Город, в котором умирают ангелы

4.03.2019

К Наде Зайчик меня не пустили, объяснив крайне тяжелым состоянием девушки. Однако со мной любезно согласился поговорить ее лечащий врач.

Статный высокий мужчина среднего возраста появился через десять минут.

- Громовой Владлен Германович.

- Оксана. Подруга пострадавшей. Нади Зайчик, - я стушевалась под изучающим взглядом мужчины, почувствовала себя в разы глупее. – На днях я узнала о случившемся. Как она?

Владлен Германович промедлил с ответом, будто пытался понять, как и какими словами объяснить состояние Нади – достаточно ли я умна, чтобы разобраться в медицинской терминологии, или придется разжевывать, словно ребенку-недоучке. Наконец, он определился:

- Девушка в коме. Я сомневаюсь, что она вообще очнется. Однако если придет в себя – ходить ваша Надя вряд ли будет. В лучшем случае сможет сидеть в инвалидном кресле. А при самых оптимистичных прогнозах – даже держать в руках ложку с вилкой.

- А при самых худших? – я похолодела.

- На позвоночник пришелся ощутимый удар, вследствие чего развилось… Я прогнозирую полный или частичный паралич, Оксана. И это только в том случае, если, повторяю, если Надя очнется.

Глаза защипало. Я пошатнулась, с трудом сделала шаг к стене, и, выставив правую руку вперед, придерживаясь, медленно осела на один из пяти стульев, стоящих в ряд, для посетителей больницы.

- Только, не теряйте сознание, - Владлен Германович предупредил с ноткой неподдельного возмущения. – У меня нет времени вас откачивать. Сегодня в больнице операционный день. Я и так потратил на общение с вами законные минуты своего перерыва.

- Простите…

- Подруге понадобиться ваша поддержка…

- Да, помню, если она очнется, - передразнила я мужчину, впрочем, быстро опомнившись и одумавшись, - еще раз простите. Вы тут не причем.

- Полагаю и вы тоже, Оксана, - Владлен Германович с трудом сдержал себя, вернувшись к деловому нейтральному тону – как я поняла, высшей степени его личного человеколюбия, - полиция сообщила, что виновника ДТП арестовали. Молодой мужчина был пьян. Сложнее, оказалось, выяснить личность пострадавшей. Документов с собой у девушки не было, а за четыре дня – вы – первая и единственная, кто поинтересовался ее местонахождением и состоянием. Полагаю, полиция захочет задать вопросы и взять у вас контакты родственников…

Я похолодела. Последнее на что я рассчитывала – допрос у следователя с целью выяснить, насколько мы с Надей были близки, почему ее родственники ее не искали, и как я сама узнала об автомобильной аварии. И это, в случае, если на месте ДТП мое присутствие не зафиксировали камеры видеонаблюдения или вдруг не нашлись свидетели, готовые меня опознать. Количество вопросов могло вырасти в геометрической прогрессии.

Вдруг, решение о том, чтобы навестить Надю и разузнать об ее состоянии, показалось мне в высшей степени несуразным. В конце концов, не сама же я была за рулем того автомобиля, или за девушку сделала роковой шаг на пешеходный переход, или в лице рослого детины случайно толкнула ее на капот автомобиля. Да и случайности порой – случаются. Кто бы что не говорил.

Я поднялась со своего места, скомкано попрощалась с врачом, и хотела было уже удалиться, как Владлен Германович схватил за руку в попытке удержать на месте. Лицо мужчины исказилось, но я его уже не слышала:

- Я знаю этот взгляд; называется - «моя хата с краю»; возникает у людей, которые решили, что им проще уйти от проблемы, не вмешиваться, не помогать. Я не вправе и не в силах заставить вас, Оксана, остаться и ухаживать за подругой. Но подумайте вот о чем – раз за последние дни вы – единственная, кто хотя бы поинтересовался ее здоровьем, озадачился отсутствием, то с близкими у вашей Нади Зайчик – большие трудности. Самой ей не выбраться, а…

Перед глазами завертелся хоровод мыслеобразов будущего.

Небольшая комната со скудной меблировкой утопала в атмосфере тягучих поцелуев и страстных ласк. Она - молодая медсестра, сидела на подоконнике, обняв ногами его – талантливого состоявшегося врача. Тривиальность сцены зашкаливала. Она таяла от прикосновений, купалась в собственных чувствах; он – удовлетворял потребность, снимал стресс, с пользой проводил перерыв между операциями. Часы на стене с крупными римскими цифрами показывали десять утра, неминуемо отсчитывая конец спокойной жизни. Все изменилось, когда тучная женщина, охарактеризовать которую можно было не иначе как «баба на самоваре», настежь открыла входную дверь, видимо, довольно громко саданув ею по стене, влетела внутрь комнаты и с криками и кулаками накинулась на любовников.

Следующий мыслеобраз показал мне разорванные бумаги о разводе, выброшенные в глубокую лужу ключи от «старой» квартиры и отражение лица мужчины в боковом зеркале его автомобиля, полное внутреннего чувства разочарования и бессилия. У Владлена Германовича ни осталось ничего. Кроме медицины, о которой он подумал, обернувшись и в упор посмотрев на памятник светилы-основателя первой «столичной» больницы.

Далее будущее сулило мужчине большую, но безмолвную лабораторию. Реактивы в колбах и ретортах занимали все свободные горизонтальные поверхности; многочисленное медицинское оборудование гудело, свистело, вибрировало; стопки задокументированных исследований в человеческий рост стояли по углам. Работа кипела в отличие от внутреннего состояния мужчины. Душа Владлена Германовича еще теплилась, тлела, но уже затухала в холоде одиночества и безнадеги. Он делал что-то, только потому, что надо было делать; изобретал, чтобы не возвращаться хотя бы пару лишних часов в арендованную однушку на краю «столицы».