Госпожа Агнесса и эльф

Часть 1

Ох, уж эти мне эллины! Этот язык!

Уж и как не вникал я в него, а не вник —

между тем, не последний, по общему мнению, был ученик)

© Михаил Щербаков

— Вот, достойнейшая Агнесса, как видите, и вдалеке от столицы есть цивилизация, — голос городского наместника сочился самодовольством, — город наш небольшой, но стоит на торговых путях. Золото, благовония, ткани — всем торгуем, всё имеется… Красивым женщинам должны нравиться наряды и украшения.

Слова обкатанными голышами скользили по краю сознания; толстяк, говоривший неприятные банальности, в одной фразе намекнул, что для столичной цацы она одета слишком просто и оценил её красоту — как товар, который он хотел купить. И это было проблемой.

Схожие обстоятельства привели её сюда: будучи выданной замуж совсем юной за богатого старика и овдовев, замуж молодая вдова более не стремилась, приобретя тайное отвращение к мужчинам. Чем разочаровывала родственников — и своих, и со стороны умершего мужа. Тех и других удалось кое-как подкупить, щедро поделившись наследством. По итогу от крупного состояния остался дом в портовом городе Сиамара да поместье поблизости от него, с оливковыми и гранатовыми рощами, виноградниками, плантациями роз и прочими сельскохозяйственными угодьями. И сладкая, кружащая голову свобода жить одной, не становясь имуществом мужчины. И это было настоящим чудом.

Тем неприятнее было сразу по приезде получить приглашение наместника, владевшего, как выяснилось, домом по соседству. Отказать было нельзя, и Агнесса прокляла своё любопытство — надо было сразу ехать в имение, не задерживаться в городе, но так хотелось посмотреть на знаменитую своей красотой жемчужину побережья Сиамару. И она вчера купалась в море, а потом, в сопровождении только управляющего имением, бродила по рынку. В лёгкой одежде, с распущенными волосами. Торговалась за сердоликовые бусы; бестрепетно, не боясь, что осудят за неженское занятие, рылась в свитках и купила несколько штук; ела скумбрию, жаренную на черепках; шутила и смеялась с торговцами — обретённая свобода пьянила, и эйфория лишила обычной сдержанности. Всего на день, но и того хватило.
Надежда на то, что это деловой интерес, испарилась в первые минуты встречи — во всяком случае, финансовые активы вдовы интересовали городского голову исключительно как приданое. Таким же активом он, похоже, считал и внешность женщины, и периодически по-хозяйски взглядывал на её мраморные плечи и тяжёлый узел янтарных волос.
И себя продавал: пузо, обтянутое парчой; толстые пальцы в массивных кольцах; драгоценное розовое масло, стекающее с волос и мешающееся с потом — ещё бы, полдня мотаться по жаре, показывая приезжей, якобы из чувства гостеприимства, свои корабли, лавки и роскошный дом.

— Достойнейшая Агнесса, кроме того, я торгую рабами. Мы можем посетить эргастул: как раз подвезли новую партию товара — возможно, вы захотите выбрать себе служанку. В вашем доме, я слышал, пока мало рабов… или, если желаете, можем спуститься в подвалы, я покажу драгоценности, достойные вашей красоты, — и его взгляд снова с оттенком похоти и сожаления прошёлся по простой одежде гостьи, — я настаиваю, чтобы вы приняли подарок в знак дружбы и взаимного согласия между нами.

Он уже указывал на лестницу, ведущую в подвал.
«Там точно начнёт лапать… что угодно, только не это. И ведь как внаглую предлагает помолвочный дар — понимает, что деваться мне некуда. Отказать напрямую — так к родственникам обратится, а уж они не откажут… нет, надо что-то придумать и вывернуться».
Улыбнулась, скромно опуская глаза:

— Достойнейший Зебедес, лучше эргастул, — и отвернулась к выходу.

Хозяин с лёгким разочарованием последовал за ней.
«Сейчас дойду до эргастула, поброжу, как будто интересуюсь, а потом сделаю вид, что стало плохо и уйду отсюда наконец. Без подарочка. Дура, не догадалась сразу уехать, или хоть хромать и заикаться на людях… Ну ничего, отважу как-нибудь».

Собиралась осенняя гроза, со стороны моря горизонт почернел, духота давила и скрип цикад из сада становился всё слышнее. Наместник пах розовым маслом как целый розарий; удивительно, но при отсутствии ветра из порта всё равно доносились запахи гниющей рыбы и тины. Симулировать плохое самочувствие не приходилось, но Агнесса терпеливо (о, жизнь в браке научила её терпению!) выжидала момент, а покамест строила из себя сладкую покладистую дурочку, выказывая чрезмерное восхищение деловой хваткой и богатством наместника. И радовалась про себя, что она хотя бы не рабыня.

— Достойнейшая Агнесса, присмотрели кого-нибудь из этих бездельников? — градоправитель позволил себе пошутить и сам шутке засмеялся.

«Так, сейчас пройдусь до конца эргастула и скажу, что подурнело от запаха немытых тел», — делая вид, что раздумывает, прошла подальше и остановилась, как вкопанная.
В конце эргастула земляной пол обрывался выгребной ямой, на дне которой среди нечистот белело обнажённое тело.

— Эта падаль не стоит вашего внимания, прекрасная Агнесса, прошу, не оскверняйте свой взгляд лицезрением, — наместник чем-то слегка смутился, — я думал, нелюдь уже сдох и выброшен, а то бы не позволил вам увидеть непотребство.

— Нелюдь? — Агнесса подняла брови.

— Да. Эльф, — в голосе наместника слышалась досада, — купил в столице, у вельможи одного. Большие деньги отдал. Вельможа всё нахваливал песни его… и прочее обхождение. Врал небось, порченый товар продал, потому что у меня этот раб не пел. Уж его и запугивали, и вразумляли по-всякому, да без толку — только смотрел пустым взглядом и молчал. Никакого удовольствия.

В этом месте достойнейший Зебедес вдруг забегал глазками и Агнессе в полутьме эргастула показалось, что он даже чуть покраснел.
«Понятно. Мужеложец. Замучал насмерть светлого эльфа, и ничего ему… И меня так же замучает, задавит руками своими сальными», — с глухой бессильной злобой подумала, вслух же сказав иное: