Гори Жить 2

1. Рождение

«Гори жить», книга вторая.

«…и начать монолог свой заново

с чистой бесчеловечной ноты»

И. Бродский, «Шеймусу Хини»

Тишина обволакивала его со всех сторон, тишина и мрак. Мрак и покой… Никого и ничего вокруг – ни дуновения ветерка, ни самомалейшего движения воздуха, ни даже самого воздуха. Нет света. Нет верха и низа – потому что нет тяжести – но нет и удушающей петли, сдавливающей горло во время падения с высоты. Потому что высоты – тоже нет. Одно только пространство вокруг – безбрежное, бездонное, безграничное!

Он может мчаться в любую сторону, а может остановиться, зависнуть и парить – совсем неподвижно или медленно вращаясь. Он может разрастись, когда захочет, чтоб заполнить собой весь объем окружающей пустоты; а может сжаться в точку такую крохотную, что пылинка рядом превратится в огромный мир – и при этом не исчезнет, не пропадёт. Он живет в этой пустоте, он бесплотен и счастлив, он всемогущ и… ничего не хочет.

Наверное, если он сосредоточится, заставив себя вспомнить былое, то сможет ощутить и твердь под ногами, и тепло на щеке, и свет в глазах. Одно усилие – и он вернётся к жизни, нормальной человеческой жизни. Но так сладок сон о бездне, что возвращаться не хочется.

Когда-то он страшился этого сна, его пугала пустота и тьма, страшила бесконечность, а само слово «бездна» заставляло похолодеть; теперь же всё по-другому. Теперь он блаженствует, поргужаясь сон об эпохе, предшествовавшей началу всех начал и тянувшейся до появления собственно времени то ли ничтожное мгновение, то ли целую вечность.

Бесконечность… Кажется, он растворился в ней. И ещё кажется, что вместил её, безмерную, в крохотном себе – всю без остатка. О, это ощущение несказанного могущества и порождаемого им покоя! Сладостная мука отложенного на века действия и приторное нежелание пошевелить не то что пальцем, но даже и ресницей…

Но тише, тише!.. Кажется, откуда-то из пустоты доносится голос? Зовущий и нежный, он возникает вдалеке, а если прислушиваться, приближается и крепнет. Бездна ли родила этот звук? Реален ли он? Или это очередная иллюзия? Прихотливая игра разума, истосковавшегося по земным началам?

Слова звенят подобно серебряному колокольчику, едва колыхнувшемуся в руке девушки. Девушки? Какой ещё девушки?

Он всматривается в мрак и вслушивается в тишину. Нет, это не грёзы. Нет, ему не почудилось! «Майк, Майк…» - доносится до него. Это ведь его имя? Это ведь его зовут? Ну, конечно его!

Он уже стал забывать, что рождён человеком и наречён Михаилом. Пустота безвременья высосала воспоминания. Лишь слабые отголоски сознания остались в нём. Он задумывается, пытаясь вспомнить себя и вдруг ощущает радость. Слышать этот зов ему приятно. «Зови ещё, голос! Повторяй мое имя!» - медленно думает он, и на его лице появляется тень понимания.

Кажется, он возвращается к жизни? Но откуда эта боль? Отчего бесчувственное блаженство сменяется нарастающим страданием? Кто ломает ему кости, выкручивает руки и жжёт огнём ноги? Зачем все тело пронзают кинжалы и пики? Их всё больше, они всё мельче; это уже не тысяча лезвий, это миллион игл! От них хочется кричать, но кричать он не может: сердце сдавлено лютой стужей и едва трепещет, вместо того чтобы биться.

Впрочем, холод не всесилен. Мало-помалу он отступает, унося с собой страдание и уступая место обычной боли. Но и боль не вечна! Сначала она заполняет всё тело, но с каждой секундой, с каждым ударом оживающего сердца слабеет и исчезает. Боль растворяется дрожью в руках – и чувствительность возвращается к пальцам.

Ощущение шершавой больничной простыни возникает из ничего и тут же сменяется теплом нежной кожи. Кто-то держит его за руку! Кто-то прижал его руку к своему телу и сжимает, и гладит – нежно, крепко, лаская ладонь прикосновениями пальцев и теплом дыхания.

Медленно текут минуты. Его кожа розовеет, тихое дыхание едва заметно приподнимает грудь. На губах появляется слабая улыбка.

Теперь, когда он осознаёт радость, ему видится свет – тусклый, далекий, неясный. Чувствует тепло на щеке – оно то мягкое, то сильное, то щекочущее, такое же блаженное, как полёт во тьме… Нет, не такое же. Оно сильное, невообразимо приятное и … желанное!

Он и забыл, что на свете есть желания. Увидеть её! Но в глазах песок, и чтобы открыть их, ему придётся напрячь все свои силы. Нет, он станет! Силы ему сейчас нужны, чтобы обнять ту, которая зовёт его! Если он так всесилен, что может заполнить собой всё пространство – разве трудно ему вот прямо сейчас, из мрака, из пустоты слепить женщину? Ту самую, любимую?

Нетрудно! Он же уже может двигаться? Вот сейчас он протянет руки и найдет её тело – гибкое, свежее, жаркое. Её руки скользнут по его плечам, обожгут жарким холодком грудь, обовьются вокруг шеи, притянут к себе. Не глядя, он найдет её губы и поцелует раз, и другой, и третий – заново исследуя и вспоминая тело, которое знал в мельчайших подробностях.

Вот о чём он мечтал так долго! Вот отчего не сиделось и не леталось ему в пустой тьме! Вот за кем метался он по бесконечной Вселенной – и не находил, но верил и знал, что найдёт!

- Джули… Джули, милая… Любимая… - его губы выдыхали слова, а она не давала ему говорить, осыпая его лицо поцелуями и касаясь его волос руками.