меня за язык не тянул, что на меня нашло? Чует моё сердце, теперь при всём желании так просто отвязаться от него мне не удастся. Интересно всё-таки, что он такое со мной сделал, загипнотизировал что ли? Я попыталась ещё раз вспомнить о чём мы говорили.

Так. Сначала он выразил мне свою благодарность за прошлое вмешательство (подмазался, значит, чтобы усыпить мою бдительность). А я, дурёха, и расслабилась сразу: мстить и ругаться со мной не собирается – вот и ладушки. Он, наверное, на это и рассчитывал. Потом заговорил об этом дурацком предложении стать тормозом его ярости. Мне никогда такое и в голову не могло прийти, вот и приняла всё за шутку. А он разволновался и вдруг разоткровенничался, про семью свою рассказал, про то как трудно ему, бедному, справиться с дурной наследственностью. Ну, здесь он хоть не врал, это я бы заметила и дальше даже слушать бы не стала. Зачем он так мне доверился? Пытался вызвать во мне сочувствие и надавить на жалость? И ведь почти получилось! Если бы инстинкт самосохранения вовремя не проснулся, сразу бы и согласилась. А так остатки здравого смысла ещё удерживали меня от этого опрометчивого шага. Но Адам и не думал сдаваться: он как будто не слышал моего «нет» и продолжал настаивать на своём. Угораздило же нарваться на такого упрямца!

А я ещё к тому же боялась рассердить его своим отказом: после всего, что он рассказал о себе – Идолбаев мог воспринять это как настоящее оскорбление. На месте Нестеровой оказаться совсем не хотелось, поэтому я так старалась смягчить свой отказ хоть какими-то аргументами. Но это не помогало. С такой настойчивостью мне раньше не приходилось сталкиваться: он и уговаривать меня пробовал, и пытался воззвать к моей совести, и даже подкупом не побрезговал. Вот последнее было явно лишним: это так некрасиво прозвучало, так унизительно, что я сразу излечилась от сочувствия, вызванного его откровенностью. Это был самый подходящий момент, чтобы уйти. Какая жалость ,что я не успела им воспользоваться…

Видимо тут и была моя ошибка: надо было скорее уносить ноги, а не развешивать уши! Он вдруг принялся так отчаянно меня упрашивать, словно от этого зависела его жизнь. Это прозвучало так контрастно после издевательского предложения об оплате, что я не смогла проигнорировать крик души. Какая же я всё-таки мягкотелая! Другая бы на моём месте сказала бы: «Идолбаев, это всё твои проблемы, а не мои. Так что разбирайся с ними сам». Жаль, что я так не могу – слишком уж добрая и отзывчивая. (Я, между прочим, заметила, что в нашей жизни эти качества скорее мешают, чем помогают).

И под конец он меня совсем уж удивил своим предложением о дружбе. Адам сказал это с такой робкой, но искренней интонацией, что у меня язык не повернулся ему отказать. К тому же, как ни странно, в тот момент мысль о дружбе с ними вовсе не вызвала во мне отторжения. Наоборот, со мной произошло что-то странное, я как будто раздвоилась: одна часть меня уверенно сказала: «Да, соглашайся, это будет здорово», а вторая отчаянно кричала: «Нет, не вздумай! Ты ещё об этом пожалеешь». Этот невозможный человек окончательно лишил меня равновесия! Я совсем запуталась и не знала, что выбрать. Вот тогда я и задала Адаму контрольный вопрос о том, насколько верно поняла его слова - надеялась с помощью его ответа определить какой из моих частей верить. При этом совершенно не важно было, что он отвечает и какими словами, гораздо важнее была интонация ответа, его искренность и то, какую реакцию это вызовет во мне. И что ему стоило соврать или подольститься ко мне? Я бы тогда сейчас не мучилась. Так нет же! Он так уверенно и честно ответил «да» ,что я вдруг поняла: сам он действительно сильно хочет со мной дружить, но сомневается, что мне самой этого захочется. Он не пытался на меня давить как в начале разговора, видно было, что это была последняя попытка со мной договориться: любой мой ответ он бы принял и больше не стал бы оспаривать. Вся его напористая настойчивость куда-то подевалась, остались только усталость, смирение и печаль. Это всё решило. Часть меня, которая хотела дружить, перевесила ту часть, что сомневалась. Но почему это произошло?! Уже четвёртый день я над этим думаю и никак не могу найти ответа на этот вопрос.