Горький сладкий плен

Глава 1. Ситхлифа

Под звуки дождя я лежала в углу своей походной палатки, корчась от голода, и сквозь дыру входа ветер доносил до меня запах мокрой травы.

В какой-то момент я услышала, как эта мокрая трава зашуршала под тяжелыми сапогами.

Кто-то шел к моему шатру. Я поднялась с подстилки, не желая показывать свою слабость.

Полог из ткани распахнулся, впустив внутрь бледный утренний свет и еще больше влажного, напитанного дождем воздуха. Дожди в Шотлене не прекращались. Лили и лили с утра до ночи. Хлестали как из ведра либо оседали на лице мелкой противной моросью. Сырой, промозглый край.

— Госпожа.

Внутрь, под блеск магических ламп, вошел один из моих воинов. Он стоял спиной к свету и казался темным силуэтом без лица.

— Мы поймали вам еду. Судя по форме ушей, это эльфы. Судя по одежде — из горного клана.

Меня затопила волна облегчения. И тут же желудок скрутило болезненным спазмом. Таких, как я, называли ситхли́фами, и мы питались чужими эмоциями. Пили их, как воду, как самое изысканное вино на свете.

Злость, страх, ненависть… Ммм.

Я так оголодала за последние дни, что в отчаянии лезла на стенки своего шатра.

Старательно пряча жадное нетерпение, я последовала за своим воином наружу, под моросящий дождь.

С каждой секундой сосущая пустота внутри становилась все шире, все глубже, доставляла все больше мучений. Я шла, прижимая руку к животу. Мокрая трава шелестела под моими ногами, размытая земля чавкала, засасывая каблуки сапог.

— Где они?

— Под навесом.

Полог самой большой палатки был поднят и хлопал на ветру. Под этой временной крышей стояли на коленях трое пленников. Их руки завели назад и, судя по позам мужчин, связали за спиной.

Длинные волосы потемнели от влаги и облепили лица. Острые уши вызывающе торчали. И правда эльфы.

Взгляд мазнул по их одеждам. На пленных были светлые рубахи, зеленые килты в клетку и грубые сапоги до колен — военная форма горцев. Те не носили штанов — оборачивали вокруг бедер длинные куски шерстяной ткани и закрепляли их на поясе ремешками из черной или коричневой кожи.

Раньше мои люди смеялись над нарядами местных мужчин, называли эльфийских воинов бабами, но, пожив в этом дождливом крае, походив по его холмам и полям, заросшим высокой влажной травой, начали посматривать на килты врагов с завистью. Наши штаны все время были грязными и мокрыми насквозь. Спасибо местной природе и погоде! А килты не пропускали влагу, ибо их делали из очень плотной шерсти. Мокрая трава не доставала до их подолов. А еще они были очень теплыми. Ночью во время долгих походов воины снимали свои килты, чтобы использовать их как одеяла.

— Вот, госпожа. Свирепые и непокорные, как вы любите.

При виде меня один из связанных мужчин зарычал, обнажая идеальные зубы.

Я почувствовала исходящие от него волны ненависти и тихонько вздохнула от облегчения. Хорошо! Голодная резь в животе притупилась.

Говорят, эльфы — красавцы глаз не отвести, но сегодня мне было плевать на их внешность. Себе в жертву я выбрала самого злого из них, того, что пытался испепелить меня взглядом.

— Милая юбочка, — глумливо протянула я, стремясь разъярить пленника еще больше.

Давай, дорогуша, накорми меня своими эмоциями.

— Это килт! — оскорбленно выплюнул эльф. — Одежда настоящих воинов!

— А правда, что под своими килтами эльфийские воины не носят белья?

Я подцепила сапогом подол его клетчатой юбки и попыталась приподнять.

Эльф зарычал, задергавшись в своих путах, но притих, когда один из моих людей приставил к его горлу острый нож. Голубые глаза сверкнули бешенством.

Похоже, сегодня я до отвала наемся сладкой ненависти.

Любовь напитала бы меня лучше, но о ней я не смела даже мечтать. Редкий деликатес. Его мне не получить никогда. Мужчины не умеют любить, а если и любят, то за красивое личико, а свою красоту я оставила на полях сражений.

Жестом я приказала вздернуть пленника на ноги.

Дождь усилился. Тугие струи загрохотали по навесу из ткани.

С улыбкой я рванула на эльфе рубаху, обнажив мускулистую грудь. Белая, гладкая, без единого волоска, с маленькими затвердевшими сосками. Кожа от холода покрылась мурашками. Или не от холода?

— Не смей! — зашипела моя жертва.

Я не собиралась насиловать этого ушастого недотрогу или причинять ему боль, мне вообще не нравилось то, что я была вынуждена с ним делать, — мне просто нужны были эмоции. Как можно больше сытных эмоций!

И я получила их сполна.

Эльфы — гордый чопорный народ. Попасть в плен для таких хуже смерти, стоять перед врагом полуголым и терпеть на себе чужие руки — настоящее унижение. Зная об этом, я вобрала в рот один из торчащих сосков.

Пленник дернулся. Над моей головой раздался рваный вздох. И сердце рядом с моим ухом заколотилось, как боевой барабан, — часто, тяжело, оглушительно.

— Убери… — прошипел эльф, задыхаясь. — Убери от меня свои грязные руки.